Анна Матвеева
Дмитрий Воденников. Иван Бунин. Жизнь наоборот. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2025. – 283 с. (Жизнь известных людей). – 3000 экз.
Нет ничего удивительного в том, что писатели пишут о других писателях – уж в чём в чём, а в этом человек пишущий разбирается (о художниках, например, способен рассказывать не каждый, не говоря уж про космонавтов или физиков-ядерщиков). И в том, что биографий, вышедших из-под пера не литературоведов, а действующих поэтов-прозаиков, становится всё больше, тоже нет ничего удивительного – своё писать не всегда хочется и получается, а биографии востребованы перманентно даже при том, что исследованы вдоль и поперёк уже, кажется, все судьбы всех писателей. Удивительно здесь другое. Затейливые кульбиты творческой (и, разумеется, личной) жизни гения вроде бы должны гарантировать успех книге о нём, но порой всё решает изначальное совпадение (или несовпадение) автора и героя (какая изысканная месть писателю – превратить его после смерти в бесправного персонажа). Дмитрий Воденников идеально совпал с Иваном Буниным в самом главном – ощущении жизни. Когда он пишет о крайней чувствительности, саркастичности, трепетности, танатофобии Бунина, возникает ощущение, что речь идёт о самом Дмитрии Борисовиче. И это прекрасно, потому что, только перевоплотившись в героя биографии, можно написать о нём так, как ещё никто не делал.
«Как ещё никто не делал» – наверное, самый подходящий девиз для новой серии Редакции Елены Шубиной, названной «ЖИЛ» («Жизнь известных людей»). Три первые книги серии – «Иван Бунин» Дмитрия Воденникова, «Александр Тиняков» Романа Сенчина и «Леонид Андреев» Павла Басинского – обещают неформальный подход к составлению биографий и своё обещание сдерживают. В каждом случае это не очередное исследование из серии «родился-женился-скончался», а действительно оригинальный взгляд на жизнь и творчество великого предшественника. Иногда это просто «с ног на голову», или «задом наперёд», или «в начале была смерть», как в случае с «Буниным».
«Если ты хочешь рассказать о жизни другого писателя – найди ключ, покажи фокус. Ну не рассказывать же, в самом деле, как все: вот мой герой родился, вот рос, вот написал первую свою книгу, вот любил, вот разлюбил, вот ещё полюбил, вот уехал, вот умер. Нет. В разговоре о чужой жизни тебе всегда нужна метафора. Даже больше, чем в разговоре о своей.
И вдруг ты поймёшь какая: перевёрнутое время. Время наоборот. Песочные часы, которые сыплются вверх».
На первый взгляд идея рассказывать о жизни (неважно чьей) начиная с конца кажется странной – напоминает фильм, который смотрят на обратной перемотке (и есть ещё любители заглядывать в последние страницы детектива). Но это только на первый взгляд. В самом начале книги Бунина хоронят («Ком земли был мёрзлый, подали его по традиции на лопате, и эта чужая смёрзшаяся земля в неожиданно жестокий парижский мороз хоть чем-то напоминала родину»), в последней он появляется на свет («Бунин родился»). А между концом и началом – самое интересное, вся жизнь с её потерями и удачами, кошмарами и радостями, наградами и катастрофами… Мы ничего не можем сказать в точности о родившемся человеке, кроме того, что однажды он умрёт, – мы ничего не можем сказать в точности о начатой книге, кроме того, что однажды она закончится. Принимаясь писать, знаешь обычно, чем дело начнётся и какой (приблизительно) будет финал. То, что между двух этих точек, – загадка. И, как говорят, если пишешь, лучше держаться поближе к концу. Или вот, как Воденников, даже начать с конца – и последовательно разматывать клубок, стараясь не запутаться в нитках и не наделать узлов… Автор и сам словно бы постоянно удивляется своему решению развернуть хронологию на 180 градусов, сетует на неизбежные временные заносы, но упрямо ведёт корабль выбранным курсом. И он оказывается верным.
В тексте много Бунина, но много и Воденникова – и если в других биографиях такое обычно раздражает (кто о ком пишет, простите?), то здесь фантастическим образом оказывается более чем просто уместно. Без воденниковских вскриков – «господи, сколько же у нас в последних абзацах кавычек», «а мне всё хочется прикрыть Бунина (пусть и бумажным листом, а сперва электронным светящимся документом на экране, отмотать подальше от этого ужаса и этого кочевья), спасти от этой русской жизни, такой горько-прекрасной в нём» – повествование утратило бы то чудесное обаяние, которое появляется лишь само по себе (и никогда – по велению холодной мысли). Автор добр к своему герою, он даже критикует его и посмеивается над ним так, как посмеивался бы над самим собой: ну право же, Иван Алексеевич, вы поймёте! Автор добр и к читателю – с оглядкой на эрудицию современного человека он насыщает историю стихотворным контекстом, – и нельзя сказать, что стихи главного героя преобладают в его биографии. Иногда для иллюстрации лучше подходят Ахматова, а то и вовсе наш современник Олег Чухонцев. Свобода, с которой Воденников пересказывает нам жизнь Бунина – от конца к началу, мы помним, – невероятно притягательна, но при этом автор не забывает ставить вешки в нужных местах, поэтому тот, кто ничего не знал о жизни Ивана Алексеевича Бунина помимо факта присуждения ему Нобелевской премии, тоже не захлопнет книгу с разочарованным лицом.
И как хорошо, что книга начинается смертью, а заканчивается – рождением.
Серия «ЖИЛ», как нам обещают, вскоре пополнится необычными биографиями Александра Вампилова и Евгения Боратынского. Будем ждать и надеяться, что эти книги окажутся не хуже истории Бунина. А может, и сами о ком-нибудь напишем.