Ахмедхан Зирихгеран
Родился в 1976 году в ауле златокузнецов Кубачи (Дагестан). Член Союза российских писателей и Клуба писателей Кавказа. Прозаик, критик, сотрудник художественно-публицистического журнала «Дагестан». Дипломант XVII международного литературного Волошинского конкурса (2019), литературного конкурса «Линия фронта» (2020), IV литературного Тургеневского конкурса «Бежин луг» (2021). Публиковался в журналах «Кольцо А», «Южная звезда», «День и ночь», «Гостиный Дворъ», «Москва», «Наш современник», на порталах «Лиterraтура», «Формаслов» и др. Живёт в Махачкале.
* * *
Уродливый гибрид микроавтобуса, грузовика и холодильника с утробным рычанием преодолевал изрытую рытвинами дорогу, набирая скорость с невиданной для себя прытью – пассажиров сегодня было немного.
– Эге-ге-е-ей! – ликовал Марик, высунувшись по пояс в зияющее окно. Отсутствие стекла ничуть не мешало ему наслаждаться порывами ветра и в салоне, но усидеть на месте было выше его сил – так быстро он ещё не ездил.
Хлёсткая струя дорожной грязи, окатившая его с головы до ног, не смогла умерить восторг мальчика. Отряхнувшись, он вновь бесстрашно высунулся наружу. Отец не одергивал его, втайне и сам мечтая последовать примеру сына, но что-то его удерживало.
– Пап, пап, – Марик, переполненный восторгом, бросился к отцу, – а ты в детстве тоже так делал?
– В моём детстве мне мешало стекло, – усмехнулся отец, уютно расположившийся в корпусе старого холодильника, приваренного к задней стенке кузова. Этот сомнительный комфорт тем не менее дарил ему подобие личного пространства, несмотря на обилие свободных мест.
Когда-то, до катастрофы, здесь проходила железная дорога. Первыми пали жертвой мародёров рельсы, превратившись в груды металлолома. Затем из пропитанных креозотом шпал и телеграфных столбов выросли уродливые блокпосты. Когда же смутное время схлынуло, щебень разобрали на строительство. Выгребли всё до последнего камушка, местами углубившись до самого основания, – бывшая насыпь местами превратилась в подобие канала, и даже там колёса день за днём продолжали углублять колею.
Локомотивы и вагоны повторили судьбу рельсов, и от железной дороги не осталось и следа. Но людская память оказалась на удивление цепкой: скрипучий тарантас, кренящийся на ухабах словно навьюченный сеном ослик, по-прежнему называли электричкой № 2 – когда-то она ходила по этому маршруту.
Пейзаж за окном неумолимо менялся. Сначала это были горы, поросшие лесом, но по мере продвижения вперёд горы остались где-то позади, а деревья встречались всё реже и реже. Те же, что попадались на пути, порой были густо облеплены чёрными и белыми полиэтиленовыми пакетами, словно диковинными плодами. Марик, улыбнувшись, вспомнил, как отец рассказывал ему, что город, куда они едут, нередко называли не иначе как Город летающих пакетов.
Вместо гор всё чаще возникали скопления домов, приковывавшие внимание Марика не хуже заснеженной вершины, увиденной посреди лета. Поселения напоминали гигантские пирамиды – с возвышающимся зданием в центре и узкими бойницами окон на окраинах. На крышах развевались синие флаги со зловещей красной точкой посередине. Марик едва не спросил, что это значит, но передумал, решив отложить вопрос на потом. Домов становилось всё больше, пока наконец всё вокруг не превратилось в одно огромное разномастное строение.
– Море! Мо-о-оре! – завизжал Марик, когда в просвете между уродливыми постройками мелькнула бескрайняя бирюзовая даль. Немногочисленные пассажиры улыбнулись, оглядываясь на мальчика. Отец же, напротив, нахмурился.
Сколько себя помнил, Марик жил в глухом селе, высоко в горах. Знал, что когда-то они жили в этом городе, где он и родился. Но в его памяти не осталось ничего от тех времён. Отец рассказывал ему о маленьком домике с двориком, увитом виноградом, о гамаке, в котором можно было читать книги в жаркий полдень.
Марик давно уговаривал отца спуститься к морю, которое видел только на картинках. Благо вокруг их села было достаточно лесов и они не сожгли книги в печи, по ним он и научился читать.
Море разочаровало его. Всё побережье было застроено домами, домиками, домишками. Встречались даже вполне приличные на вид, с вооружённой охраной у входа. Но привыкшему к простору Марику здесь было тесно, а он ждал от моря свободы и бесконечности. Но их не было и в помине.
Даже в самом море всё было поделено – то тут, то там к вбитым в воду столбам были привязаны лодки, хозяева которых то и дело прогоняли их прочь с криками: «Частная собственность!» Кое-где над водой тянулись мостки, устроенные на сваях, они вели к дальним лодкам. Но входы на них были перекрыты ржавыми цепями, у которых дежурили хмурые охранники, не позволявшие даже приблизиться. Песок под ногами был перемешан с мусором.
– На этом пляже ты впервые окунулся в море, – голос отца дрогнул.
– Как? – Марик не мог поверить.
– Вот так, – отец взял Марика за руку и повёл прочь. Но мальчик вырвался, подбежал к самой воде и нырнул между двумя столбиками. Благо он был жилист и крепок, а плавать научился в горной речке, которую с друзьями перекрывал огромными валунами, образуя приличных размеров озерцо. Истерические вопли охранника и строгий окрик отца не могли его остановить. Впрочем, судя по интонации, отец не был на него зол.
Оставляя за собой мокрые следы, Марик плёлся вслед за отцом, даже не пытаясь оглянуться. Он знал, что ничего интересного не увидит. Ему хотелось закрыть глаза и уши, и он, словно в детстве, протянул руку отцу. Как только отец сжал его ладонь, Марик закрыл глаза. Но заглушить какофонию звуков, состоящую из рёва моторов, переклички автомобильных клаксонов и бесконечных перебранок на повышенных тонах, он не мог. Чтобы хоть как-то отвлечься, Марик запел.
– Вот здесь мы жили, – реплика отца прервала его пение. Отец кивнул в сторону строений, ничем не отличающихся от тех, что они видели раньше. Марик шёл вслед за ним, вертя головой по сторонам, но никакого уютного дворика и виноградника не было видно и в помине. Вокруг не было вообще никакой растительности, только дороги и стены, причём стен было гораздо больше, чем дорог. Решив, что отец ошибся, он промолчал. Поблуждав по лабиринтам закоулков и развалин, они остановились у зарослей незнакомого Марику растения, под листьями которого прятались гроздья черных пыльных ягод. Отец, тяжело вздохнув, протянул руку и сорвал одну ягоду.
– Значит, здесь был наш дом? – догадался Марик, узнав виноград по иллюстрациям в книгах.
– Хорошо хоть, никто не захватил, – всхлипнув, отец шагнул в густые заросли виноградника.
Несколько дней отец и сын колдовали над заброшенным домом и двором, словно скульпторы над глиной, обрезая одичавший виноградник. Вскоре у калитки выросла гора из виноградной лозы и сорняков – свидетельство их трудов. Марик зачарованно наблюдал, как преображается их старый дом. Стены, отмытые от многолетней пыли, вновь засветились нежно-голубым, как весеннее небо, словно вспомнив юность. Виноградник, постриженный и ухоженный, дышал свежестью.
Но мечта о море терзала Марика, словно заноза. Несколько раз он пытался проскользнуть к заветной синеве, но бдительные стражи берега стояли начеку, преграждая путь. В один из дней в поисках прохода к морю Марик увидел зловонную речушку, текущую к морю, а после и ещё одну. Ему стало до слёз обидно за море, вернувшись домой с разбитым сердцем, он устало опустился на пружинистую гору виноградной лозы. Над ним в лазурной выси в безумном танце кружились разноцветные полиэтиленовые пакеты.
– Как же вам хорошо, свободные странники! – прошептал Марик, провожая их взглядом. – Летите себе в морские дали…
Комок подступил к горлу, и одинокая слеза скатилась по щеке. Ветер крепчал, и вихрь пакетов становился всё яростнее. Неожиданно сухие обрезки виноградной лозы под ним смягчились, превратившись в уютное ложе. И в следующее мгновение Марик уже парил в небе, уносимый к морю. Пакеты, словно по волшебству разделившись на чёрные и белые, образовали подобие вертолётных лопастей, неся его над уродливым серым, дымящимся городом к бесконечному, прекрасному морю.
Ветер ласково трепал волосы Марика, подталкивая его в спину. Внизу, словно муравьи, копошились люди, пленники каменных джунглей. Остались позади бесчисленные лодки и лодочки, оккупировавшие берег, ему теперь не было дела до них. Ему было жаль их, запертых в этой серой реальности. А он… он свободен! Его ждёт безбрежное море. Волны, словно живые существа, игриво перемигивались друг с другом. Чайки приветствовали его радостными криками, возвещая о прибытии нового мечтателя. Ведь у него не осталось ничего, кроме мечты.