Александр Нежный
Александр Зорин. Вверх по водопаду.
– Берлин: Lulu, 2025. – 640 с.
Первые стихи этого большого тома помечены датами: шестьдесят второй, шестьдесят третий, шестьдесят четвёртый годы и напоминают зарисовки с натуры. Вот отправившийся в море матросом на рыболовецком траулере автор заливает в бочки воду (стихотворение так и называется – «Заливаю бочки водой»); вот «загоняют» ночной улов в бочки; вот вытягивают из моря наполненный рыбой трал («Лебёдка ржавая скрипит, прокручивая трос на стыках…») И Зорин, и я, и многие другие задумывавшиеся о творчестве молодые люди в ту пору были уверены, что для познания жизни непременно надо уйти в море, поступить в геологическую партию, уехать подальше от дома, желательно – на Курильские острова или на Камчатку… Ничего худого в этом стремлении не было. Больше того, увиденное в дальних краях подчас отзывалось ярким образом, отточенной строкой, нетривиальной мыслью и уж, во всяком случае, для духовного становления личности было куда полезнее, чем умение с молодых ногтей делать деньги. Одно из самых своих пронзительных стихотворений Зорин не написал бы, если бы однажды ночью у костра не стал свидетелем стычки, когда «…в кружки спирт бежал без промедленья». Но не ради описания пьяной и слепой человеческой ярости написано стихотворение. Оно о другом – о скорби Создателя о своём творении, утратившем человеческий облик. «Ну а когда зачинщики бузы / осатанело за ножи схватились, / я видел, как над нами две слезы / по небу отступившему скатились». Это и есть то драгоценное зерно истины, которое поэтический труд добывает из многоразличных жизненных обстоятельств.
Думаю, Зорин начал своё «Собрание стихотворений» (так он определил том своего избранного) со стихов, написанных целую жизнь – шестьдесят лет назад(!), вполне сознательно: чтобы у любящего поэзию читателя сложилось ясное представление о долгом творческом пути поэта, о том, как изменилась, стала и сильнее, и глубже его поэзия, и как в центре его поэтического пространства в конце концов оказался человек во всём многообразии его внутреннего мира.
Что ведёт Зорина – из года в год, от стиха до стиха, от книги до книги? Поэтический дар? Несомненно, ибо подлинный дар всегда в поиске мысли и слова. Сознание гражданина, ответственного за судьбы Отечества? Да – и мы находим этому прямые подтверждения в его поэзии. Но есть и главный, мне кажется, поводырь – чувство правды: «…будь верен ей до запятой, / как истине – мученик кроткий». Однажды определив для себя это credo, Зорин неукоснительно следует ему. И о чём бы он ни писал – о любви (без откровенной чувственности, бережно и нежно, словно удерживая бабочку в осторожных пальцах), о творчестве, которое он сравнивает с метанием копья («Бросок и тень копья в трепещущем стихе»), о нашей жизни, каждое или почти каждое его стихотворение отмечено чистым и чуждым малейшей фальши звуком и тем драгоценным сплавом мысли и чувства, который отличает истинную поэзию.
Надо отметить не оставляющую его тревогу за человека, за мир, за свою страну. Тем ли путём движется человечество? в ладу ли с собой живёт человек? какое начало одержит верх в русской судьбе – жестокое, мрачное, азиатское, уже унёсшее миллионы жизней, или светлое, основанное на культуре и уважении к человеческому достоинству? Горький звучит на эти вопросы ответ: «Может ли что-то из блудного месива / путное вырасти – в мокрой дыре? / Снова зовёшь ты: Христа или кесаря? / Где: в колыбели, на смертном одре?»
Поэзия Зорина христоцентрична, поэтому у него нет сомнений, каким путём должно идти человечество. Тем мучительнее для него сознавать, что мир в своём большинстве отказывается от Христа, отвергает указанный Им путь и выбирает дорогу без Бога, дорогу, ведущую в катастрофический тупик. «Народ без слова Божьего – пучина, / выталкивающая на поверхность сонмы бестий». Последняя инстанция истины для него – Христос. На пути к нему Зорину повстречался поистине великий человек и священнослужитель отец Александр Мень, встреча с которым стала началом его обращения. «Улыбка отца Александра / – на землю прорвавшийся свет…» И трагическая гибель отца Александра отозвалась воплем скорби, боли и так и неразрешённого недоумения: «Это ж надо такого мужа убить!»
Завершает «Собрание» стихотворение о «бесстрашном» соловье, поющем свою песню «над разбухшей загородной свалкой». Как бы ни было безрадостно и безотрадно время, сколько бы несчастий ни переживал человек, как бы ни отчаивался он и как бы ни клял судьбу – «чок-чок – сверкает звёздный лучик… / На бренный ужас невзирая, / а может быть, и вопреки».
Таковы и судьба поэта, его призвание, которым следует Александр Зорин.