Ефима Алексеевича Придворова считали мастером заразительных агиток, которые уходили в народ. Особенно бойко их подхватывали в годы Гражданской войны. Ему, творившему под псевдонимом Демьян Бедный, действительно удавалось быть остроумнее, талантливее противников – таких же агитаторов из числа белых или анархистов… Многие знаменательные стихи Бедного связаны с железной дорогой. Это неудивительно: долгое время вагон был для него родным домом.
Поэт изрядно путешествовал по стране в агитпоездах, посвящая лиру «победившему классу», и больше десятилетия был близок к правящей элите, общаясь запросто и с Лениным, и со Сталиным. Его сатиры, высмеивавшие всевозможных врагов советской власти, написаны в лёгком, изящном стиле, многие его строки стали крылатыми. Но, пожалуй, самое сильное своё стихотворение поэт написал в смутном 1920 году. В агитпоезде.
Дрожит вагон. Стучат колёса.
Мелькают серые столбы.
Вагон, сожжённый у откоса,
Один, другой… Следы борьбы.
Остановились. Полустанок.
Какой? Не всё ли мне равно.
На двух оборванных цыганок
Гляжу сквозь мокрое окно.
Одна – вот эта, что моложе, –
Так хороша, в глазах – огонь.
Красноармеец – рваный тоже –
Пред нею вытянул ладонь.
Гадалки речь вперёд знакома:
Письмо, известье, дальний путь…
А парень грустен. Где-то дома
Остался, верно, кто-нибудь.
Колёса снова застучали.
Куда-то дальше я качу.
Моей несказанной печали
Делить ни с кем я не хочу.
К чему? Я сросся с бодрой маской.
И прав, кто скажет мне в укор,
Что я сплошною красной краской
Пишу и небо, и забор.
И снова он смотрит в вагонное стекло… А в купе каждый из нас хотя бы раз перелистывал всю свою жизнь и грустил о том, что не сбылось. Вот и Демьян тоже не всегда дубасил в свой агитационный барабан:
Не избалован я судьбою.
Жизнь жестоко меня трясла.
Всё ж не умножил я собою
Печальных нытиков числа.
Но – полустанок захолустный…
Гадалки эти… ложь и тьма…
Красноармеец этот грустный
Всё у меня нейдёт с ума!
Дождём осенним плачут окна.
Дрожит расхлябанный вагон.
Свинцово-серых туч волокна
Застлали серый небосклон.
Сквозь тучи солнце светит скудно,
Уходит лес в глухую даль.
И так на этот раз мне трудно
Укрыть от всех мою печаль!
Всё в этих строчках не так, как в привычных и весьма популярных в те годы «агитках Бедного Демьяна». В стихах он нечасто обращался к своему внутреннему миру. И в то же время это были лучшие годы для поэта. Он ощущал себя нужным, болел за дело, часто испытывал приливы вдохновения. Как это нередко бывает – в дороге, под стук колёс. Лирическая «Печаль», переносящая нас на захолустный полустанок первых десятилетий двадцатого века, оказалась едва ли не лучшим стихотворением в наследии Бедного…
Здесь есть и цепко выхваченная реалистическая панорама 1920 года, когда всё смешалось в догоравшем пламени Гражданской войны. И горькие признания поэта – в некрасовском духе. О человеке, к которому приросла маска массовика-затейника, который пишет злободневные стихи, подбадривая красноармейцев. Это «личное» стихотворение, редкое в наследии Демьяна, доказавшего, что он способен писать не только сатиры и басни.
Через 10 лет, в сентябре 1930 го, железнодорожная катастрофа возле платформы Перерва (тогда это было Подмосковье, в наше время – гигантский столичный район) стала началом личного краха Демьяна Бедного. Столкнулись два поезда, погибло 16 человек, ещё 46 получили увечья. К трагедии, как это бывает, привела цепочка случайностей: неисправность паровоза, невнимательность машинистов, кондуктора и дежурного по станции. Суд над нерадивыми специалистами тогда собрал тысячи (!) разъярённых зрителей. Машинисты двух поездов и дежурные по станции получили сроки от 5 до 10 лет… О том происшествии Бедный написал стихотворение – оно завершалось такими, не слишком оптимистичными, строками:
«Причина крушенья – небрежность бригады»,
Калеки! Убитые! Стоны и кровь!
Враги, нашей гибели ждущие гады,
Прочтут о Перерве и будут так рады,
Так рады,
Так рады:
«Крушение вновь!»
И ждать будут, ждать – за Перервою первой,
Если дальше позорно так дело пойдёт,
Наш советский-де строй сам собой пропадёт,
Сокрушивши себя всесоветской Перервой!
С той публикации начались мытарства поэта революции. В декабре 1930 года ЦК ВКП(б) принял постановление, осуждающее стихотворные фельетоны Демьяна Бедного, в особенности – стихотворение «Перерва», в котором автор усомнился в сознательности советского рабочего класса.
В ответ на жалобы поэта Сталин написал ему пространное письмо, в котором разложил по полочкам все идеологические ошибки Демьяна: «Вы стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения, что нынешняя Россия представляет сплошную «Перерву», что «лень» и стремление «сидеть на печке» является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит, и – русских рабочих, которые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими. И это называется у Вас большевистской критикой! Нет, высокочтимый т. Демьян, это не большевистская критика, а клевета на наш народ, развенчание СССР, развенчание пролетариата СССР, развенчание русского пролетариата». Поэта обвинили в троцкизме, в том, что он клевещет на советский народ заодно со Львом Давыдовичем, которого Бедный, кстати, многократно клеймил в своих рифмованных фельетонах. Менялась идеология. Отныне следовало бережнее относиться к русскому народу, к его истории, к его традициям – и избегать оскорбительных обобщений даже в остро сатирических произведениях. Потому Бедный со своим ниспровергательским куражом и оказался не в чести.
Демьяну пришлось каяться – и неоднократно. Однако к нему придирались снова и снова, через несколько лет исключили из партии, а потом практически прекратили печатать. Лишь в годы Великой Отечественной стране снова потребовался его «трубный глас». Да и то поэту пришлось скрываться под новым псевдонимом – Боевой…
Несмотря на тяжёлую болезнь, он дожил до Победы и даже успел написать самому себе эпитафию:
Я за родной народ с врагами вёл борьбу,
Я с ним делил его геройскую судьбу,
Трудяся вместе с ним и в непогодь, и в вёдро.
А не стало Демьяна Бедного 25 мая 1945 года.