На склоне живописной горы у деревни Бжни за каких-нибудь пять-шесть лет вырос целый дачный посёлок, защищённый неприступными скалами и остатками крепостной стены.
Гордостью всех его жителей был, конечно же, участок дяди Мукуча – не потому, что он был лучше или больше, а потому, что являл собой пример того, чего можно достичь любовью и кропотливым трудом.
Эти горные участки трудно назвать рабочей землёй – они сплошь завалены камнями самых разнообразных форм и размеров. Выйдя на пенсию, дядя Мукуч целиком посвятил себя этому кряжистому клочку земли: день за днём он тщательно очищал участок от камней, которые обрабатывал сам, заложив фундамент будущего дома, из обтёсанных же начал возводить стены. Он любил повторять самому себе: «Лучшее мясо – что на костях, а травы – те, что на камнях».
Бог с ними, с травами… Какой же участок без деревьев? И дядя Мукуч решил посадить абрикосовое дерево. Почему именно абрикосовое? Он и сам толком не знал. Может, потому, что однажды он услышал песню о том, как из брошенной в землю абрикосовой косточки прорастёт до самого неба абрикосовое дерево.
Он посадил в каменистую землю саженец и затем, вглядываясь в вершину скалистой горы, туда, где парит старинная церковь Астватцацин, посвящённая Богородице, что-то шептал. Каждый день он неоднократно подходил к своему набиравшему силы саженцу, поглаживал его корявый ствол, протягивающий к солнцу неказистые ветки, похожие на старческие жилистые руки самого Мукуча. Он, казалось, слышал ту песню об абрикосовом дереве, возросшем до небес, когда-то робко, на ощупь сыгранную на дудуке как бы маленьким ребёнком.
Долго и упорно ухаживал он за саженцем. Бывало даже, сходит к источнику, принесёт минеральной воды, польёт – мало ли, вдруг поможет. Деревце, вбирая в себя пот труженика и воду горной реки, росло на глазах, радуясь солнцу, весне и ласковому ветру. И казалось, оно в свой черёд оберегало Мукуча от хворей и дурных мыслей.
Абрикос – большая редкость в этих краях. «Он любит жаркое, беспощадное солнце, – говорили Мукучу сельчане. – А у нас кругом горы. Наше солнце не прогревает деревья. Вряд ли зацветёт твой абрикос».
Но дядя Мукуч не слушал всеведущих сельчан:
– У меня будет самый лучший абрикос в Армении. Нет на свете ничего красивее абрикосового дерева в весеннем цвету. Вот ты посмотришь на него, и тебе захочется жить вечно, жить и радоваться жизни, любить людей, всем делать добро и чтобы вся земля покрылась такой же белой кипенью…
Сельчане и дачники, улыбаясь, качали головами:
– Далось тебе это дерево! На рынке полным-полно абрикосов из Араратской долины.
– Да, но абрикосы в этом году страсть какие дорогие, а тут свои, – вставила жена Вазгена, соседа по даче.
Саженец не слышал этих разговоров, а если и слышал, то делал вид, что не понимает. У него уже появились первые маленькие листики, которые издавали сладкий аромат, и даже почки. Радости дяди Мукуча не было предела. Теперь уже и внучата бегали по утрам смотреть на почку, которая разбухала с каждым днём.
Соседи уже не судачили о дяде Мукуче, а гордились им, как гордились своей горой: пусть земля наша каменистая, зато плодоносит.
В один прекрасный день почка, отринув уже ненужную шелуху, стала красивым нежным цветком. Дяде Мукучу казалось, что запах его разносится по всему участку.
Все с нетерпением ждали, когда же появится наконец плод. Он родился как-то неожиданно, маленький, зеленоватый, величиной с горошину. Постепенно, наливаясь желтизной горного солнца, он принимал форму армянского абрикоса.
Дядя Мукуч останавливал чуть ли не каждого прохожего и рассказывал, рассказывал, рассказывал ему про свой абрикос – единственный на каменистой горе.
Приближался долгожданный день, когда дядя Мукуч должен был сорвать выращенный им абрикос. Но он всё откладывал этот день, ходил вокруг деревца и сам себя уговаривал: «Рано ещё, пусть дозревает, пусть ещё немного на солнце понежится. Вот приедут в воскресенье внуки – тогда и сорву».
В воскресенье я зашёл к дяде Мукучу. Понурив голову он сидел на земле под абрикосовым деревом.
– Здравствуйте, дядя Мукуч! Как ваш абрикос?
– Нет абрикоса, – потерянным голосом ответил он, – сорвали абрикос… Встал я сегодня утром, смотрю: нет абрикоса… Нет абрикоса, – повторил он, хмуро глядя в землю.
– Чего горюешь, Мукуч? – окликнул его сосед.
– Кто-то сорвал вчера абрикос, – ответил вместо него я.
– Ну что ты, Мукуч, горюешь из-за одного абрикоса, ну съел его мой Альбертик. Подумаешь, один несчастный абрикос, – презрительно сказала жена Вазгена. – На рынке их навалом, мы тебе целую кучу абрикосов дадим за одну штуку.
И с этими словами она направилась в сарай, приволокла огромную корзину, битком набитую абрикосами, и опрокинула её.
Крупные жёлтые абрикосы, вобравшие тепло и щедрость армянского солнца, – плоды трудолюбивых, но чужих рук – покатились по наклону участка дяди Мукуча.
И тут он, видимо, вспомнил, что только из корней особенного абрикосового дерева можно вырезать дудук с тёплым дрожащим волшебным звуком.
– Надеюсь, косточка его горчила, – сказал он, не поднимая взор на подошедшего к нему притихшего Альбертика. И пошёл за лопатой.