Наш собеседник – известный алтайский эколог, профессор, завкафедрой философии Алтайского государственного аграрного университета Андрей ИВАНОВ
– Отношение к экологам у нас порой такое: это те, кто поддерживает интересы всяких внешних грантодателей в ущерб своим ресурсным корпорациям. Чему верить? То ли в самом деле так, то ли этот взгляд сформирован кем-то в чьих-то корпоративных интересах?
– Думаю, даже разумные люди ошибаются. Предателей куда больше в других местах – у политической кормушки например. А зелёные борются за охрану среды. А в том случае, когда кто-то из них исполняет чей-то заказ, надо просто спокойно разобраться. Агентов конкурентов надо, скорее, искать в стане наших корпораций, которые расхищают природу, выводят деньги в офшоры и дают многие миллионы долларов на поддержку иностранных спортивных клубов.
Считать, что все экологи – это агенты Запада, не только неправильно – эта идея разрушительна. Экологи, если и привлекали средства из-за рубежа, то не для того, чтобы действовать во вред стране, подавляя собственное производство. Эти деньги шли на охрану лесов, почв, на экологическое просвещение. Причём люди в этих внешних фондах могли быть разных убеждений. Но даже если эти «зелёные» – люди иных убеждений, объективно они часто работали на страну.
Не исключаю, впрочем, ситуации, когда кто-то извне пытается реализовать через экологов какие-то неблаговидные замыслы, но это, думаю, случаи единичные. Понятно, что экологи есть всякие. И западные природоохранные фонды тоже. Но их не так много от числа людей, реально озабоченных состоянием природы. На деньги, поступавшие извне, и лесники жили, и восстанавливались леса, и Байкал, кстати, отстояли экологи. «Байкальская волна», например, организовала молодёжь, учёных, собрали факты. Да что там говорить – если б не она, давно бы потеряли мы Байкал. Ведь у нас до сих пор нет экологии как таковой на государственном уровне.
«Ключевая идея в том (и учёные разных стран в этом сходятся), что невозможно сохранить культуру народа, если не сохраняется традиционный природный ландшафт.
Как только начинает рушиться ландшафт, тут же деградируют и семья, и культура, и традиционный уклад хозяйствования. Остаётся лишённое жизни индустриальное поле. Родная природа – стратегическое богатство любой страны». (Фото РИА "Новости")
|
– Можно допустить, что с обвинениями в антипатриотичности и нацеленности на деиндустриализацию на экологов «наезжают» наши ресурсные корпорации, которые во многом приближаются к статусу транснациональных и совсем не ориентированы на патриотизм... А с какими ещё задачами, которые кажутся ему непреодолимыми, сталкивается учёный-философ, занимающийся экологией?
– Есть серьёзное противоречие между тем, как до’лжно развивать промышленность для обеспечения процесса потребления и необходимостью сохранения окружающей среды обитания. И это противоречие я вижу неразрешимым, пока существует ориентация цивилизации на комфорт, телесную изнеженность, на растущее потребительство... Пока эта установка будет доминировать, я не вижу возможности радикально решать проблемы экологии. Это вопрос радикального изменения сознания.
– То есть потребительство невозможно совместить с бережным отношением к человеку и природе, эти вещи всегда находятся в противофазе? Может быть, возможен временный компромисс?
– Стремление к безмерному росту количества пиджаков и ботинок на душу населения – это тупик. Что-то другое должно расти – например, количество разумных, воспитанных и грамотных людей. В том числе и количество функционально необходимых вещей. Много-то не надо – важно, чтобы они были функциональны.
– Если будет мало вещей, чем занять тех, кто их производит, продаёт, рекламирует?
– Но куда расти потреблению дальше, когда за этим обязательно следует деградация природной среды?! И в этом смысле, конечно, капитализм и экология несовместимы в принципе. Установка на конкуренцию без всяких правил, на потребление – это антиэкологическая установка. Локально они могут решить какие-то проблемы. При этом часто за счёт выноса производств в третьи страны. За счёт эксплуатации дешёвого труда и чужих ресурсов.
– В Америке существует такое мнение: до Рейгана существовал более-менее традиционный уклад, в том числе и традиционный капитализм. А теперь наступил век сверхпотребительства и сверхпроизводства. Причём производство в основном перенесено в Юго-Восточную Азию, что как бы решает внутренние проблемы экологии, но традиционный американский мир рушится...
– По всему миру нарастает сопротивление нынешнему положению вещей, связанное с возвратом к традиционным ценностям. Люди понимают, что дальше так просто нельзя. «Молодые тигры» – Индия, Китай – подросли и тоже вступили в схватку за ресурсы. Но это же стратегический тупик.
Мир сегодня в ситуации действия разнонаправленных тенденций. Есть откровенно тупиковые – к потребительству. Есть эскалация исламской культуры в виде ортодоксии. У нас в России – тенденция к сокращению славянского населения...
– Многие в мире глядят сейчас на Россию как на территорию разумного консерватизма. Думаю, если бы власть была умнее, она бы воспользовалась этим историческим шансом утвердить позиции страны. Тут есть реальный ресурс…
– Надо бороться за нашу культуру и образование, наши ценности, нашу систему подготовки специалистов. Ситуация, конечно, тяжёлая, но я не думаю, что сумеют всё до конца развалить. Какой-то инстинкт самосохранения в народе всё же есть. Что касается молодёжи – восемь из десяти наших студентов ориентированы на патриотическое самосознание. Если спросить их: «Вы себя кем считаете, европейцем? Или восточным человеком – раз в Азии живёте?» Они ответят: «Я ни восточный, ни западный, я – русский». Восемь из десяти себя идентифицируют как часть особого срединного пространства, которое формируется желанием иметь работу и жить именно здесь... Вот эта тенденция, думаю, усиливается среди молодых. Часто по принципу ответной реакции: чем хуже ситуация, тем более стойкими становятся их убеждения. Они понимают, что нужно многое менять… И кстати, поэтому возникают экологические движения. Например, движение «За чистую Обь». Каждый год два раза выходят чистить берега реки. В Рубцовске – «Чёрный аист», там чистят леса.
– Ваша извечная боль и забота – уникальное горноалтайское плато Укок, которое хотели изуродовать большой газовой трубой. И так называемая Катунская ГЭС, способная не только изменить ландшафт Горного Алтая, но и сам климат в нём. Каково сейчас положение дел?
– Катунскую ГЭС закрыли. Если бы она была построена, это было бы катастрофой для всего региона. И без того воды в Оби всё меньше. Полетели бы все пойменные луга – и ещё много прочего. А по плато Укок… Я всегда боюсь говорить что-то хорошее, чтобы не сглазить, но вроде бы, в том числе и нашими стараниями – ассоциации людей из разных городов, – обеспечено решение, что маршрут трубы пойдёт через Дальний Восток.
– А кто способствовал принятию решения по Катунскому проекту?
– Учёные, частично политики, которые спросили: зачем нам терять Катунь? Потом узнали и инвесторы, что такое Катунская ГЭС и на чём их обманывали. Их, кстати, нашли аж в Австралии. Когда им предоставили все материалы по этому проекту, они схватились за голову… Зато сегодня в Республике Алтай – бум нетрадиционной энергетики. Несколько местных фирм, молодые ребята в основном, ставят ветряки, солнечные батареи, обеспечивают энергией туркомплексы. В Кулундинской степи у нас будет мощный ветрокомплекс. Если бы на уровне Госдумы был принят закон о развитии альтернативной энергетики, это бы раскрепостило силы снизу. Хотя и вопреки всему процесс идёт.
– Помню, в детстве ездил в подмосковную Истру в музыкальную школу. И там над речкой была экспериментальная площадка какого-то НИИ, на которой стояли ветряки разного калибра. Где они теперь? Кстати, ведь часто если и внедряем новое, то обычно не своё – чужое...
– Это больной вопрос – насколько мы утратили свою исследовательскую базу? Нельзя сказать, что научная мысль угасла совсем. Например, в Дубне изобрели кремниевую батарею, которая способна заряжаться ночью при лунном свете. Так что процесс всё-таки идёт, и многие сегодня понимают, насколько альтернативная энергетика выгодна и необходима. Между прочим, в наших краях ещё и в конце XIX века люди понимали необходимость внедрения передовых методов хозяйствования и сельскохозяйственной кооперации. Есть впечатляющая статистика на сей счёт.
Есть и такой позитивный тренд в современном мире, как становление «зелёной экономики». Альтернативная энергетика – только часть этой программы. Плюс экологически чистые продукты питания. Сейчас Европа просто «сошла с ума» на этом – особенно Германия. Они платят большие деньги, чтобы питаться здоровой пищей. За последние два года цены на чистые продукты выросли там процентов на шестьдесят. Магазины завалены – в том числе и генно-модифицированной продукцией, но её люди стараются не брать.
А вот американцы подсели на ГМО, и это трагедия для Америки. Там постоянно идут суды против компании Monsanto, лидера ГМ-биотехнологий. Это страшный монстр, задача которого – покорение мира с помощью генетически-модифицированной продукции. Но уже установлено: первый урожай сумасшедший, второй тоже неплохой, а третьи семена ничего не родят. И фермер опять идёт закупать семена к фирме Monsanto. А между тем почва, где посеяли ГМО, фактически меняет свой статус. Она считается заражённой – там и комплекс гербицидов используется специальный. Это угроза генетической безопасности планеты, сельскохозяйственный фашизм.
– А что у нас?
– А у нас даже продукты не маркированы. Мы не знаем, где и что у нас сеют. Тогда как в Германии идёт настоящая битва сельхозпроизводителей против ГМО. Там понимают масштабы опасности. Понятно, что семена дешёвые и фирма обещает сопровождение, но в Германии Ассоциация фермеров ездит по стране – ведёт пропаганду, уговаривает, чтобы ни в коем случае не переходили на ГМО. Специальные колонны пропагандистов приезжают в деревню, идут в школу, показывают фильмы. Там думают о сохранении здоровья нации, о сохранении традиционной культуры.
– Были времена на Алтае, когда вы выступали по местному телевидению...
– Да, была трибуна, но... Это была местная телекомпания, и её задавить было легко… Вот я читаю спецкурс по евразийству уже двадцать лет. Когда в начале 90-х я говорил о России, русском народе, чувствовалось полное отторжение аудитории. Работала либеральная промывка мозгов. А сейчас у меня в группе либерально ориентированных студентов, скажем, пять-семь процентов. В основном же вполне патриотически настроенная молодёжь. Идеализировать её, конечно, тоже нельзя, слишком много пассивности. Должна возникнуть критическая масса людей, которые хотят изменить жизнь к лучшему – с позиций патриотизма, веры в свой край, свой народ.
Вёл беседу Геннадий СТАРОСТЕНКО