Стихи Татьяны Иноземцевой говорят сами за себя, задевают душу. Это не рифмованные строки, которые ничего не дают сердцу и уму, отскакивают, как горох от стенки. Татьяна Николаевна выросла в детском доме, но не потерялась в трудной жизни. В 20 лет была главным агроном в совхозе, а стихи её печатались в центральных газетах и журналах. Сегодня она живёт в глубинке, в Костромской области, в Парфеньевском районе, в деревне Аносово, куда автобус ходит один раз в неделю, но не это главное. Куда важней то, что её стихи способны проникнуть в душу каждого.
Владимир Смирнов,
член Союза писателей России
Татьяна Иноземцева
* * *
Говорят, нашли на солнце пятна.
Астрономы, милые друзья!
Это очень-очень мне понятно –
Солнышко в веснушках, как и я!
Я лицо лучам его открою,
И смотрите, сразу у ручья,
До чего ж похожи встали двое –
Двое рыжих – солнышко и я.
Побегу по бережку, по краю,
А вода смеётся и дрожит.
И за мною вслед, перегоняя,
Рядом- рядом солнышко бежит!
* * *
Одни жалели –
Глупая!
Другие,
Их немало,
Шурша сердито юбками,
Шипели:
– Пригуляла!
Шептались справа,
Слева,
Но, на виду шагая,
Она плыла,
Как дева,
С младенцем,
И
Святая!
* * *
Развенчанный кумир –
освистанный артист,
Сфальшививший средь
искренностей мира.
Но словно не ему,
а мне вдогонку свист.
И поделом –
не сотвори кумира.
Инфляция души. Потерянная власть.
Утраченное место во вселенной.
А я ему вчера в любви клялась,
Бровь надломившему надменно.
Недоиграл. И жалок, и нелеп.
Скучнее, чем разгаданное чудо.
Но не ему, а мне сегодня худо,
И горек жизни повседневный хлеб.
* * *
Я прожила хороший год!
В лесных ручьях коня поила,
Смеясь, пшеницы море вброд
Наискосок переходила.
Хорошим верила словам,
Плохим не верила приметам,
На письма редкие друзьям
Не успевала дать ответы.
И ненавидела покой,
И понимать людей училась.
И год был памятный такой,
Хоть ничего и не случилось.
* * *
Лесов и ясных зорь страна,
Моя родная сторона.
В её лугах цветов не счесть.
Светло мне здесь.
Моя родня – костромичи,
Поят их чистые ключи,
И узнаваем на Тверской
Я, костромской.
Люблю твой говор, Кострома.
Ты это знаешь и сама.
Шарья, Межа и Зебляки –
Мы земляки.
Твоя чарует старина,
И мне лишь ты одна нужна.
Слова любви не сходят с губ.
Я однолюб.
* * *
Мне есть за что тебя благодарить –
За эту радость и неутолённость,
Приподнятость и эту окрылённость,
С которою не знаю, как мне быть.
Мне есть за что тебя благодарить –
За то, что улыбаться стала чаще,
За нежность и бессонницу, и даже
За эту невозможность рядом быть.
* * *
Скелеты деревьев продрогших,
Холодные тени в снегу...
Ах, время не лошадь, не лошадь,
Чтоб осадить на бегу.
В погоне за призрачным счастьем,
Кляня неустроенный быт,
Всё скачем, и скачем, и скачем,
Теряя подковы с копыт.
Куда нас несёт? Чего ради?
И жизнь на исходе, и год...
Но кто-то из этих, что сзади,
Подкову на счастье найдёт.
* * *
Не всё ль равно, какой сегодня век?
В любом столетьи
праведность не в моде.
Несовременен добрый человек,
И всё-таки неистребим в народе.
На службу недоходную спешит,
Не о себе заботясь, а о ближних.
Боится деформации души
Сильней, чем смерти. Потому и выжил.
* * *
Какие нынче цены, интересно?
За чем не постоит ни чернь, ни знать?
Почём фунт лиха, мне давно известно.
Почём фунт счастья, хочется узнать.
Я спрашивала, прикупить желая, –
Мне отвечали кто во что горазд.
Почём фунт лиха –
каждый встречный знает.
– А счастья фунт?
– Да кто ж его продаст!
* * *
Мой дед убит. Он, недруг кулака,
Хотел земли. Обрёл её в могиле.
Плывут над той межою облака,
Которую они не поделили.
Я агроном и на своём веку
Немало разных распрей повидала
За клин овса, за сенокос в лугу...
Земли всё время людям не хватало.
Теперь другие времена пришли.
За землю драться земляки устали.
Крестьяне отказались от земли,
И не враги – чиновники достали.
* * *
Искала я ручей однажды,
Где прежде некогда пила,
И, ослабевшая от жажды,
Его нашла.
Раздвинув пышную осоку,
Едва не закричала я.
Дороге долгой много ль проку
У пересохшего ручья?
О друге я мечтала страстно,
Пожатья жаждала рука.
Нашла. Но жизнь прошла напрасно.
Другими выпита река.
* * *
Всё было: засухи и грозы,
Обиды, скорби и хула...
Я превращала раны в розы.
Я их стихами собрала.
Печальней не было букета,
Чем книга эта...
* * *
Расцвели купальницы на Троицу.
Жеребёнок топчет их в лугу.
Может быть, само теперь устроится
То, чему помочь я не могу?
На просторах,
солнышком обрызганных,
Не трава – такой прохладный шёлк…
От меня, не шёлковой, капризный мой
Праздновать любовь к другой ушёл.
Рву в лугах весёлые купальницы.
На губах и пальцах – горький сок.
Никому я не могу понравиться.
Вышел срок.