Исполняется 100 лет со дня рождения большого русского писателя Владимира Тендрякова. О его жизни и творчестве мы побеседовали с исследователем советской литературы Вячеславом Огрызко.
– Какое место занимает Владимир Тендряков в истории отечественной литературы?
– На мой взгляд, без Тендрякова не понять важные особенности литературного процесса в нашей стране с конца 40-х до начала 80-х годов прошлого столетия.
– Что именно?
– Да возьмите хотя бы годы учёбы Тендрякова в Литературном институте. Литинститут тех лет породил целую плеяду блестящих писателей. Назову только несколько имён: два фронтовика Григорий Бакланов и Юрий Бондарев, Владимир Солоухин, Наум Коржавин… Тогда все они были друзьями. Вражда между ними возникла намного позже. Хотя первые недопонимания случились ещё в 47-м году (я имею в виду происшедший на глазах Тендрякова арест Коржавина, тогда Эмки Манделя, который спровоцировал один из его однокурсников). Понимаете, многие студенты Литинститута собирались пойти своим путём: кто-то хотел рассказать об увиденном на фронте, кто-то, наоборот, – полностью отстраниться от пережитого на войне и придумать нереальные миры. А у власти оказалось своё представление о роли искусства. Окопная правда, как и лейтенантская проза, государству тогда были не нужны. В самом конце 40-х – начале 50-х годов власть посчитала неактуальными и даже опасными художественные поиски таких мастеров, как Николай Асеев и Семён Кирсанов. Я уж не говорю о причисленном к космополитам Павле Антокольском. Власть сделала ставку на лакировщиков типа Семёна Бабаевского и на почвенничество Александра Твардовского. И этот новый курс стал чуть ли не насильно навязываться Союзу писателей и Литинституту. Новые, нигде не прописанные установки верхов оказали заметное влияние и на Бакланова, и на Тендрякова, и на многих других литинститутовцев. Хотя Тендряков занимался в семинаре прозы у очень аполитичного стилиста Константина Паустовского.
– Какое произведение сделало Тендрякову имя?
– Я бы не с этого начал.
– А с чего?
– С выяснения роли Тендрякова в оттепели.
– Но главным символом первых хрущёвских перемен в литературе является ведь не Тендряков, а Илья Эренбург, опубликовавший в 1954 году в журнале «Знамя» повесть «Оттепель». Разве не так?
– Я с этим спорить не буду. Но сначала сделаю одно замечание. Оттепель, как и одноимённая повесть Эренбурга, возникла не сама по себе. Это был, по сути, масштабный государственный проект, инициированный прежде всего Георгием Маленковым. Другое дело, что Эренбург не оправдал возлагавшихся на него надежд и написал совсем не то, что нужно было Кремлю. Но в проекте участвовал не один Эренбург. В него власть разными путями вовлекала самые разные издания и самых разных авторов. Именно с этой точки зрения попробуйте взглянуть на повесть Тендрякова «Не ко двору», которую опубликовал в 1954 году ведущий журнал страны «Новый мир» и по которой в 1955 году Михаил Швейцер снял неплохой фильм «Чужая родня» с Николаем Рыбниковым и Нонной Мордюковой в главных ролях.
– Но разве Тендряков сам вскоре не пришёлся властям ко двору?
– Вы, наверное, имеете в виду повесть писателя «Саша отправляется в путь» со снятым по ней тем же Швейцером фильмом «Тугой узел». Но тогда всё дело упёрлось не в одного Тендрякова. Напомню: начинался 57-й год. У оттепели обнаружилось немало противников. Если брать верхи, более всех новыми тенденциями оказался недоволен министр культуры Николай Михайлов. Он решил использовать снятый Швейцером фильм для замены уличённого во многих вольностях руководства киностудии «Мосфильм». Ну и попутно министр вылил ведро грязи на писателя. Однако на защиту фильма и Тендрякова встали Твардовский, Казакевич, Алигер и другие именитые писатели. И Михайлов вынужден был пойти на уступки творческой интеллигенции. К слову: в схватке с министром Тендрякова без широкой огласки, кулуарными методами поддержал один из секретарей ЦК КПСС, а именно Дмитрий Шепилов.
– Тендряков превзошёл своего учителя Паустовского?
– В плане социальности, постановки острых тем, обострения в прозе конфликтности – да. В плане художественного мастерства, в частности в стилистике, – нет. Но этого не смогли достичь и другие ученики Паустовского, в частности Бакланов и Бондарев.
– Что мы ещё не знаем о Тендрякове?
– До сих пор очень плохо освещено участие Тендрякова в выпусках знаковых для эпохи оттепели сборников «Литературная Москва». Большинство исследователей отмечают в основном роль Алигер, Каверина и Казакевича. А Тендряков играл в этом альманахе отнюдь не последнюю роль. Начну с того, что он с момента задумки издания, то есть ещё с осени 1955 года, был в нём членом редколлегии. А всего в эту редколлегию (я имею в виду первый состав) входили девять человек. Кстати, в первый номер этого издания свои романы предложили Пастернак и Дудинцев. Но Казакевич испугался опубликовать «Доктора Живаго», а на рукопись Дудинцева «Не хлебом единым» вето наложила редакция «Нового мира». Как известно, первые два выпуска вышли в 1956-м, и в 1957 году планировалось сдать в печать третий выпуск. Я нашёл в архивах протоколы заседаний редколлегии альманаха. И что выяснил? 9 ноября 1956 года Тендряков получил задание дать отзывы на пьесу Булгакова «Мольер» и ускорить сдачу собственной повести для третьего номера. Но весной 1957 года ортодоксы из Союза писателей обвинили организаторов альманаха во всяких тяжких грехах и настроили против них самого Хрущёва. Власть ждала от всех членов редколлегии «Литературной Москвы» покаяния, а Тендряков отказался признавать какие-либо ошибки и отверг все упрёки в групповщине. После этого главные закопёрщики издания обновили редколлегию и пригласили Юрия Бондарева, которому предложили оценить повесть Тендрякова «Чудотворная». Бондарев тут же заявил: это надо печатать. Но власть так и не позволила материалы третьего номера альманаха отправить в набор. И «Чудотворная» Тендрякова вышла в журнале «Знамя» у Вадима Кожевникова.
– Для Тендрякова имело значение, где печататься?
– В 60-е годы он журналом номер один считал «Новый мир». Однако Твардовский далеко не все его вещи принимал. Скажем, в 1964 году он отверг роман писателя «Свидание с Нефертити», в 1967 году – повесть «Кончина» и чуть позже рассказ «Хлеб для собаки». Но писать в стол Тендряков никогда не хотел. И многие вещи, не принятые Твардовским, он в разное время напечатал в журнале «Москва». Подчеркну: главный редактор «Москвы» 60-х годов Евгений Поповкин сделал для Тендрякова намного больше, чем Твардовский.
– Новомирцы не осуждали Тендрякова?
– Осуждал в основном один Владимир Лакшин, который с середины 60-х годов вёл себя как комиссар, абсолютно нетерпимый к чужим мнениям. Он требовал полного подчинения своим идеям и от Фёдора Абрамова, и от Гавриила Троепольского, и от других авторов журнала. Но Тендряков никогда не обещал кому-либо петь под чужую дуду.
– Когда Твардовского выдавили из «Нового мира», к кому Тендряков постучался?
– Позиция Тендрякова тогда сводилась к следующему: где были согласны печатать его вещи, туда он и шёл. Когда ему сообщили, что назначенный вместо Твардовского Валерий Косолапов хочет с ним сотрудничать, он сразу поспешил в обновлённый «Новый мир». В начале 70-х годов писатель тесно взаимодействовал также с главным редактором журнала «Дружба народов» Сергеем Баруздиным и руководителем «Нашего современника» Сергеем Викуловым.
– Можно ли, исходя из этого, назвать Тендрякова приспособленцем?
– А вот в этом писателя точно упрекнуть нельзя. Когда дело касалось принципиальных для него вещей, он смело вступал в бой и уже от своего не отступал. Когда в 1963 году власть предприняла наступление на биолога Жореса Медведева, Тендряков всё отложил в сторону и бросился отстаивать великого учёного. Одно из писем он тогда написал лично Хрущёву. А в середине 70-х годов Тендряков вдруг разругался с Викуловым из «Нашего современника» (тот выступил против его повести «Ночь после выпуска»).
– Цензура к Тендрякову цеплялась?
– И не раз. Вот только один пример. В 1971 году она ополчилась на повесть Тендрякова «Шестьдесят свечей». Главлит не хотел её печатать. Больше всех свирепствовал начальник цензуры Павел Романов.
– А в партаппарате как к Тендрякову относились?
– По-разному. Одно время Тендрякову всякие козни строил консультант отдела пропаганды ЦК КПСС Эмиль Лисавцев, который курировал вопросы атеистического воспитания советского населения. Он, в частности, выступал против публикации повести писателя «Апостольская командировка». А с другой стороны – Тендрякову много лет благоволил заместитель заведующего отделом культуры ЦК Альберт Беляев. Сколько раз он мирил писателя с главным редактором журнала «Наш современник» Сергеем Викуловым! Были у Беляева и схватки из-за Тендрякова с сотрудниками Главлита.
– Устарел ли сегодня Тендряков?
– Что вы! Тендряков – это не только прошлое советской литературы. Его повесть «Ночь перед выпуском» и сегодня весьма актуальна. Тендряков по-прежнему очень социален и нужен.
Вернусь к началу нашего разговора. Давайте читать и изучать первое послевоенное литинститутовское поколение. Бондарев, Бакланов, Тендряков того стоят. Как и их наставник Константин Паустовский.
Беседу вёл Евгений Богачков