Полина ОРЫНЯНСКАЯ
Родилась и живёт в подмосковной Балашихе. В 1992 году закончила журфак МГУ. Работает в издательском доме «ИМ-Медиа», главный редактор журналов исторической и научно-популярной серии «Наша история», «Все загадки мира», «Архивы ХХ века». Автор поэтических сборников «Придумай мне имя» (2016), «Цвет люпина» (2017), «Моё средневековье» (2020), «Рыба моя золотая» (2020). Лауреат Первой премии «Поэт года» в номинации «Дебют» (2015) и Второй премии «Народный поэт» (2016). Победитель Международного Грушинского Интернет-конкурса в номинации «Поэзия» (2017). Бронзовый призер Кубка мира по русской поэзии (2016, 2017). Победитель Открытого Чемпионата Балтии по русской поэзии (2019) и Кубка мира по русской поэзии (2019). Победитель VIII международного поэтического конкурса «45-й калибр» (2020), V литературного конкурса-фестиваля «Русский Гофман» (2020) и IX Международного поэтического интернет-конкурса «Эмигрантская лира» (2020/2021). Финалист конкурса им. Н. С. Гумилева «Заблудившийся трамвай» (2020). Лауреат XVIII Международного Волошинского конкурса (2021) и Второй премии MyPrize (2021). Лауреат конкурса «Молитва» (2022).
Публиковалась в «Литературной газете», журналах «Дружба народов», «Этажи», «Аврора», «Южное сияние», «Тропы», «Перископ», альманахах «Образ», «Витражи», «Рижский альманах», «Кольчугинская осень», «Письмена», сборниках «Кочевье», «Площадь мира. Антология», «Пилигримы времени», «Линия фронта» и др.
Участник поэтических проектов «Переплёт» (МХАТ, 2021) и «Поэзия русской весны» (Радио России, 2022).
***
Чего ты не знал обо мне,
об этой любви до боли
к осенней сырой стерне
и жаркой июльской хвое,
к облупленным деревням
в горьком дыму вечернем...
Чего же ты ждал от меня?
Стыда? Отречения?
Пойми, я до мозга костей,
какое бы ни было время,
эндемик своих полей,
дикое русское семя,
с извечной глухой тоской
и радостью из-под спуда.
Люби, если можешь, такой.
Другой я не буду.
14 апреля
Проще не думать, не слушать, закрыть глаза...
Это бессмысленно. Если немного за
рамки мирка своего на минуту высунуть нос,
сразу поймёшь, что обратной дороги нет:
всё, что ветшало в мире полсотни лет,
хочешь не хочешь, сегодня идёт под снос.
Тут бы уместен метафор цветистый ряд,
пара аллюзий на бедный вишнёвый сад,
и романтичным закатом дожать строку.
Только, ты как ни прячься в сплетенье фраз,
мир не останется прежним на этот раз.
Впрочем, пока есть время, тоскуй, тоскуй…
*
Бывало, мы с тобою раньше
всего-то ждали, что весны
и лёгких туфелек из замши,
и, пересказывая сны,
искали смыслы, да напрасно –
всё было нежность, было чушь...
Вон облака, смотри-ка, гаснут
на самом дне апрельских луж.
И по утрам я жду не чуда –
покоя: чтоб, открыв глаза,
услышать перестук посудный,
как сорок лет тому назад.
Потом на ощупь, сонной мухой,
не беспокоясь ни о чём,
ползти на солнечную кухню,
где мама блинчики печёт…
*
Пятидесятый день войны.
Весна. В лесу подсохла слякоть...
Поверишь, я теперь заплакать
могу, скорей, от тишины,
в которой и намёка нет
на страх, и слабость, и сомненье –
из года в год и тыщи лет
живое тянется на свет
из зимней тени.
Когда бы Ты меня спросил,
когда б ответить было право...
Дай мне терпения и сил –
таких, как этим зябким травам.
Другое время
Другое время – скомкано внутри
в тяжёлое, глухое, по живому.
И, кажется, ведут календари
иной отсчёт, подобно метроному.
Нет лирики в такие времена.
Всё – только нерв, натянутый до крика...
Но звука нет. Тугая тишина.
А в город пробирается весна,
смотри-ка.
И вместо полумрака пустоты
всё будет жизнь и свет, а как иначе.
И радость, и тепло. И я, и ты.
А то, что плачу,
так это, как обычно, от любви
и нежности – весенние синдромы.
Всё будет май. Поди останови
листву, траву, цветы и птичий гомон...
Холодный май
Утром проснёшься и вспомнишь: в мире война.
Слышишь, как это странно: в мире война.
Птицы поют, сирени опять цветут.
А война тут как тут.
Каждое утро страшно, как в первый раз.
Долго лежу, не открывая глаз.
Думаю: может, всё-таки это сон.
Человек – он слаб, он в прошлом укоренён.
А потом стисну зубы –
и верю снова, и снова живу.
Потому что всё наяву.
*
Вернулись чайки и кричат над озером,
срываясь то и дело в тишину.
Уходит май, подсвечивая розовым
мной так и не прожитую весну.
Холодный май... Но тронешь ветку яблони,
цветущей дички (слышишь, шмель жужжит?) –
и ветка эта, нежная, корявая,
качнётся, обещая свет и жизнь.
И выплываешь из потьмы беспамятства,
где выпит свет зрачками чёрных дыр.
Война закончится, а мы останемся,
и нам ещё любить весь этот мир.
Сделано в СССР
Ракеты взлетают под стрёкот цикад.
Юг. Хроника дня.
Сорок пакетов выпустил «Град».
Не в меня.
Что я? Простой обыватель в тылу.
Окно в занавесках. Двор.
Птицам, лету, цветам, теплу
радуюсь до сих пор.
Но каждый день я теряю родных
и близких на этой войне.
И каждый снаряд, отправленный в них,
рвётся во мне.
Да кто я? Тётка за пятьдесят –
работа, собачка, сквер,
кухня, швабра, соседский мат...
Но я сделана в СССР.
И пока у меня достаточно сил,
есть вера, надежда, свет,
я не в тылу – я сама этот тыл,
надёжней которого нет.
Письмо из Крыма
А.
Который день безжалостно штормит.
По пляжу ходит пафосная чайка
и жёлтым, злым, почти стеклянным глазом
презрительно косится на меня –
как будто бы училка на контрольной,
как будто бы я пробую списать.
Тут, на морях, ни мира, ни войны.
Да нет, всё как обычно, ты не бойся.
Волна, дельфины, солнце, то да сё.
В садах янтарно зреют абрикосы,
шелковицей заляпаны дорожки,
курортники, ленивые тюлени,
ползут из моря выпить пару пива
под вечную попсу...
Но, понимаешь,
обмотана, как пулемётной лентой,
я новостными лентами крест-накрест –
не выдохнуть и толком не вдохнуть.
На днях на горизонте был корабль.
Корабль военный, это очевидно.
И я, шершавый слушая прибой,
всё думала: вы, мальчики, живите...
И никуда не деться, никуда.
Глядишь на облака и понимаешь –
с их высоты видны дымы разрывов...
В селе у нас есть церковь выше в горы.
Я никогда на церкви не крестилась,
а тут рука сама... Ну, понимаешь.
И, знаешь, мне подумалось, что так
я не пытаюсь откреститься вовсе
от ужаса войны, что этот крест
войну и мир сшивает воедино
внутри меня...
Бугаз
Обещай мне: когда отгремит война,
мы поедем с тобой на одесский Бугаз.
Там вода терпелива, жива, нежна.
Помнишь, помнишь – она принимала нас,
будто мы не тыщу эпох назад,
изменив ей, скинули плавники,
а на пять минут посмотреть закат
рыбобрюхо выползли на пески.
Сколько капель собрано в монолит,
сколько памяти в гуле её глубин.
И омоет ноги – и отболит
всё прошедшее, будто бы миг один.
Из песка построенный Вавилон
море слижет под чаячий долгий крик.
Только свет, и блики, и шёпот волн:
вот один народ и один язык...
И лежать, не думая ни о чём,
ибо всё на свете таит печаль.
Целовать лениво тебя в плечо...
Обещай, пожалуйста, обещай.
Когда всё переменится
Когда всё переменится, когда
всё будет свет и талая вода,
и отживеют ветки старых вишен,
когда отплачут первые дожди
по прошлому, и будет пруд пруди
спокойных дней, за птицами неслышных, –
я снова стану проще пятака,
«Калибр» не отличая от АК,
а «Искандеры» от NLAW тем паче.
Писать начну про майского жука,
траву, цветы – как прежде. А пока
дай, Господи, нам силы и удачи.