Александр Рудяков, доктор филологических наук, профессор, член Совета при Президенте Российской Федерации по реализации государственной политики в сфере поддержки русского языка и языков народов Российской Федерации
Общение с читателем твоих статей дорогого стоит. Один из них из числа мною уважаемых (и что важно – не из числа филологов) сказал, что его рассмешило уподобление ситуации в лингвистике ситуации в космогонической теории. Я напрягся, потому что для меня эти явления изоморфны: в обоих случаях кардинально изменяется научная парадигма. И это совсем не «оторванная от жизни «чистая наука»: неадекватная теория не позволит получить нужные практические результаты. Уверен, что сторонники геоцентрической концепции устройства нашей Вселенной не смогли бы обеспечить успешность космических полётов…
«Лингвосекция»? Этот окказионализм (неологизм, существующий здесь и сейчас и, как правило, не входящий в словарный состав языка) я создал по аналогии со страшным словом «вивисекция» (оно образовано от двух латинских слов: vivus – живой и sectio – рассекание, буквально «резать по живому»). Допускаю, что назвать таким образом то, что мы творим сегодня в нашей науке и нашем образовании с нашим живым русским языком, – это, как может показаться, «перегиб», но – есть Истина и есть полемический задор…
Давайте представим себе, что утром, собираясь ехать на работу, мы подходим к нашему автомобилю, к нашему любимому транспортному средству и, не открывая водительскую дверь, сразу же открываем багажник, достаём инструменты и… начинаем разбирать наше транспортное средство на составные части. Бред? Конечно! Транспорт не для того возникает и существует в нашей жизни, чтобы мы его разбирали и собирали. Тем более что это «умение» никаким образом не улучшит наши водительские навыки… Нет, конечно, апологеты всяческих «разборов» скажут, что эти действия развивают логическое мышление, мелкую моторику и прочие важные «компетенции». Но (!) так использовать транспортное средство нельзя: это противоречит его сущности. Это – функционально безграмотно! А мы ведь в школе пытаемся всеми силами сделать наших «обучающихся» (странное слово) функционально грамотными! Очевидно, что эта «машинасекция» никакой пользы не принесёт. Да и машину жалко: разберём плохо и не соберём вообще. Этим должны заниматься специалисты…
Давайте представим себе, что утром, собираясь на работу, мы готовим себе завтрак, ставим чашки и тарелки на стол, садимся, откладываем в сторону столовые приборы и начинаем разбирать нашу пищу, призванную дать нам запас энергии на начало трудового дня, на ингредиенты, на белки и углеводы… Остаётся надеяться, что после этой «пищесекции» мы не придём к тому же выводу, к которому пришли авторы знаменитой статьи в «Литературной газете» советской поры: помните нашумевшую «Почему кошки не едят нашу колбасу»? Да, понимаю, мне скажут, что учёт калорий и соотношение клетчатки с белками очень важны, но (!) пусть этим занимаются специалисты, рекомендациям которых я буду следовать. Продукты питания возникают в нашем мире для насыщения нас энергией. Иное их применение функционально безграмотно!
Подобные примеры каждый из нас может приводить бесконечно. Пора переходить к тому, из-за чего я окрестил наше отношение к языку «лингвосекцией».
У слова, как у автомобиля и у нашей пищи, которые по сути своей не нечто для разбирания и собирания, а транспортное средство и продукт питания, также есть высокое предназначение, благодаря которому оно возникает и существует в системе языка.
Слово дано нам для именования! Для номинации! Мы ничего ни о чём не сможем сообщить, если не назовём то, о чём, и то, что мы сообщаем! И главное в слове – его смысл! Именно он очерчивает круг тех реалий, которые это слово способно именовать!
А что мы делаем со словом в школе? Мы вставляем в его сознательно искажённый идеальный облик пропущенные буквы, искренне считая, что таким странным образом формируем грамотность. Мы разбираем его на части, навязывая детям представление, что слово для этого и предназначено.
Но (!) – слова нужно не раздирать на части, а уметь выбирать в зависимости от ситуации общения. Надо уметь использовать ещё одну возможность для именования. Мир слишком велик, чтобы для каждого предмета или явления было отдельное слово. Здесь на помощь приходят словосочетания, смысл бытия которых аналогичен словесному. Варьирование слов и словосочетаний в процессе именования и есть то, чему нужно учить в процессе так называемого развития речи… Но словосочетание по традиции рассматривается в одном ряду с предложением, смысл бытия которого совсем иной…
Не повезло и предложению! И тексту. Их членят, разбирают, разбирают и членят…
Что поделаешь: такой этап своего развития переживает сегодня наша наука.
Мы, находясь в плену устаревшей научной парадигмы, не умеем видеть язык как целое и с этой точки зрения определять его составные части. Иначе говоря, у нас есть «морфемоведы», «слововеды», «предложениеведы», «текстоведы», каждый из которых требует видеть и изучать именно эти феномены, не видя язык как целое. Но это не вина отдельных людей – такова сегодня научная парадигма, таков этап развития науки. Об этом с виду шуточное стихотворение:
Дети, не кромсайте предложение
и не рвите слово на куски.
Это всё по здравом размышлении
стоит делать только от тоски,
глупости и недопонимания,
что когда будильник разберёшь,
то среди деталек всяких маленьких
ты часов, конечно, не найдёшь…
Слово – сила, только если целое,
как часы, планшет и автомат!
Что же, педагоги, вы наделали?
Кто же, кто же в этом виноват?
Клочья языка в тетрадь записаны.
Ну а где язык наш? Мой и твой?
Кусковой он стал по нашей милости,
кусковой, немой и неживой…
Господствующая в науке система общих представлений при всей своей принципиальной теоретичности и даже «философскости» оказывает самое прямое воздействие на самые что ни на есть практические вещи. И если бы «страсть» к разборам была единственным таким воздействием…
Мир устроен так, что смена парадигмы в гуманитарной сфере не может быть настолько радикальной и быстрой, как это происходит, например, в военной науке, когда использование беспилотных систем на земле, воде и в воздухе за несколько лет стало господствующим средством ведения боевых действий (на мой взгляд, катализатором изменений в лингвистике сможет стать только осознание специалистами по искусственному интеллекту скудости современных лингвистических знаний и невозможности решения на нужном уровне целого ряда задач без качественного их улучшения).
Смена научной парадигмы инициируется из-за пределов самой лингвистической науки, «внутри» которой всё устоялось и освящено высказываниями авторитетов, традицией, учебными программами (для меня особенно показательно, что в качестве первого значения слова «язык» (которое многими воспринимается в качестве «главного» и «основного») в современном нам толковом словаре названо следующее: «орган в полости рта в виде мышечного выроста у позвоночных животных и человека, способствующий пережёвыванию и глотанию пищи, определяющий её вкусовые свойства»; а всякие там «средства общения» – только третье значение этого «многозначного» слова).
Смена эта не «ненаучна»: она метанаучна. Вот почему так велика в этом очень нужном и очень болезненном процессе роль таких изданий, как «Литературная газета», взявших на себя труд приближать это архинужное, архисвоевременное и подлинно революционное преобразование способа восприятия мира русистикой.