Алексей Попов
Родился в 1950 году в селе Большелуг Корткеросского района Коми АССР. Окончил Сыктывкарский государственный университета имени Питирима Сорокина. Автор десяти книг прозы и более тридцати пьес. Прозаические произведения и пьесы переведены на марийский, удмуртский, татарский, чувашский, коми-пермяцкий, хакасский и другие языки народов России, а также на финский, французский, болгарский, эстонский и венгерский языки. Его пьесы ставились в Болгарии и Франции. Член Союза писателей России. Лауреат многих премий, в том числе международных. Народный писатель Республики Коми. Живёт в Сыктывкаре.
Снимок
До и после войны у устья Вишеры и вдоль Нившеры строили рабочие посёлки. Туда свозили раскулаченных, власовцев и бандеровцев из разных уголков Советского Союза. Иногда и военнопленных привозили. Только в середине пятидесятых некоторым из них разрешили уехать домой.
Мой папа, ветеран войны, вернувшийся с фронта с одной ногой, многих ссыльных рабочих знал лично. Когда и где познакомился – не знаю.
Одним осенним утром к нам домой зашли мужчина и женщина. Мужчина нёс на руках мальчика лет шести, примерно моего возраста.
– Заболел сильно. Не знаем, удастся ли довезти до дома живым, – сказала женщина.
Гости собирались у нас переночевать и с утра пешком перейти Мусюр – так до сих пор называется дорога между Большелугом и Сторожевском. Слушая разговоры взрослых, я понял, что добираться до дома им придётся очень долго – аж до какой-то Западной Украины. Там вырос мужчина. А жена была из местных, на коми говорила. Мужик тоже изредка вставлял в речь коми слова – видать, успел кое-что выучить за годы в рабочем посёлке. Я слышал, как он несколько раз сокрушенно повторял:
– А если сын умрёт в дороге? У нас даже ни одного снимка с ним нет...
– Из местных Михаил Анисимович фотографией занимается. Пойду позову, – сказал отец.
Оделся и, опираясь на палку, отправился на край села. Там жил его друг, Михаил Анисимович, у которого на войне раздробило кости обеих ступней. Ходил он только с помощью костылей.
До сих пор перед глазами стоит картина, как отец с другом добираются до нашего дома. Вечер, идёт осенний мелкий дождь. По размытой грязной дороге приближаются двое. Один тяжело опирается на палку, а другой прыгает на костылях. Поскальзываются, оступаются, но идут, чтобы сделать снимок мальчика. Для мужчины, который, может, против них же и воевал – кто знает, за что именно его сослали в рабочий посёлок? Но об этом никто не думал. Для отца и Михаила Анисимовича мужчина был прежде всего человеком, который отправился в дорогу с больным ребёнком.
Мальчика сфотографировали. На следующее утро Михаил Анисимович принёс готовый снимок и супруги продолжили путь. Отец снова взял ребёнка на руки и понёс. Мне тогда очень хотелось, чтобы мальчик доехал до дома живым. До сих пор надеюсь, что так оно и случилось.
Пятидесятые санки
Пётр Павлович считался в селе главным мастером на все руки. Остальные, конечно, тоже многое умели: кого-то называли лучшим трактористом, кто-то выделялся умением красиво говорить. Но по столярной части Петру Павловичу не было равных. Из дерева он мог сделать всё что угодно – и резную утку, и дверь для избы. Лучше всего у него выходило мастерить санки – они получались красивыми, лёгкими и прочными.
Но однажды Пётр Павлович наотрез отказался их делать. Односельчане всячески старались его умаслить, уговорить, но мастер стоял на своём. И причины никому не рассказывал.
А произошло всё очень давно, когда Пётр Павлович пробовал делать свои первые санки. Где-то пять штук всего смастерил к тому времени. И вот приснился ему один сон – будто заходит к нему во двор очень некрасивая женщина. Наверное, сама Смерть. А Пётр Павлович как раз во сне санки делал. И чувствует он, что в спину впился чей-то острый взгляд. Поворачивается – а там стоит та самая некрасивая женщина. Рта не раскрывает, но слова звучат в голове: «Сделаешь пятидесятые санки и сразу же умрёшь. Вобьёшь последний клин – упадёшь замертво».
После этого прошло много лет. Каждый год Пётр Павлович делал по несколько саней – и вот настала очередь пятидесятых. Их он мастерить отказывался. Что бы ни говорили, отвечал: не буду, и всё тут! Но недавно дочка снова принялась выпрашивать:
– Папа, когда ты нам новые санки сделаешь?
– Старые ещё хорошо ходят, – ответил Петр Павлович.
– На старых вдвоём не покатаешься! Одного посажу, а другого на руках нести, что ли? – упрямилась дочь.
У Петра Павловича подрастали двое внуков. Ели хорошо, крепкие вымахали. Таких даже взрослый мужчина еле поднимет, что уж говорить о худышке-дочери. И вот Петру Павловичу уже второй день не спалось. Он даже сердился на некрасивую женщину из сна – ведь только из-за неё всё так получилось. Потом Петру Павловичу пришла в голову дельная мысль – смастерить двое санок одновременно. Детям ведь всё равно одних не хватит, да и таскать сразу двоих мальчиков дочка не сможет. А так пусть одного катает она, а второго... Да хоть бабушка. Позовут её – и дело с концом.
Через несколько дней пара маленьких санок была почти готова. Пришло время заколачивать последние клинья. Поставил Петр Павлович санки перед собой, вставил в них два клинышка. Потом взял по молотку в каждую руку и одновременно ударил. Так получились у него не пятьдесят санок, а пятьдесят одни.
Но страх всё равно не отпускал – сердце бешено билось до самой ночи. Пётр Павлович всё сидел и смотрел в окно, вглядывался в зимнюю темень. И в какой-то момент почувствовал на себе тот самый острый взгляд. Обернулся – и может быть, почудилось ему, но увидел в углу дома ту самую страшную женщину. С очень злым лицом – видать, разозлилась, что её перехитрили. На этот раз она ничего не сказала – просто исчезла. А Пётр Павлович и поныне жив. Говорят, готовится делать свои сто десятые санки.
День памяти
Полина Ивановна проснулась очень рано и в прекрасном настроении. Целый год она ждала дня, когда снова станет нужной людям. Особенно высокопоставленным лицам. В последнее время Полина Ивановна, казалось, жила только ради этой даты, которая стала для неё чем-то вроде отдушины. В этот день очень много лет назад умер её муж, известный композитор.
За него Полина Ивановна вышла в молодом возрасте и была этим более чем довольна. А как же иначе? Ведь она стала женой знаменитого человека. Композитора, которого уважали даже самые высшие чины. Сердце Полины Ивановны радостно билось, когда она видела, как прохожие провожают её и мужа взглядом. Женщины, конечно, завидовали. По крайней мере, так думала Полина Ивановна. Ну и что, что супруг был намного её старше? Зато на концертах и приёмах он сидел рядом с самыми видными в правительстве людьми. И, естественно, Полина Ивановна восседала там же. Ей нравилось то, с каким почтением обращаются к ней эти видные чины. Другие женщины с такими людьми никогда и рядом не стояли. Да что уж там, они и помышлять не могли о том, чтобы вести с ними непринужденный разговор. А она, Полина Ивановна, могла.
Годы шли. Муж, конечно же, состарился. В конце концов, ей уже стало не так приятно вышагивать рядом с шаркающим стариком. Но многие всё ещё узнавали его и продолжали уважительно здороваться. В такие моменты радость бальзамом лилась на сердце Полины Ивановны. Ведь вместе с мужем восторженные приветствия получала и она сама. Но вот пришла пора супругу отправиться на свет иной. После этого скорбного события композитор снова стал необычайно знаменит. О нём писали в газетах, его имя с утра до ночи повторяли по радио и телевидению. Звучала им написанная музыка, которую уже давно никто не слыхал. На похороны пришли все правительственные чиновники. Они хором выражали свои соболезнования Полине Ивановне, и та вдруг превратилась в видную особу, которую все знали и уважали благодаря смерти мужа. Возле могилы звучали речи, в которых перечислялись все громкие звания композитора. Не забывали сказать пару добрых слов и вдове. Самый видный чиновник даже подошёл к Полине Ивановне и сочувственно сжал её ладони в своих.
Спустя время имя супруга, конечно, снова подзабылось – стерлось из повседневной жизни. И только раз в год до Полины Ивановны снисходило то золотое сияние, ради которого она и выходила замуж. К ней домой приезжали чиновники, видные деятели культуры. Хвалили композитора и вспоминали, какой огромный вклад он внёс в искусство. Говорили, что за это его будут помнить вечно. По телевидению и радио снова звучали те самые песни. Потом Полина Ивановна в окружении толпы навещала могилу мужа и слушала привычные хвалебные слова.
Но с каждым годом число гостей редело. Вместо песен на радио звучали лишь небольшие отрывки из них. Менялись люди в правительстве. Домой к Полине Ивановне приходили чиновники, которые лишь краем уха что-то слышали о её супруге, но ради приличия всё же заходили почтить его память. Людей, которые знали композитора при жизни, становилось все меньше.
Сегодня утром Полина Ивановна снова ждала посетителей. Надеялась, что сейчас, как в старые времена, нагрянут в гости, посидят, а потом толпой отправятся на кладбище. Пожилая женщина уже неделю готовила угощения, чтобы хватило и на стол накрыть, и на могилу увезти. Вот уже десять часов наступило, но никто не постучался. Полина Ивановна включила телевизор и принялась листать каналы. На каждом рассказывали о том, какие безобразия творятся в мире. По радио крутили какие-то неизвестные песни. После одиннадцати Полина Ивановна, вздыхая, оделась, положила в сумку немного еды и на автобусе отправилась на кладбище. В груди теплилась надежда: а вдруг сегодня люди отправились прямиком на могилу композитора, просто не заходя к ней? Но возле памятника никого не было. Полину Ивановну охватила невиданная доселе тоска. В этот момент она поняла, что уже никому не нужна.
Перевела Анастасия Попова