Ксения Август. Семь Я: поэтическая книга. – Калининград: Полиграфычъ, 2024. – 118 [1] с.
Смотрю на обложку новой поэтической книги калининградки Ксении Август.
И сразу же – ещё до всего – подступает забавное, чуть ли не «детское» размышление: с такой фамилией нельзя не заниматься искусством. Вот вам и Август. Сразу вызываются из памяти названия классических произведений, и сразу же гудит «пастернаковская» нота, отзываясь «фолкнеровским» эхом. А то, прости господи, и философской сказкой Гессе.
И не послышится ли скерцо «Август. Жатва» из фортепьянного цикла Петра Ильича?
…Любопытно, думала ли обо всей этой «отражённой этимологии» сама поэтесса?
Бог весть. Только язык наш, точнее, его поэтическое бытование – всё-таки сильнейшая из стихий вослед огню, воде, воздуху и земле. Очень сильная.
Но вот о чём Ксения точно не могла не подумать хотя бы раз – так это о бесконечном «лексическом приключении» того названия, которое она передала своей книге: «Семь Я».
Спросим себя: ну кто не поднимал (от нечего делать или по лёгкому «озарению») – в именовании главной «ячейки общества» – последнюю букву со строчной до прописной? Да почти все хоть раз это делали! Я даже в названиях газетных рубрик припоминаю эту нехитрую конструкцию: была, значит, товарищи, «семья», и стала, понимаешь, «семь я».
Август поставила нас всех в безвыходное положение. Она, выражаясь экономически, словно бы переписала все активы на себя. Ибо в её случае так и есть: «Семь Я», и никак иначе. Такая уж тут судьба, такая музыка и такая поэзия. Такие тут корни и всходы.
Недавно мы увиделись в столичной телестудии: авторское чтение стихотворений для межпрограммного цикла «Три минуты тишины». Ксения приехала на съёмку с концертным платьем в охапку (после телезаписи ей надо было бежать на свой концерт – ведь она же, помимо прочего, практикующая пианистка).
Фортепьянные переливы звучат почти в каждом её стихотворении.
Что ни говори, но пишущий стихи музыкант – это как самолёт-амфибия, ей-богу.
Книга «Семь Я» – начиная с главы «Материнство» и до раздела «На перепутье» – мне привиделась как своеобычная пятичастная симфония, напоминающая структуру бетховенской «Пасторальной». Кстати, закончив эту вещь, 37 летний Людвиг обронил, что она является «бульшим выражением эмоций, чем красок». У Ксении же из рода Август – эмоции и краски что две головы державного орла, только смотрят они не в разные стороны, а друг на друга. Того и другого здесь примерно поровну и вдосталь.
Я только тень кого-то, только часть,
но я умею плакать и звучать,
прощать и тьмы касаться,
не темнея,
рубить мосты и строки сгоряча,
и больше ничего я не умею…
(«Я не умею, Господи, прости…»)
Старейший калининградский прозаик и поэт Олег Глушкин поделился в предисловии к «Семь Я» выношенным наблюдением: «…счастливое обстоятельство – естественное сочетание музыки и слова, рождённое тем, что жизнь в музыке и слове равнозначны для Ксении. Новая книга представляет автора, не только увлечённого музыкой стиха и образностью, но и разворачивающего истоки судьбы, связь поколений и преемственность семейных традиций. «Дочь русского морского офицера и внучка удалого моряка», опирающаяся в жизни на любовь родителей, и сама продолжает эту любовь… Мать четырёх детей, она не только стихом, но и всей своей жизнью доказывает это...»
Автор пронзительного романа «Анна из Кёнигсберга» и таинственного «Призрачного острова» хорошо знает, о ком (и о чём) говорит, ведь он знаком с растущим поэтическим космосом Ксении Степановны и её личной судьбой издавна.
На самом деле, классической «пасторальности» – хоть мы и не просто так помянули Людвига Ван Бетховена – в «августовской симфонии» я вам искать не посоветую.
Впрочем, вослед великому создателю фортепианного стиля, наш поэт смело и постоянно вводит в свои беспокойно-счастливые стихи свежий инструментарий: «…и может быть, всё же и я дорасту до ребёнка, / когда-нибудь, Господи, я до него дорасту» («Будьте как дети, Христос говорил…»).
А в предшествующей строфе – не пароль ли ко всей этой доверчиво-своенравной прибалтийской просодии: «…бегу по волнам и песком набиваю карманы, / и верить стараюсь всему, и живу без обмана, / и знаю: дороги ведут все не в Рим, а в семью»?
Когда-то критик Корней Чуковский, восхищаясь языком Василия Розанова, выразился в том смысле, что вот приложишь к иной странице его текста ладонь – так тут же потянет теплом. Читая книгу «Семь Я», я вспоминал и это сравнение. С теплом, Август.
Павел Крючков, редактор отдела поэзии журнала «Новый мир»