Инна КАБЫШ
Мне позвонили из Вятки (да простит меня читатель, но мне приятнее называть этот старинный русский город его исконным именем, тем более что я уверена: рано или поздно Киров его себе вернёт) и пригласили принять участие в литературно-образовательном форуме «Русский человек на изломе эпох в отечественной литературе».
Я сразу же согласилась. Во-первых, тема форума показалась мне крайне интересной, а во-вторых, признаюсь, я никогда не упускаю возможности побывать в любом русском городе, где раньше не бывала, помня завет Гоголя русским писателям о том, что «надобно проездиться по России».
Я, как водится, всё перепутала и явилась в гости на день раньше. Но любезные хозяева тут же придумали мне «работу»: днём предложили выступить в школе, расположенной в пригороде Вятки – посёлке Радужном, а вечером сходить на концерт Юрия Башмета, чьё юбилейное турне пролегало в тот вечер как раз через Вятку.
Признаюсь, что в посёлок Радужный я ехала без особого энтузиазма: из чувства долга. Я заранее представляла себе типовую школу, построенную ещё в прошлом веке, с неуютным актовым залом, куда учителя литературы по указке директора сгонят старшеклассников слушать неведомого им столичного поэта.
Каково же было моё удивление, когда встретившая меня учительница литературы Тамара Ивановна Леонтьева (да, в школе советских времён, но об этом я как-то сразу забыла) сказала, что дети читали мои стихи («Где же они их взяли?» – «В Интернете!»), что у них был по ним не только урок, но и литературная гостиная (есть в этой школе и такая). Поймите меня правильно: дело не в том, что в далёком Радужном знают меня, а в том, что у учителей там доходят руки до современной поэзии, что у них есть в ней потребность.
Чего греха таить, в последнее время литература в школе стала предметом рациональным: дети читают (их, скажем прямо, заставляют) только то, что нужно для того, чтобы сдать-поступить. Я уверена (дай бог, чтобы я ошибалась): если в ближайшее время вдруг отменят сочинение по литературе, дети перестанут читать вообще (а родители и некоторые учителя-словесники вздохнут с облегчением: наконец-то не нужно будет никого «грузить» «Войной и миром» и «Тихим Доном»).
Что до современной литературы, а тем более поэзии, то это вещь с точки зрения школы абсолютно бесполезная: её нет ни в экзаменационных билетах, ни в темах сочинений. Чтение современной поэзии – это бескорыстный и, заметим, нелёгкий труд. Читать её может лишь тот, кто хочет разобраться в современной действительности, кому необходим диалог с поэтом-современником.
Великий русский читатель, сказала бы я о таких. А ведь книги современников, помимо всего прочего, ещё и достать нелегко: спасибо Интернету, дающему в любой точке мира выловить нужный текст в океане остальной информации.
Возвращалась я из Радужного, где слушали затаив дыхание, вопросы задавали заинтересованно, аплодировали искренне (уж я-то знаю, что такое детская аудитория, и могу разобраться, что в ней почём), в настроении самом радужном, подумав мартыновской строкой: «Какие хорошие выросли дети!»
А вечером был концерт Юрия Башмета (нужно было ехать в Вятку, чтобы попасть на Башмета!). В зале – я специально всмотрелась – от партера до балкона не было ни одного свободного места. «А ведь билеты не самые дешёвые, – заметила Елена Олеговна Галицких, заведующая кафедрой новейшей русской литературы Вятского педагогического университета, собственно и пригласившая меня в Вятку. – Полторы тысячи рублей…» В антракте я обратила внимание на то, что все пришедшие на концерт здороваются друг с другом. «В зале практически одни учителя», – улыбнулась Елена Олеговна.
«Учителя? – изумилась я, вспомнив стоимость билета, и поинтересовалась: – А какая же зарплата у здешнего учителя?» – «В среднем три-четыре тысячи», – ответила Елена Олеговна. Потратить ползарплаты, чтобы послушать Моцарта и Шнитке, согласитесь, в этом что-то есть.
И я даже рискну сформулировать что: стремление вырваться из тряского русского быта, сопротивление засилью масскультуры, если угодно, всемирная отзывчивость русской души.
На следующий день начался собственно форум, как я уже говорила, носивший название «Русский человек на изломе эпох в отечественной литературе». Я выступила на нём с докладом «Быть или не быть человеком?». Я говорила о том, что если на рубеже XIX–XX веков в воздухе носилась идея «наполеона» («сверхчеловека», по терминологии Ницше), то на рубеже XX–XXI веков отчётливо ощущается усталость человека быть человеком, его стремление быть «маленьким человеком», а то и вообще «не быть».
В романе Чингиза Айтматова «Тавро Кассандры», напечатанном в 1995 году, писатель даёт предельную метафору «маленького человека» – человеческий эмбрион. Этот эмбрион обладает рефлексией и способен послать в мир сигнал (в виде пятна на лбу беременной женщины) о том, что он не хочет рождаться.
Отказ человека «быть», по мысли писателя, есть один из сценариев конца света. Ведь конец света не обязательно наступит от того, что в зале погасят свет, он может произойти и потому, что «погаснут» зрители (в романе говорится именно об «угасании желания жить»).
Я говорила о всеобщей игре «на понижение», ведущейся телевидением, театром и, к сожалению, литературой и школой. Порадовало то, что мои слушатели в большинстве своём были со мной согласны, огорчило то, что я права. На извечный русский вопрос: «что делать?», я ответила своим коллегам: сопротивляться всеобщему оболваниванию, служить личным примером своим ученикам. На том и порешили.
В последний день работы форума, после моего поэтического вечера, когда нужно уже было уезжать, я посмотрела на усталые, хотя и счастливые, лица его организаторов и сказала: «Ну теперь отдохнёте!» – «Что вы!» – замахала руками Ксения Станиславовна Лицарева, декан филологического факультета. – Через пару дней начнутся Дни славянской письменности и культуры!...» Воистину: покой им только снится!
И это в Вятке, медвежьем углу, городе, куда в XIX веке ссылали (я по этому поводу подумала в рифму:
Если станет мне вдруг несладко –
я уж знаю свою страну! –
пусть сошлют меня в город Вятку –
к Грину, Герцену, Щедрину),
российской провинции, о которой говорят, что она спивается и вымирает.
Кстати, о провинции. По отношению к Вятке это слово совершенно неуместно. Ибо чем, как привыкли думать, отличается столица от провинции? Большей интенсивностью культурной жизни. Но ведь культура – это по большому счёту дух нации.
А дух, как известно, веет где хочет…