Александр Александрович Васильев
…В ту пору, когда меня начали водить в театр, мама из амплуа инженю перешла в амплуа героини, поэтому её первые главные роли мне застать не удалось. Я не видел ни её Софью в «Горе от ума» в прекрасном оформлении художника Михаила Курилко, ни принцессу Сяо Лань в «Волшебном цветке», ни Люсиль в «Мещанине во дворянстве». Но я помню великолепный спектакль «Конёк-Горбунок», в котором мама играла роль Царь-Девицы в пару с примой театра Ритой Куприяновой, а начинающий тогда Олег Ефремов был Иваном. Во время очередного спектакля Ефремов умудрился в стогу сена потерять вставной зуб на штифте. На протяжении всего первого акта он то и дело запускал руки в стог, пока наконец не обнаружил пропажу. В антракте он вставил зуб на место и как ни в чём не бывало продолжил играть.
Главную роль, то есть непосредственно самого Конька-Горбунка, играла великолепная Галина Иванова – актриса травести, которая была буквально создана для детского театра. Весь спектакль тётя Галя проводила на четвереньках и в маске, полностью скрывавшей её лицо. Казалось бы, как можно в таком костюме вообще что-то играть?! Но она играла. И как! Это было что-то невероятное: голос, трогательная интонация, нежный взгляд… Сколько лет прошло, а глаза Конька я до сих пор не могу забыть.
Ещё один спектакль, в котором играла мама, назывался «Рамаяна». Это был бесспорный хит Центрального детского театра, поставленный по древнему индийскому эпосу в период расцвета советско-индийских отношений, которые пошли в гору после раздора с Китаем на почве автономии Тибета. Тогда же, кстати, в Москве появился знаменитый магазин «Ганга», а в моду вошли индийская обувь, шкатулки и украшения из полудрагоценных камней. Главную роль в «Рамаяне», царя Раму, играл мамин однокурсник, красавец Геннадий Печников, недавно скончавшийся в Москве. Даже постарев и погрузнев, он так и не смог отказаться от этой главной роли в своей жизни. А мама в очередь с Маргаритой Куприяновой выходила на сцену в образе принцессы Ситы. Точнее, её выносили на сцену в паланкине – специальных носилках, служивших в Индии средством передвижения для аристократов. Спектакль был напоён ароматами Востока, наполнен индийскими танцами и песнями… Артисты играли в белых одеяниях. Мама убирала свои прекрасные тёмные волосы цветами, на лоб клеила гранёный ромбовидный хрусталик розового цвета – и виделась мне совершенно невероятной красавицей.
Шпионка Лотта – Татьяна Васильева в спектакле
«Забытый блиндаж»
Слава о спектакле «Рамаяна» дошла даже до Джавахарлала Неру. Во время своего визита в СССР в 1961 году премьер-министр Индии попросил отвезти его в ЦДТ. После спектакля Неру спросили, понравилась ли ему «Рамаяна». Он ответил: «Да! Советские артисты играют даже лучше индийских!» А у меня до сих пор хранится фотография, на которой Джавахарлал Неру запечатлён в окружении актёров Детского театра, и рядом с ним, в центре, – моя мама. Дома у нас хранилось шёлковое сари цвета электрик, и мама прекрасно умела его надевать и носить, а это целая церемония, отработанная веками.
Мама, кстати, практически всегда играла положительных персонажей. Лишь однажды ей досталась отрицательная роль. В патриотическом спектакле по пьесе Сергея Михалкова «Забытый блиндаж» она появлялась на сцене в образе немецкой шпионки по имени Лотта. Декорации этого спектакля стояли на поворотном круге, который, разворачиваясь, показывал интерьеры «забытого блиндажа». На маме были зелёные замшевые туфли на шпильке, зелёный костюм, белые перчатки и белая высокая шляпа из кожи. Сразу становилось ясно: перед вами иностранка. А ещё по роли маме приходилось курить. Она так и появлялась на сцене – с сигаретой во рту, чем страшно меня шокировала, поскольку в жизни никогда не курила. Мамин текст я запомнил на всю жизнь. Закинув ногу на ногу, она говорила:
– Я только что из Варшавы. У меня новые сведения.
И я, сидя в первом ряду зрительного зала, думал: «Неужели мама действительно успела съездить в Варшаву за это время?! И какие же сведения она сейчас рассекретит?!»
Но эта роль, повторюсь, была единственной отрицательной в её послужном списке. Вот и в спектакле «Волшебный цветок», поставленном во времена дружбы СССР с Китаем, ей досталась роль младшей доброй сестры, а злой сестрой была мамина соученица по Школе-студии МХАТ моложавая Нинель Шефер. Интересно, что актрисы во время репетиций собственноручно по трафарету вышивали свои китайские халатики. Эта сказка, поставленная выдающимся режиссёром Марией Осиповной Кнебель, очень любившей мою маму, имела грандиозный успех и шла довольно долго. Благодаря оркестру она казалась действительно волшебной по звучанию. Например, звенели колокольчики, и юные зрители даже не догадывались,
что звук этот извлекается с помощью треугольника.
Мама со мной и племянницей Юратой Швядайте.
Вильнюс, 1968 г.
Режиссёр Игорь Власов, видевший «Волшебный цветок», в красках описывал удивительную и пластичную проходку мамы с китайскими фонариками в руках по «китайскому ночному саду». Пьесу населяло множество персонажей, связанных с флорой и фауной. Например, любимая мной Магда Лукашевич играла Петунию, Татьяна Надеждина с Натальей Сальниковой были Русалками, а выдающийся актёр Лев Дуров изображал Репей. Оленёнок, Зайчонок, Дедушка Кедр, Птичка, Светлячки – всё это персонажи «Волшебного цветка». Главного героя по имени Ма Лань-Хуа играл знаменитый актёр и певец Олег Анофриев. Этого спектакля я уже не застал, но моя сестра смотрела его неоднократно. Её усаживали в зрительный зал, и она, с гордостью поворачиваясь к сидящим рядом сверстникам, объявляла: «А это моя мама!» У Наташи даже сохранилась фотография, где она совсем малышкой сидит на руках у китайского посла, который приходил на эту пьесу и познакомился с артистами.
Игрался на сцене ЦДТ спектакль «Том Сойер», где мама исполняла роль Мэри, старшей сестры главного героя. А в спектакле «Удивительный год» она сыграла старшую сестру Ленина – Анну Ильиничну. Многие постановки мне не удавалось посмотреть от начала до конца. В гримуборной было радио, так и сейчас устроено во всех театрах, и режиссёр давал команду: «Гулевич, на сцену!» Я понимал, что это мамин выход. Порой мне позволяли спуститься на сцену с мамой, сесть на маленькой табуреточке в первой кулисе рядом с помрежем и смотреть спектакль во все глаза. Я рос театральным ребёнком и почитал за счастье бывать так часто в театре. Если маму «убивали» в первом акте, мы смело могли идти домой и всегда очень радовались возможности вернуться пораньше. Так было на спектакле, поставленном по сказкам Маршака «Про козла» и «Теремок», где мама и Нинель Шефер выходили на сцену в крошечных ролях эфиопок в прологе. Спектакль открывался спором двух стариков – доброго и злого. Добрый дед, которого прекрасно играл Анатолий Щукин, начинал:
– Сейчас я расскажу вам добрую сказку.
– Нет! Злую сказку! – кричал злой дед, актёр Матвей Нейман, караим по национальности.
– Нет, добрую!
– Нет, злую!
Затем злой старик командовал:
– Эфиопы, занавесочку!
И мама с Нинель в масках из тёмных капроновых чулок с разрезами для глаз и рта прибегали на сцену из глубины зрительного зала. Из-за того, что этот спектакль неизменно проходил при аншлаге, мне доставалось одно и то же место на откидном стульчике в левом проходе. И вот мама, пробегая по залу, всегда легонько гладила меня по плечику. Мне это было очень приятно. Я знал, что эфиопка – моя мамочка! Эфиопы, стоя спиной к залу, как бы поднимали занавес, и начиналась чудесная сказка.
Великолепный театральный художник Владимир Дмитриев создал для этого спектакля уникальные декорации. На сцене стояла настоящая избушка, передняя стенка которой была написана на тюле, и, когда внутри зажигался свет, зрители могли видеть всё, что происходит в избушке у деда с бабкой и их «ручного» козлика. Это было так просто, но и очень эффектно. А во втором акте, в сказке «Теремок», возникал теремок, окружённый полукруглым частоколом. Этот частокол, поставленный на полукруглые рельсы, мог разъезжаться в разные стороны. Но как только к теремку подбирались Кума Лиса и Волк, частокол тут же съезжался снова. Правда, иногда частокол за--едало… Я очень боялся всяких накладок в спектакле, болел за исполнителей и рабочих сцены.
Роль лягушки в спектакле исполняла талантливая актриса Тося Соболева. Она была в маске и в зелёных перчатках с перепонками. Когда я в годовалом возрасте увидел её за кулисами в гриме и костюме, страшно перепугался и разревелся. Лягушек в человеческий рост встречать мне ещё не приходилось.
В том же спектакле в одной из сцен волки будто бы съедали козлика, и из-за пенька разлетались его бутафорские окровавленные косточки. Дети, сидевшие в первых рядах, визжали и от страха писались в штаны. Тогдашний директор театра Шах-Азизов даже в один прекрасный день распорядился заменить бархатную обивку на всех креслах в зрительном зале на дерматиновую. До этого мокрые бархатные сиденья сушили утюгами, гладили их через газету «Правда» или «Известия». А детский страх в зале и физиологическая реакция на него были обоснованными. Это действительно был жутковатый момент. А я, будучи театральным ребёнком, сидящих рядом детей успокаивал:
– Не бойтесь, козлика не съели! Он будет жить!
Я-то прекрасно знал, чем дело кончится!
Ещё одной замечательной постановкой в ЦДТ был спектакль по двум сказкам Пушкина – «О рыбаке и рыбке» и «О царе Салтане». Визуально спектакль был очень красив. Чтобы изобразить глубокое синее море, актёры натягивали рядами по всей длине сцены русские рушники метров в пять длиной – от пола и до высоты человеческого роста. Рушники колыхались, точно волны, в которых «плавала» золотая рыбка в исполнении замечательной Людмилы Гниловой. А роль спящей царевны исполняла хрупкая Валечка Туманова, уехавшая затем в далёкий театр на Крайнем Севере.
Текст от автора читал один из лучших артистов театра Михаил Тимофеевич Андросов, а постановщиком был талантливый режиссёр Лесь Танюк. В 1968 году его уволили из ЦДТ за подпись письма в защиту Александра Гинзбурга и Юрия Галанскова, а спектакли одним махом запретили и изъяли из репертуара. Интересный поворот судьбы: много лет спустя в Париже я несколько лет сотрудничал со старейшей газетой русской эмиграции «Русская мысль». Заместителями главного редактора Ирины Иловайской-Альберти были тогда муж и жена Александр и Арина Гинзбурги.
Лучшими подругами моей мамы в детском театре были актрисы Валерия Меньковская, Наталья Сальникова и Магда Лукашевич. Они дружили семьями и почти каждое лето большой компанией на автомобиле Олега Селяха, мужа Наташи Сальниковой, выезжали в Литву. Литва в послевоенные годы считалась настоящей заграницей, и на всех большое впечатление производила возможность вот так запросто отправиться в Вильнюс и бесплатно жить у родственников в собственном доме.
Мама и её подруги по театру проявляли живейший интерес к моде. Например, талантливая характерная актриса Наталья Сальникова носила очки-лисички, которые были в моде в 1950-е годы. А тетя Магда и вовсе слыла заграничной штучкой. Её мужа, видного кинооператора Александра Симонова, пригласили преподавать операторское искусство в Пекинский институт кинематографии. Разумеется, Магда отправилась следом за ним. Побывав в Китае, она очень увлеклась роскошными китайскими костюмами, вышивкой, резьбой по камню. Они собирали старинные китайские печати, литографии. Сам Симонов в Пекине сделал серию уникальных снимков старого города, от которого сегодня не осталось и следа. Он весь был разрушен при Мао Цзэдуне, в эпоху культурной революции.
После Китая были и другие поездки, например в Тунис. Для брежневской эпохи – настоящая экзотика. Из этого путешествия Магда с мужем привезли множество слайдов, которые показывали в кругу друзей. Сразу после возвращения из Туниса они пришли к нам на Фрунзенскую набережную со своим проектором. Мы повесили на шкаф простыню, выключили в комнате свет и под тихое гудение проектора смотрели сменяющие друг друга виды Туниса. Увидев на одном из слайдов православный храм, похожий на те, что видел в Суздале, я сказал:
– Оказывается, и в Африке есть храм!
Мне объяснили, что его построили русские эмигранты. Про эмигрантов я тогда ничего не знал и представить не мог, что тема эмиграции станет делом моей жизни.