Беседу вёл Владимир Сухомлинов
Сам термин «Дранг нах Остен» (с немецкого Drang nach Osten – натиск на восток) появился в Германии в середине XIX века. Потом его использовали не только в националистических дискуссиях. Но и на практике. Самый жестокий Дранг нах Остен начался в 1941 году, когда была развязана война против СССР на основе расовой ненависти арийцев к людям «другой крови» и стремления Гитлера расширить немецкое «жизненное пространство». Чем всё завершилось, известно. Но военная история исследована далеко не полностью. В 2012 году Указом Владимира Путина возродили Российское военно-историческое общество (РВИО) – до революции 1917 года – Императорское Русское военно-историческое общество. Председателем РВИО стал министр культуры Владимир Мединский, который руководит им поныне. Общество имеет авторитет в научной среде, у граждан, молодёжи. Научным директором РВИО является известный специалист по изучению истории Великой Отечественной войны, доктор исторических наук Михаил Мягков. С ним встретился обозреватель «ЛГ» Владимир Сухомлинов. Вот их разговор.
– Михаил Юрьевич, не только в России, но и в мире задаются вопросом: можно ли было избежать войны? Есть версия, популярная на Западе, согласно которой Гитлер якобы не хотел воевать с СССР, а лишь намеревался проучить Сталина.
– Да, войны можно было избежать, хотя сделать это было весьма трудно. Во-первых, итоги Первой мировой не были окончательными. Французский маршал Фош после подписания в 1919 году Версальского договора сказал: «Это не мир, а перемирие на двадцать лет». Оказался прав. В 1939-м началась новая война. Победители первой продиктовали в Версале такие условия Германии, которые поставили её не только в положение второсортной страны, но и фактически унизили. Она должна была существовать как страна-банкрот. Не прошли и судебные процессы над реальными виновниками войны. Заботились, чтобы больше получать прибыли от поверженного противника. В Германии стали возникать реваншистские настроения, чем воспользовались нацисты. В 1923-м состоялся Мюнхенский путч Гитлера, стала стремительно расти нацистская партия, НСДАП. В январе 1933 года гитлеровцы пришли к власти.
Ещё важный момент. Версальский договор и дополнения к нему не учитывали позицию и вес Советской России, а потом СССР. Нас-то и в Лигу Наций приняли только в 1934-м. А как без такой огромной страны строить надёжную систему международной безопасности?
При этом даже после прихода Гитлера к власти можно было предотвратить наихудший сценарий. Стоило только прислушаться к предложению СССР. Нарком по иностранным делам СССР Максим Литвинов с трибуны Лиги Наций заявил о необходимости проведения политики коллективной безопасности. Для этого Англия, Франция, США и Советский Союз должны были бы встать стеной против возможной агрессии гитлеровской Германии. Увы. Голоса СССР не услышали. Действия Англии и Франции вылились в «политику умиротворения», как принято говорить у нас, и это точное определение. Что бы ни творила Германия, либо этого не замечали, либо даже одобряли. Вот началась Гражданская война в Испании. Западные страны объявили о «невмешательстве», что, по существу, шло в плюс профашистскому правительству генерала Франко. В марте 1938-го произошёл аншлюс Австрии – её поглотила Германия. Вокруг молчок, только СССР был против. Венцом всего стало Мюнхенское соглашение 1938 года. Руководители Англии и Франции, встретившись с Гитлером и Муссолини, фактически предали Чехословакию, своего союзника. В руки Гитлера сначала перешла Судетская область, где проживали наряду с чехами судетские немцы, а потом вся страна. Польша повела себя, как отзывался о ней Черчилль, подобно «гиене»: отхватила от Чехословакии Тешинскую область. Венгрия взяла Подкарпатскую Русь.
Удивительно, но тогда Чемберлен, Деладье, чему немало подтверждений, относились к Гитлеру как к «своему парню». Да, опасен, да, какой-то не такой, но не варвар русский. К чему привела недальновидность – знаем. После поглощения Чехословакии посол США в Испании К. Бауэрс откровенно сказал: «Мюнхенский мир за одну ночь свёл Францию до положения второсортной державы». Чемберлен, вернувшись в Лондон, заявил, что «привёз мир», но даже английские газеты не поверили. Иронично писали, что это был «мудрый план продать своих друзей, чтобы заплатить врагам».
В СССР осознавали: следующий шаг будет против него. «Политика умиротворения» разваливалась как карточный домик.
– То есть ни о каком «поучении Сталина» не было и речи, это лишь версия. Всё целенаправленно двигалось к захватнической войне?
– У Гитлера давно возник такой план. Для него война была не только способом держать власть, но и путём достичь экономической состоятельности Германии. Ведь она, я уже упоминал, была банкротом. Гитлер даже выпускал облигации – бумаги, ничем не обеспеченные, но позволявшие германским промышленным гигантам, в том числе «Рейнметаллу», «Круппу», «Сименсу» и другим, выпускать продукцию, держаться на плаву. Пушки вместо масла – много раз повторялось в истории. Видим это и сегодня.
– Насколько реальными были шансы столкновения СССР не с Германией, а с коалицией западных государств, включая Англию и Францию?
– В 20-х и 30-х годах прошлого века в СССР не только руководство, но и население ощущало себя в положении осаждённой крепости. На западе враждебные страны, на востоке – Япония, которая оккупировала большую часть Китая. Мы могли оказаться в ситуации войны на два фронта.
Изучая материалы военных архивов, видишь, что до прихода Гитлера к власти в 1933-м, у нас в оперативных военных планах главным противником считалась Польша. Это же она во время Гражданской войны захватывала Киев и Минск, вела себя агрессивно в межвоенный период. И дело не только в захвате земель, но и в жестоком отношении к населению, к тем же украинцам и белорусам, находившимся под гнётом Второй Речи Посполитой. С приходом Гитлера к власти у руководства СССР ещё оставались надежды, что Англия и Франция выступят вместе с нами против фашизма. Хотя иллюзий не было. Особенно после Мюнхенского сговора. Вслед за ним, а это 1938 год, Англия и Франция заключили договоры о ненападении с Гитлером.
Возникал естественный вопрос: а не двинут ли они совместно на нас? Плюс ко всему был договор Пилсудского с Гитлером 1934 года. Вывод окреп в ходе советско-финляндской войны 1939–1940 годов, когда Финляндию поддерживала и Англия, посылавшая оружие и добровольцев, и Франция, не говоря уж о Германии. Был и англо-французский план «Пайк» (в переводе «Остриё копья») о нанесении бомбовых ударов французской и британской авиацией с аэродромов в Сирии, Ираке по СССР, в частности по Бакинским, Грозненским нефтяным месторождениям, по порту Батуми: планировали лишить СССР нефти, ведь, к примеру, в Баку добывалось более 90 процентов советской нефти. Был план высадить десант в Мурманске.
Такие картины рисовались до июня 1940 года, когда Францию разгромила Германия. Эти замыслы не фейк, как сказали бы сейчас. В планах просчитывалось участие сухопутных и морских сил, авиации для войны с СССР. И даже когда Франция и Англия пришли в состояние войны с Германией, планы действий против СССР всё ещё прорабатывались.
– Тогда же забрасывали мысль, что Сталин сам готовил нападение на Германию, а Гитлер во избежание «агрессии» лишь нанёс упреждающий удар. Насколько это так?
– Наше поколение историков, люди моего возраста, которым сейчас 50 плюс, познакомились с этой «теорией», вернее говоря, с явной ложью из книги писателя-перебежчика Суворова (настоящая фамилия Резун) «Ледокол». Она и у нас была опубликована в 1990-х. Позже выяснилось, что на Суворова работала команда из различных спецслужб, британской прежде всего. Но откуда фантазии возникли?
Если читать немецкие пропагандистские материалы, которые есть и в библиотеке РВИО, узнаёшь, что в июле 1941 года немцы выпускали агитационные брошюры, смысл которых в том, что Германия начала войну против «еврейско-коммунистического режима». А режим-де хотел напасть на Германию. Поэтому, следовал вывод из этой агитации, Германия должна завоевать СССР, создать «новую Европу», объединённую под нацистской свастикой и ведомую Гитлером. И каждый кусочек её будет иметь профит, хороший доход за счёт СССР. Отсюда и ложь про «агрессию» Сталина. Она развивалась потом в мемуарах немецких генералов, в фабрикациях западных спецслужб. В 1960–1970-е годы версия часто муссировалась на Западе. Не случайно такие книги издавались там миллионными тиражами. В 1990-е версию подхватили наши либеральные историки, стали из пальца высасывать коварные сталинские «планы», навязывая потребителям поиск чёрной кошки в тёмной комнате. Кошки не было, а подгонялись исковерканные сведения, перевирались даже реальные высказывания.
За бортом оставалось главное: для любой войны нужно политическое решение. В СССР были планы Генерального штаба, которые разрабатывались в 1940 году и в начале следующего, где предусматривалась возможность войны, но всегда отмечалось: война начнётся с нападения Германии. Потом, уточнялось в планах, мы станем наступать, остановив атаки врага. Необъективные историки могли выхватить любое слово, перевернуть на свой лад. Так обошлись с документом, подписанным Георгием Жуковым, о плане стратегического развёртывания не позднее 15 мая 1941 года. В нём, да, предписывалось: мы можем начать наступление. Но – обозначалось чётко – в ответ на то, что Германия может провести неожиданное нападение на СССР. Ни слова, что мы сами начинаем войну, вторгаемся. В отличие от немецкого «Плана Барбаросса».
Наши военные стратеги из Генштаба и Наркомата обороны мыслили войну прежде всего как оборону наших границ в расчёте быстро отразить нападение, сделав это «накоротке». Термин ввёл выдающийся советский военный историк генерал армии Махмуд Гареев. Он так описывал стоявшие перед Красной армией задачи: накоротке отразить атаку и затем гнать противника на запад, наступая по неприятельской территории. И как можно обвинять СССР в агрессивности, если две трети цемента, который страна изготавливала в 1940–1941-м, шло на укрепление так называемой линии Молотова, новых наших границ? Да, армия перевооружалась, создавалась новая боевая техника, всё это так. Благодаря моему учителю, историку Олегу Александровичу Ржешевскому, недавно от нас ушедшему, были открыты новые документы, касающиеся этой темы. Из них следует, что незадолго до войны Политбюро ЦК ВКП(б) обсуждало вопрос о возведении оборонительных линий. Первая – «фронтовая», по линии новой госграницы. Вторая – «стратегическая», примерно по линии старой госграницы 1939 года. Была и третья – «государственная», уже вблизи Москвы, район Можайска. Её, кстати, стали возводить летом 1941 года на основе этих расчётов.
Сталин прекрасно понимал и опасался (это выявил наш замечательный военный историк Виктор Александрович Анфилов), что любые военные приготовления, которые делаются без учёта политической ситуации, могут случайно спровоцировать противника. Например, если размещать войска слишком близко у границы и вести их боевое развёртывание. Или приводить в полную боевую готовность на виду у врага. Удивительно, но даже в известной Директиве № 1, которая вышла ночью 22 июня, в преамбуле содержится положение: враг может пойти на провокации, задача – не поддаваться ни в коем случае. Понимаете – ни в коем случае!
Версия Суворова и всех спецслужб Запада, что мы хотели воевать, не стоит выеденного яйца.
– Ещё одна «идея»: якобы нападение Германии было неожиданным, советское руководство его проспало.
– Ну, совсем не так. В тридцатые годы все, кому следовало, в том числе наши руководители и военные специалисты, внимательно читали книгу Гитлера «Моя борьба» («Майн кампф») от 1925 года. Там говорилось (передаю близко к тексту): Германия прекращает извечное движение на юг и юго-запад Европы и обращает свой меч на восток, именно там лежит жизненное пространство, необходимое для германской арийской нации.
У нас умные люди сидели и в Кремле, и в армии. Прекрасно понимали: рано или поздно Гитлер захочет захватить это восточное пространство (то есть СССР), чтобы поработить страну и получить наши богатства.
В Москве не могли точно знать, когда это случится. В Генштабе и Наркомате обороны были различные мнения, но доминировали два. Первое: Гитлер нападёт на СССР уже в 1941 году. Второе: пока не разделается с Англией, атаки не будет. Вторая точка зрения не учитывала, что Англия на острове и не угрожает континентальной части Европы, которая находилась под Гитлером. К весне 1941-го стало понятно: фюрер сосредотачивает войска на востоке. Но как скоро он привёдет их в действие и не является ли это лишь скрытом манёвром против Англии? Было пока точно не ясно.
Особую роль играли службы разведки. Их данные подтверждали: нападение будет, назывались разные сроки. Если сейчас положить на стол две папки разведывательных сведений с начала 1941 года до 22 июня, то сообщений, что Германия не нападёт, пока не свалит Британию, и сообщений, что Германия скоро вторгнется, было бы примерно равное число. К тому же ведомство Геббельса (нацистское министерство пропаганды) создавало путаницу и дезинформацию, там уже тогда понимали значение фейков.
При этом у нас не было единого аналитического центра, который мог бы абсорбировать информацию, выдать чёткие заключения с учётом всей картины.
– А до искусственного интеллекта было далеко.
– Да. Сталин читал и то и это, у него складывалось противоречивое мнение. У всех на слуху разведчик Рихард Зорге. Он действительно герой, предупреждавший о скором начале войны! Но он не называл дату «22 июня». Ни разу, как выяснили историки. Говорил, что нападение неминуемо, обозначал конец мая 1941-го, 15 июня, «в ближайшее время». Недавно наше ГРУ обнародовало факт: лишь в канун нападения военная разведка выявила дату. Но потребовалось время, чтобы её получили наверху. Самую точную информацию дал немецкий перебежчик, ефрейтор Альфред Лисков, который перешёл к нам в ночь нападения и рассказал, что войска развёрнуты, сейчас начнётся.
Если итожить, то ясно: «неожиданности» не было, к войне готовились. В сентябре 1939 года наша армия насчитывала 1,9 миллиона человек, к июню 1941 года – около 5 миллионов. Создавались новые танковые корпуса, росла промышленная база на востоке, без чего мы бы потом не победили. Но у Сталина сохранялась надежда, что удастся избежать войны до 1942 года. Тогда бы лучше подготовились. В совокупности многое в итоге подвело к тому, что были поражения на начальном этапе войны.
Окончание следует
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Михаил Мягков родился 26 октября 1968 года в Москве. Окончил факультет архивного дела Московского государственного историко-архивного института (с 1991 года – РГГУ). В 1997-м защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата исторических наук («Битва под Москвой в документах группы армий «Центр», 1941–1945»), в 2006 году в Институте всеобщей истории РАН защитил докторскую диссертацию («Проблемы послевоенного устройства Европы в американо-советских отношениях 1941–1945 гг.»). Заведующий Центром истории войн и геополитики Института всеобщей истории РАН, профессор МГИМО (У) МИД России.
С 2004 года преподаёт в МГИМО (кафедра всемирной и отечественной истории). Читает курсы «История России с древнейших времён до XX века», «История России в ХХ – начале XXI в.».
Участвовал в подготовке концепции нового учебно-методического комплекса по отечественной истории. В 2015 м получил премию Правительства РФ в области культуры как руководитель группы научных консультантов цикла документально-игровых фильмов «1812» и «1812–1815. Заграничный поход».
В 2024 году Михаил Мягков был доверенным лицом кандидата в президенты России Владимира Путина.