Есть у меня доставшаяся от бабушки советская фарфоровая статуэтка белоснежного лицейского Пушкина. Есть у меня унаследованная от бабушки небольшая масляная картина Петра Кончаловского (то ли фиалки, то ли сирень, там неразборчиво, одна шапка плотно сбитых цветков торчит, окружённая листьями, «утопленная» в синюю пузатую вазу). Не думал, что они когда-то «поженятся». Хотя стоят на книжном шкафу рядом уже много-много лет, целых двадцать лет, целую воздушную бездну.
...Впрочем, Пушкин, не тот, не мой, не фарфоровый, а тот, о котором речь, уже был никакой не лицейский – а взрослый, михайловского периода, живущий в ссылке.
Сидит на другой картине Кончаловского зрелый Пушкин в одной рубашке, расстёгнутой до пупа, с голыми ногами, сидит по-турецки: что-то там сочиняет, перо грызёт. Да ещё и пол-апельсина на столике. И это тогда, когда крестьяне в России нет-нет да и голодают.
Дедушка Никиты Михалкова, разумеется, не ожидал, что эти ноги и грудь вызовут такой шумный скандал. Хотя мог бы и предугадать: Пушкин без штанов. Это даже похлеще сброшенного солнца русской поэзии с корабля современности.
Картина была представлена на персональной выставке в 1932 году. Ну, и получил своё Пётр Петрович. Кукрыниксы потом тоже изобразили его с голыми ногами.
«Чтобы доказать Кончаловскому, как неприятно быть изображённым в непристойном виде, наши художники Кукрыниксы нарисовали в такой же позе и самого заслуженного деятеля. А впрочем, это всего-навсего дружеский шарж. Всё в порядке».
Не думаю, что Пётр Кончаловский был так уж уверен, что всё в порядке.
Поэтому жёлтое одеяло, до этого эффектно державшее собой цветовое пятно, но занимавшее всего одну пятую несчастной картины, переползло на колени поэта, увеличив своё присутствие до одной трети всего полотна; декольте сильно сократилось; апельсин Пушкин предусмотрительно съел. Осталась лишь кожура.
Но и эта картина не понравилась критикам.
Слишком уж там был Пушкин затрапезным. (Я, кстати, тоже пишу этот текст в халате.)
В сатирическом сборнике «Парад бессмертных», уже в 1934 году, появились злопамятные строчки:
От зрителя налево – Кончаловский,
Известный тем, что написал картину,
В которой снял подштанники с поэта.
В художнике заговорила совесть,
И он решил, подштопавши бельё,
Вернуть его немедленно поэту…
Да ладно Пушкин. В 1903 году художник с именем Наркиз и с важной фамилией для русской литературы – Бунин написал картину «Рыбная ловля», которая была выставлена в Санкт-Петербурге, в Пассаже.
Там стоят Лев Толстой (в белой рубахе) и Илья Репин (в голубой). И тоже с голыми ногами. В окружении других рыбаков, но нас эти рыбаки не сильно-то интересуют. Нас интересует, почему Репин и Толстой стоят перед нами без штанов.
И опять грянул скандал.
Говорят, через несколько дней после открытия один из журналистов, Саймон Любошиц, написал на холсте красным карандашом слово «мерзость». Его даже приговорили к шести суткам ареста потом.
Уж не знаю, правда это или нет, существовал ли такой журналист, писал ли он слово «мерзость», но маленький фарфоровый Пушкин пишет и пишет что-то своё на белом глянцевом столике, что-то, наверное, легкомысленное – мы бы сейчас его за это осудили; рядом с ним сирень или фиалки пьют свою бесконечную воду, а над нами и ними много-много лет плывёт и плывёт голое время, голое небо, голая безразличная пустота.