Вячеслав Куприянов. Противоречия: Опыты соединения слов посредством смысла. – М.: Б.С.Г.-Пресс, 2019. – 1000 экз.
В известном рассказе Исаака Бабеля «Как это делалось в Одессе» главный герой повествования налётчик Бенцион Крик помимо всего прочего произносит над могилой мелкого банковского клерка Мугинштейна, без достаточных оснований убитого «евреем, похожим на матроса», сакраментальную фразу: «Есть люди, умеющие пить водку, и есть люди, не умеющие пить водку, но всё же пьющие её».
Эти слова непостижимым ассоциативным образом пришли мне в голову, когда я присутствовал на презентации книги самого известного из нынешних отечественных верлибристов – Вячеслава Куприянова. Но эта мысль вспомнилась мне не в уничижительном, а в уважительном смысле слова. Потому что я полагаю, что Вячеслав Куприянов как раз умеет писать верлибры и делает это умно, тонко, талантливо. Редкий дар.
Сегодня верлибристов – пруд пруди. Любой мало-мальски оперившийся студент Литинститута убеждён, что способен писать всё, что придёт в голову, не понимая всей сложности поэтической задачи. Не учитывая канонов мировой и отечественной словесности. А дело не такое простое, как может показаться.
В этой связи хотелось бы поделиться некоторыми теоретическими и практическими соображениями.
Многие читатели, стихотворцы и даже литературоведы легкомысленно полагают, что верлибр (франц. – vers libre) является синонимом такого понятия, как свободный стих. Дескать, это одно и то же, и думать тут нечего. На самом деле между ними пролегает глубокая пропасть.
Свободный стих уходит корнями в древность, во многие сакральные тексты давних времён. Он религиозен, таинственен, магичен. Элементы свободного стиха легко отыскать в священных книгах Китая, Индии, Ирана, Ближнего Востока. Следы свободного стиха можно найти в эпосе о Гильгамеше, Песни песней царя Соломона и книге пророка Екклесиаста. Но разве может прийти в голову, что перед нами – верлибры? Стоит поставить такой вопрос, как становится смешно и неловко. Это – литература божественного происхождения.
Верлибр появляется в начале нового времени и во многом несёт в себе черты литературного жанра. Он обычно элитарен, грациозен и часто имеет отношение к салонному искусству. Ему свойственна некоторая игривость и, не побоюсь этого слова, маньеризм. У него другие функции, не имеющие прямого отношения к священнодействию, культу.
Но вернёмся к предмету нашего разговора. На мой взгляд, Вячеслав Куприянов прилагает неимоверные усилия для сопряжения двух этих стихий. Перед нами не игра, не поза, не словесные выкрутасы. В его строчках есть понимание творчества как служения, как выражения души.
Мы живём в эпоху метатекста. Не избавиться от культурологических ассоциаций, они неизбежны. Стихи Куприянова насыщены связями, перекличками, контаминациями. Не вижу в этом особого греха: мы слишком начитанны, чтобы освободиться от интеллектуальных наслоений. Одиссей, Святогор, Баратынский, Маяковский, Уитмен, Грейвз…
Во время презентации автору задали вопрос, с кем из поэтов он чувствует наибольшую близость. Вячеслав элегантно ушёл от сути вопроса, перечислив несколько имён верлибристов, но речь ведь шла не о внутрицеховых связях. Хотелось поговорить о классике, о предшественниках.
Эффектно представив цикл «Поэтические клипы», он не упомянул о поэме И. Бродского «Представление», хотя сближения тут весьма прозрачны:
барков с маяковским
стоят почти что рядом
блок поёт голосом
сшитым из бархата штанов маяковского
мировой пожар раздуем
маяковский и барков без штанов
сжигают библиотеку блока
блок поёт
на ногах не стоит человек…
Немного хулиганский стиль, но это не страшно: русская муза никогда не чуралась некоторого хулиганства. Однако порой создаётся впечатление, что поэт боится, что его заподозрят во вторичности. А зря. Всё равно заподозрят.
Настрой его стихов – игровой, ироничный, созерцательный. Ему претит излишняя серьёзность. Но нередко ему удаётся взлететь до философско-религиозных высей:
Готические храмы
нацелены в небо
вот-вот взлетят
с чем-то вернутся
Русские церкви
под золотыми
парашютами куполов
уже
приземлились
В начале своей литературной деятельности Куприянов немало времени и сил отдал переводам современной европейской поэзии. Его переводы были квалифицированные и живые. Свой талант он употреблял, чтобы пересадить на русскую почву сочинения немцев, австрийцев. Но и сам подпитывался от них стилистически, энергетически, эмоционально. Например, от такого оригинального поэта, как Эрих Фрид. Не вижу в этом ничего греховного. Наши лучшие классики исстари охотно перенимали чужой опыт и черпали вдохновение из иноземных источников.