Татьяна Толстая – автор прижимистый, читатель у неё неизбалованный, привык довольствоваться фейсбучными постами и редкими журнальными публикациями. Вот и очередная книга «Девушка в цвету» построена по принципу «новое – это хорошо забытое старое», по-настоящему свежих текстов – кот наплакал, пара рассказов, остальное взято из прежних сборников. Писательница ещё до релиза упредила каверзные вопросы: «Жалобы на то, что «это я уже читал», не принимаются и не рассматриваются; читали вы «уже» потому, что я, по бесконечной своей доброте душевной, печатаю в Фейсбучике тексты для тех, кто книгу купить не может или не хочет». Сетевая благотворительность, как видим, неплохо уживается с маркетинговыми хитростями. В общем, как заметила сама Толстая, тем, кто внимательно следит за её творчеством, «поживиться» будет нечем.
Заглавный текст был напечатан ещё в декабрьском номере «Сноба» за 2014 год. Сюжет автобиографичен, что типично для поздней Толстой. Писательница, все 90-е годы прожившая в Америке, остыла к своим питерским интеллигентным чудакам и, вернувшись на родину, обратилась к жанру антиутопии. После шумной «Кыси» и затянувшегося романа с телевидением Толстая ушла в себя – начался мемуарный период. Девушка в цвету – это сама Толстая на заре туманной юности. Перед читателем – история хождения инфантильной, но не по летам циничной студентки в народ: «На втором курсе университета я осталась без стипендии. А мне были деньги нужны. Кофе, такси, сигареты. И я устроилась на почту разносить телеграммы». Сюжета как такового нет: ходит себе девушка по июньскому Ленинграду с сумкой на ремне, постигает азы профессии. «Мне было восемнадцать лет, мне хотелось привнести разумность и порядок в устройство почтовой службы, если не всего мироздания, хотелось быть полезной». Незатейливый мемуар из серии «как молоды мы были».
Следом – настоящий гимн одежде, называется он «Варвары», хотя герой там один, и он, судя по всему, автору тождественен. Концовку текста уместно привести полностью, собственно, ради этого финального монолога воинствующего вещиста и проводилась опись содержимого сундуков и комодов. Мужчинам рекомендуется удалиться: «Я покупаю себе красивые платья, вешаю их в шкаф и не ношу их. Туфлей у меня не перечесть. Я покупаю сумочки, шарфики, цепочки всех сортов, серьги и складываю всё это в ящики комода. Есть у меня специальные шкатулки для колец, есть полки для шалей. Там и сям стоят группами флаконы с духами; я их покупаю, но душиться не люблю. Каждый год я покупаю себе новый серебряный браслет и даю ему тайное имя. Когда я сажусь работать, я раскладываю перед собой свои побрякушки, но не надеваю: а зачем. У меня хорошее воображение, и в своём воображении я владею всеми вещами мира, люблю что хочу и кого хочу». Скромное обаяние буржуазии, что тут ещё сказать.
Далее перед читателем открывается «окно в Париж». Будучи внучкой знаменитого писателя, эмигрировавшего во Францию, Толстая фантазирует, как могла бы родиться француженкой, но се ля ви: «Я так и не родилась француженкой: через четыре года эмиграции наша семья вернулась в страну варёной картошки, и в школе нас учили: человек не живёт, чтобы есть, но ест, чтобы жить. А зачем же он живёт? А чтобы бороться за счастье всего человечества». Тем не менее Татьяна Никитична (русская душою) время от времени в город любви наведывается, её туда влечёт страсть к шопингу. Вот ещё из одной «галльской» миниатюры: «А тут рядом с чайным магазином бутик приветливо так расположился, хороший такой бутик. Там всё шёлковое, моего размера и доступной цены; а раз цена доступная, то, понятное дело, накупаешь тучу вещей, горы нужного и вавилоны ненужного, ибо при понижении цены алчность обостряется, как мы все хорошо знаем».
Чего у Татьяны Толстой не отнять, так это самокритичности. Свои прегрешения она не только не отрицает, а, прямо скажем, бравирует ими. Вот и анекдот-быль «Супчик» (чревоугодие из списка грехов никто не вычёркивал) с первых строк поражает исповедальной прямотой: «Три основных свойства, три черты характера определяют мою жизнь: глупость, жадность и тщеславие».
«Собранье пёстрых глав» вообще никакой концепцией не объединено. Тексты точно наскребли по сусекам. Как рачительная хозяйка, Толстая ничего не выкидывает, все обрезки идут в дело, для объёма книга фаршируется чем придётся. Выходит, конечно, не фасфуд, но и не деликатес. Мы видим настоящий калейдоскоп жанров: тут и интервью, и предисловия, литературная критика и рецензии на фильмы, эссе, неизменные рецепты и даже некролог. Правда, тексты, написанные бойко, но всё же на злобу дня, с годами неизбежно теряют актуальность. Да и является ли это литературой? Ведь негоже, скажем, поэту ограничиваться написанием куплетов или экспромтов в альбомы курсисток. Даже обидно за автора: воистину «дар напрасный, дар случайный…»
Зритель Толстая эмоциональный. Так, пересказывая сокуровского «Тельца», где натуралистично показано угасание Ленина в Горках, Толстая не утруждает себя анализом сюжета картины, она откровенно наслаждается пусть киношными, но страданиями человека: «Что-то там в его искалеченном мозгу ещё шевелится, что-то людское ещё осталось, ему невыносимо, и он бросается оземь своим полутелом, и ползёт, ползёт, ползёт, как червь, как слизень, как обрубок, куда-то туда, куда-то в цветы, как будто хочет уйти в землю – ибо на небо ему путь заказан, – куда-то в землю, но не уйдёт, не доползёт, как не ушли, не доползли, не доползут его жертвы, приговорённые им, обречённые, убитые и ещё не убитые, мирные, хорошие, в сто раз лучшие, чем он». Сразу видно, что Толстая хоть и либерал, но никак не вегетарианец. Видимо, фильм так взвинтил Татьяну Никитичну, что она гневно добавляет: «…Господи, прости меня, как я его ненавижу!..» Как радуется, должно быть, писательница сносу памятников Ленину на Украине...
Резюмируя, надо отметить, что проза Татьяны Толстой по-прежнему изобильна, как витрина Елисеевского гастронома, развивает традиции, заложенные кулинарным эпосом Елены Молоховец, и неизменно притягательна для читателей, которым на лукулловы пиры хода нет.