В дневниках и письмах Елены Сергеевны, последней жены писателя, отражена исторния болезни, принявшей в конце 1939 – начале 1940 года весьма серьезный характер, осложнившись гипертонией, ретинопатией и инсультом.
Как и многие врачи, Булгаков не обращал внимания на свое здоровье и не имел четкого ритма не только труда, но и отдыха. Об этом не раз отмечала жена в дневниках. К примеру: 28 ноября 1938 года: «…ложимся спать каждый день под утро. Вот вчера тоже вернулись от Вильямсов, где слушали радиолу четыре часа, а легли в пять…»
Или: «Сейчас к нам придут Файки и Волькенштейн играть в винт с М.А… Они пришли и играли до трех часов. А потом начались разговоры… Ушли они в половине пятого, мы еще просидели до половины шестого. У М.А. мрачное состояние».
23 февраля 1939 года: «У Миши – сильные головные боли. Сережа прогревал ему синей лампой голову… звонок и приезд Дунаевского. Неудачный вечер, Миша был хмур, печален… Дунаевский играл до четырех часов на рояле… Сегодня днем больна вдребезги из-за вчерашней бессонной ночи. К вечеру поправилась, читаю по Пушкину…»
Из письма Елены Сергеевны к брату Александру Сергеевичу в Париж 23 февраля 1961 года «…Вот когда был Миша, от нас, действительно, люди не могли уходить – прямо приклеивались к дому. Бывали почти каждый день люди, сидели поздно, и я молила Мишу – давай ложиться не позже трех! Но никогда не удавалось раньше пяти-шести… Прием, как всегда бывает, теперь люди говорят: я был дружен с Булгаковым, мы всегда ходили с ним домой из театра… Может быть, и был разок – но всегда?!»
Далее письма к брату и дневники Елены Сергеевны – хроника скоротечной болезни мужа. Из письма к Николаю Афанасьевичу Булгакову в Париж 17 октября 1961 года: «…Когда мы с Мишей поняли, что не можем жить друг без друга (он именно так сказал), – он очень серьезно вдруг прибавил: «Имей ввиду, я буду очень тяжело умирать, – дай мне клятву, что ты не отдашь меня в больницу, а я умру у тебя на руках. Я нечаянно улыбнулась – это был 1932-й год, Мише было 40 лет с небольшим, он был здоров, совсем молодой… И потом в течение нашей жизни он несколько раз напоминал мне об этом… К 1939-му году он был прелестен и внешне и душевно. Так что все его разговоры о скорой смерти… Единственно, что его мучило часто, это были головные боли… Потом мы поехали на юг, и в поезде ему стало нехорошо, врачи мне объяснили потом, что это был удар по капиллярным сосудам. Это было 15 августа 1939 года. Мы вернулись в тот же день обратно из Тулы (я нашла там машину) в Москву. Вызвали врачей, он пролежал несколько времени, потом встал, затосковал, и мы решили для изменения обстановки уехать на время в Ленинград. Уехали 10 сентября, а вернулись через четыре дня, так как он почувствовал в первый же день на Невском, что слепнет. Нашли там профессора, который сказал, проверив его глазное дно: ваше дело плохо. Потребовал, чтобы я немедленно увезла Мишу домой. В Москве я вызвала известнейших профессоров – по почкам и глазника. Первый хотел сейчас же перевезти Мишу в Кремлевскую больницу. Но Миша сказал: «Я никуда не поеду от нее». И напомнил мне о моем слове… А когда я в передней провожала профессора Вовси, он сказал: «Я не настаиваю, так как это вопрос трех дней». Но Миша прожил после этого полгода. Ему становилось то хуже, то лучше. Иногда он даже мог выходить на улицу, в театр. Но постепенно ослабевал, худел, видел все хуже… сестры медицинские были безотлучно, доктора следили за каждым изменением. Но все было напрасно. Силы уходили из него… Ноги ему не служили… Лицо его настолько изменилось от переносимых им страданий, что его почти нельзя было узнать…»
14 января 1940 года. «Миша лежит. Мороз действует на него дурно».
15 января. «Миша, сколько хватает сил, правит роман, я переписываю».
24 января. «Плохой день. У Миши непрекращающаяся головная боль. Принял четыре усиленных порошка – не помогло… Живем последние дни плохо, мало кто приходит, звонит. Миша правил роман».
1 февраля на фоне мучительных головных болей Михаил Афанасьевич спросил Елену Сергеевну: «Ты можешь достать у Евгения револьвер?»
6 февраля. Утро. 11 часов. «В первый раз за все пять месяцев болезни я счастлив… Лежу…. Покой, ты со мной…. Вот это счастье…»
11 февраля 1940 года Михаил Афанасьевич подарил жене фотографию с надписью: «Жене моей Елене Сергеевне Булгаковой. Тебе одной, моя подруга, надписываю это снимок. Не грусти, что на нем темные глаза: они всегда обладали способностью отличать правду от неправды. Москва. М. Булгаков. 11 февр. 1940 г.».
13 февраля – Булгаков последний раз диктовал правки к «Мастеру и Маргарите».
Супруга вспоминала, что как-то в конце болезни был момент, когда муж почти потерял речь и у него выходили иногда только концы или начала слов. Она сидела у изголовья, и Михаил Афанасьевич дал понять, что ему что-то нужно: лекарство, питье, но было ясно, что это не то. Тогда она догадалась и спросила: «Твои вещи?» Он кивнул с таким видом, что и «да», и «нет». Она сказала: «Мастер и Маргарита?» Он, страшно обрадованный, сделал знак головой: «Да, это». И выдавил из себя два слова: «Чтобы знали, чтобы знали»...
15 февраля. «Пишу после длительного перерыва. С 2-го, по-видимому, начался второй – сильнейший приступ болезни, выразившийся и в усилившихся, не поддающихся тройчатке головных болях, и в новых болях в области живота, и в рвоте и в икоте. Одним словом, припадок сильнее первого. Записывала только историю болезни, а в дневнике ни слова. Вчера позвонил Фадеев с просьбой повидать Мишу, а сегодня пришел. Разговор вел на две темы: о романе и поездке Миши на юг Италии, для выздоровления. Сказал, что наведет все справки и через несколько дней позвонит».
19 февраля. «У Миши очень тяжелое состояние – третий день уже. Углублен в свои мысли, смотрит на окружающих отчужденными глазами. К физическим страданиям прибавились или, вернее, они привели к тому болезненному душевному состоянию. Ему сейчас неприятен внешний…» Запись обрывается.
1 марта. «Утром – встреча, обнял крепко, говорил так нежно, счастливо, как прежде до болезни, когда расставались хоть ненадолго. Потом (после припадка): умереть, умереть… (пауза)… но смерть все-таки страшна… впрочем, я надеюсь, что (пауза)… сегодня последний день, нет предпоследний».
4 марта - согласно записи Е. С. Булгаковой день прошел так: «Утро. Проснулся... Потом заговорил: «Я хотел служить народу... Я хотел жить в своем углу... (Сергею Шиловскому) Ты знаешь, что такое рубище? Ты слышал про Диогена? Я хотел жить и служить в своем углу... я никому не делал зла...»
8 марта. «О, мое золото!» (В минуту страшных болей – с силой). Потом раздельно и с трудом разжимая рот: го-луб-ка… ми-ла-я…
Записала, когда заснул, что запомнила: «Подойди ко мне, я поцелую тебя и перекрещу на всякий случай… Ты была моей женой, самой лучшей, незаменимой, очаровательной… Ты была самой лучшей женщиной в мире… Божество мое, мое счастье, моя радость. Я люблю тебя! И если мне суждено будет еще жить, я буду любить тебя всю мою жизнь. Королевушка моя, моя царица, звезда моя, сиявшая мне всегда в мой земной жизни! Ты любила мои вещи, я писал их для тебя… Я люблю тебя, я обожаю тебя! Любовь моя, моя жена, жизнь моя!»
10 марта. «16.39. Миша умер».
11 марта состоялась гражданская панихида в здании Союза Советских писателей на Воровского, 52. Перед панихидой скульптор С. Д. Меркуров снял посмертную маску с лица покойного. С прощальным словом выступил писатель Всеволод Вячеславович Иванов, драматург Алексей Михайлович Файко, актер Василий Осипович Топорков и Борис Аркадьевич Мордвинов.
12 марта тело кремировали и урну с прахом Михаила Афанасьевича Булгакова захоронили на Новодевичьем кладбище.
В письме от 16 января 1961 года брату Николаю Булгакову Елена Сергеевна коснулась оформления могилы: «…Я никак не могла найти того, чтобы я хотела видеть на могиле Миши – достойного его. И вот однажды, когда я по обыкновению зашла в мастерскую при кладбище Новодевичьем, – я увидела глубоко запрятавшуюся в яме какую-то глыбу гранитную. Директор мастерской, на мой вопрос, объяснил, что это – Голгофа с могилы Гоголя, снятая с могилы Гоголя, когда ему поставили новый памятник. По моей просьбе с помощью экскаватора, подняли эту глыбу, подвезли к могиле Миши и водрузили. С большим трудом, так как этот гранит труден для обработки, как железо, рабочие вырубили площадочку для надписи: Писатель Михаил Афанасьевич Булгаков. 1891 – 1940 (Четыре строчки. Золотыми буквами)… Эту глыбу - морской гранит – привез Аксаков специально для могилы Гоголя…».
Елена Сергеевна пережила мужа на тридцать лет и умерла в 1970 году. Урну с ее прахом захоронили слева от Голгофы мужа. Теперь на ней такая надпись:
Писатель
Михаил Афанасьевич
Булгаков
1891 – 1940
Елена Сергеевна
Булгакова
1893 - 1970
Валерий Передерин,
врач,
г. Зеленоград