Михаил Фёдоров,
Воронеж
Отреставрированное «Подворье купца Карпова» с трактиром, кумысной, булочной и «нумерами» сегодня должно было уже принимать гостей, но к переустройству усадьбы ещё даже не приступили. С одной стороны, и слава богу – судя по макету, новый отельный комплекс совсем не тянул на обещанный бывшим градоначальником архитектурный стиль середины XIX века. С другой – подворье превратилось в «заброшку» и единственное, на что можно бросить взгляд, это установленная в 1965 году по инициативе Ираклия Андроникова табличка: «В этом доме летом 1841 года снимал квартиру и провёл последний день своей жизни великий русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов».
Приехав в июне после десятилетнего перерыва на отдых в Железноводск и отметившись в санатории, направился к своему корпусу по улице Семашко и на фасаде первого же дома, называемого в народе домиком Лермонтова, заметил знакомую мемориальную доску с барельефом поэта. Я видел её много раз в прежние приезды, она не изменилась, а вот дом, когда-то жилой, окончательно одряхлел: через покрытые слоем пыли стёкла просматривались заваленные мусором комнаты, а часть окон была разбита или завешена тряпками. Мёртвый дом…
Остановился перед железными, какими кроют крыши, воротами, толкнул их, и они с лязгом открылись. От вида разрухи обмер: по периметру двора тянулись сараи с распахнутыми и покосившимися дверьми, какие-то развалюхи с дырами вместо окон, чуть дальше трёхэтажный, похожий на скворечник, дом с аркой, за которой виднелся спуск. Видимо, когда-то здесь был постоялый двор и через арку проезжали экипажи.
Понял: дом с мемориальной доской – это левый флигель. Заглянул в сорванные двери и, поднявшись по шаткой лестнице с высокими ступенями, походил по комнатам со скрипучими полами и с ободранными обоями, шарахаясь от шкафов с распахнутыми дверцами и вглядываясь в облупленные потолки с оголёнными проводами. Выйдя и обогнув флигель, ещё больше ужаснулся, увидев, как словно взрывной волной, оторвало стену, и в нише, как в пещере, виднелись обломки лестницы и полуразобранная печка, из сердцевины которой кто-то повытаскивал кирпичи.
Но прохожие скрытого за фасадом не видели. Каждый день, проходя мимо мёртвого «лермонтовского домика», то и дело замечал: остановился мужчина и фотографировал мемориальную доску; парочка стояла, читали текст на доске; мамаша, показывая на неё, объясняла двум малышам кто такой Лермонтов; снималась на фоне доски группа экскурсантов.
Когда сам фотографировал дом, рядом остановилась иномарка, и из водительского окна выглянула пышноволосая дама:
– Фотографируете?
– Да вот, ужас какой-то…
– Все ужасаются, а помощи никакой…
После короткого разговора узнал, что Людмила уже давно бьётся за дом: рассказала, что его с аукциона кому-то продали и этот кто-то пытается его сломать. Идут какие-то споры – мог там Лермонтов ночевать, не мог… Дуэль-то в 1841-м, а дом построен позже… Но я думаю, говорит Людмила, это просто повод всё снести. Ведь Лермонтов же отсюда уехал стреляться… Я уже думаю на Машук поехать, где была дуэль, и всем рассказывать, что происходит. Пусть знают. Может, кто-нибудь, поможет…
На следующий день я решил сходить в архив, вывеску которого видел на спуске в начале улицы Семашко. Там в архиве должны же внести ясность, когда и что построено! Но архива в доме не оказалось, его помещения ремонтировали под торговый центр. Направился в администрацию Железноводска, надеясь там узнать, как и что. Но грудастая охранница меня не впустила ни в отдел культуры, где хотел задать вопросы насчёт мемориальной доски, ни в юридический отдел – узнать, идут ли какие-нибудь тяжбы. Не позвали ни юриста, ни сотрудника отдела культуры, сославшись на их занятость. Правда, вышла сотрудница общего отдела и предложила:
– Вы жалобу напишите, её рассмотрят и дадут ответ…
– Подождите, мне только спросить…
– У нас не спрашивают… Сначала глава рассмотрит, потом тот, кому он отпишет, потом тот, кто дальше отпишет…
– Вы мне предлагаете несколько месяцев ждать? Я же через десять дней уезжаю…
Пытался пригрозить, что выведу местную власть на «чистую воду», что… что… и что, но ни авторитеты, ни угрозы не подействовали. Присев в холле за столик, написал-таки жалобу, в которой изложил свои опасения насчёт сохранности «мёртвого» дома и мемориальной доски на нём: чей он теперь, делают ли что-то для его спасения и на какой стадии это спасение. Закончил: прошу пояснить… прошу сохранить… прошу… прошу… И перечислил, чего никогда не делал, свои награды – литературную премию Пикуля, Золотую медаль Плевако («Пусть! Может, это проймёт»).
В растрёпанных чувствах из администрации направился в прокуратуру, которая находилась по другую сторону площади в старинном, с террасами, особняке. Здесь меня приняли более «ласково»: щупленькая помощник прокурора слушала, кивала головой, вместе со мной возмущалась и тоже предложила описать проблемный вопрос на бумаге, что я, уже не сопротивляясь, и сделал. Просил разобраться: у кого дом, не случилась ли какая афера, а если случилась, как прокурор отреагировал, – одним словом, нужно спасать «домик Лермонтова». И тоже – что лауреат, что Золотая медаль Плевако… Теперь ждал реакции.
Пытаясь разобраться, зашёл и в краеведческий музей, словно прицепившийся за край обрыва. Обрисовал вопрос о флигеле сотруднице музея, попросил познакомить с кем-нибудь из краеведов и на всякий случай оставил номер своего сотового телефона. Но от неё получил лаконичные ответы: не знаем, не ведаем, и вообще, вы кто? Пригрозил предать гласности такую неграмотность музейных работников, и это подействовало.
Ещё не отошёл от музея ста метров, как позвонили и предложили зайти. Узнал, что напротив моего санатория на видном пятачке когда-то стояла Никольская церквушка. Рядом отдали земли отставному солдату Карпову, который собирался построить дом с двумя флигелями, и здесь со временем образовалось «Подворье Карповых». Лермонтовед Ираклий Андроников настоял на том, чтобы на фасаде сохранившегося левого флигеля была установлена памятная доска: что здесь летом 1841 года провёл свой последний день Лермонтов. Летом 1841 года Карпов ещё не имел этого участка (отведён в 1847 году), и, следовательно, Лермонтов не мог жить на подворье Карповых. Но до Карпова на этом месте были деревянные постройки, в которых мог останавливаться поэт, тем более что «отвод» участка касался регистрации, которая как обычно запаздывала и могла быть сделана спустя годы, как и теперь сплошь и рядом, «по факту».
Через неделю снова сходил в прокуратуру и от другого помощника узнал, что «Подворье Карповых» – объект культурного наследия федерального значения. Но хозяйка подворья… в Турции, и её, мол, не достать.
– Но вы знаете в каком состоянии подворье? – спрашиваю.
– Я там был… – сказал помощник. – Тут разве что на управление культурного наследия давить…
Уже после отпуска, вернувшись домой, получил письмо от мэра Железноводска:
«…В настоящее время объект культурного наследия федерального значения «Подворье Карповых», где М.Ю. Лермонтов провёл последнюю ночь перед дуэлью… передан в частную собственность и не может быть отремонтирован за счёт бюджетных, краевых или федеральных средств…»
Не слабо! Продать – продали, деньги получили. Значит, средства есть. А где они? Или передали бесплатно, в качестве подарка?
«Согласно приказу управления Ставропольского края по сохранению и государственной охране объектов культурного наследия (далее – краевое управление) от 10.01.2022 г. №4 собственник вышеуказанного объекта до 01.02.2024 г. должен был разработать проектную документацию для проведения ремонтно-реставрационных работ; провести историко-культурную экспертизу… и согласовать её для проведения реставрационных работ… с краевым управлением…»
Еще к 1 февраля 2024 года! Год с лишним назад проект должен был быть разработан, и уже давно должны были идти реставрационные работы. А там – разруха…
Далее:
«В установленные сроки балансодержатель объекта культурного наследия федерального значения «Подворье Карповых» взятые на себя обязательства не выполнил, в связи с чем краевое управление подготовило в его адрес претензионное письмо об исправлении сложившейся ситуации до IV квартала 2025 года… Стоит отметить, что совместно с краевым управлением Администрация держит на контроле исполнение данного поручения и максимально заинтересована в скорейшем решении вопроса по реставрации данного объекта».
Заинтересована… Скорейшем… А чего волынили больше года, и только теперь подготовили претензию? А пока её пошлют, пока будут таскаться по судам, «домик Лермонтова» будет рушиться.
«Относительно мемориальной доски поясняем, что она находится на балансе ГБУК «Железноводский краеведческий музей», который находится в непосредственной близости от объекта культурного наследия… «Подворье Карповых», сотрудники которого следят за её состоянием и сохранностью».
А мне сотрудники краеведческого музея ни «а» ни «б» про доску. А оказывается, они за неё даже отвечают! И одна квартира в «лермонтовском доме» в девяностые была даже передана этому музею. Неужели его сотрудники за много лет так и не нашли времени и средств, чтобы выбросить хлам, подмести, отмыть окна и хотя бы повесить на дверь амбарный замок?
А ведь там можно было бы выставки организовывать, проводить для школьников уроки, посвящённые «Мцыри» или «Герою нашего времени», приводить туда туристов. В этих именно стенах Лермонтов не ночевал? Тот деревянный домик под камышовой крышей, где он провёл последнюю ночь, снесли? Да и Бог с ним. В доме-музее Эль Греко в Толедо художник никогда не жил. Дом, в котором он жил, сгорел, но испанцы построили новое здание, повесили там картины, устраивают там вернисажи и возят туда туристов. Почему бы и нам не перенять этот опыт? В Железноводске здание того времени сохранилось. Нет денег на реставрацию? Да бросьте! Там же не дворец, и привести его в порядок не так уж дорого. Было бы желание, а не только болтовня о сохранении истории.