Руфина Максимова,
Феодосия
Настроение
Я не люблю домашние банкеты,
окутанные сигаретной мглой.
Степенно вянут после них букеты,
и колет время возраста иглой.
Потом на кухне в позе светской дамы
перебираю мысленно года,
где было всё: комедии, и драмы…
Продымлена банкетная еда.
Читаю. Предо мною сам Моэм.
Я – дама. Но салат из банки ем.
Сей завтрак за столом на восемь мест.
Седая грусть салат из банки ест.
Чья вина?
И их не обошла война,
тех, кто родился в зоопарке.
Эвакуируют в запарке
кого-то, но когда страна
теряя города и сёла,
людей теряла день за днём,
в картине этой невесёлой
уже не помнили о нём:
о зоопарке очень старом,
где жили звери много лет,
где слон – огромный и усталый –
счастливый доставал билет
из чудо-урны для ребёнка…
Снаряд платформу разметал…
Дымилась на земле воронка…
Вновь падал яростно металл
всё ближе к городу, всё ближе,
сметая на своём пути
живых, и тех, кто неподвижен.
Куда бежать! Куда идти
зверью, горящему в вольерах?
Их крик летел разрывам вслед
сквозь боль, утраченную веру
в людей, так изменивших свет.
Застыли в памятниках каменных
солдаты. В том и их вина,
что где-то в небыль звери канули,
что уничтожила война
их, вырванных из рук природы,
не защищённых от людей,
когда безумствуют народы
во имя призрачных идей,
когда кричат творенья Божьи
в среде, где правят зло и ложь,
когда самой планеты кожа
уже испытывает дрожь
от ярости или от страха,
что ввергнут в мир в последний час,
когда воссоздавать из праха
придётся ей уже и нас.