Интересен ли детектив – сам по себе? Интересна ли легенда? Жёсткий реализм?
Увлекает смешение – искусное авторское мастерство, стирающее грани…
Жизнь вообще – своего рода алхимия, одно постоянно превращается в другое, только творчество - индивидуально.
Новая книга Николая Железняка «Град на крови» и есть такая литературная алхимия: детективная завязка переносит то в Париж, то в Боснию, проводя читающего психологическими лабиринтами и коридорами фантазий, - к легенде…
К замку, по-славянски граду, Снежник, и странствующему рыцарю – основателю. Так волевой сгусток оттенков черноты выезжает из древних сказаний и энергии воображения.
Своеобразие романа и его стилистики несомненно: показатель мастерства, автор искусно совмещает густую словесную живопись и акварельную лёгкость лексического пунктира.
Погружаемся в атмосферу:
«Захотелось поднести к губам черный ствол с острыми, зазубренными гранями, дунуть на срез, развернуться в три четверти, кокетливо приподнять округлое голое плечо. Она в центре — кожаные шорты со шнуровкой, куртка-разлетайка на заклепках. Позади, подпирая по бокам, ее команда, обнаженные по пояс мужчины — с мечом, с базукой, с бластером».
И следуют чётких четыре удара существительных, рисующих картину современности: «Плакат. Постер. Афиша. Билборд».
Начало сразу затягивает: внимание читательское концентрируется желанием узнать – что произошло? Зачем стреляла женщина?
Убийство в Париже запутано: выстрелы Анны не просто зловещи, они предвещают альфу апокалипсиса, отзываясь в Боснийской речной долине, что всем бы была хороша, если бы не град Снежник. Где витают тени страха – но отбрасывает их сам страх…
Обряды, завязанные на крови, словно сущностные факторы превращений; Анна, мстящая Максиму, встретившему ведьму-любовь в граде Снежник, поманившую в град мечты – Париж. Вот они Грады Тайны-ада-мечты…
В романе Железняка много от истолкования Бахтиным карнавальной культуры: одновременно – замешанного на смерти и противостоящего ей; много завораживающей пестроты.
Раблезианский размах: страсти бушуют, отбрасывая тени в читательские души.
Две супружеские пары, взаимодействующие своеобразно, с линиями жизней переплетенными в тугой интеллектуальный орнамент.
Анна мстит Максиму: убивая любовника, подставляя мужа; изощрённость действа продиктована тайным смыслом образа – града, что живёт предчувствием Апокалипсиса.
Наши времена – последние: о! какие времена не твердят это; однако, нынешние кажется вплотную приблизились к последнему рубежу.
Ведьма летает – как ей положено… Страшна ли «нечистая сила»? – в коей уловлена смысловая пульсация явления: субстанции эти именно нечисты и сильны.
Но можно изображать, как Железняк: под метафизическим углом, острым градусом предупреждения – упаси Бог идти на контакты с оной.
Негатив оборачивается позитивом лишь потому, что бездны жизни театральны, как провидчески замечает автор:
«И умираешь — в своем времени. Чтобы остаться в вечности… Мы все актеры, нет, просто люди, а потом уже персонажи, одинокие в толпе, маленькими героями бредем сквозь декорации жизненного театра, чтобы встретиться на очередной репетиции и сыграть свою роль. Но самое главное — никто не представляет, — куда нас ведут».
Судьба Рыцаря вплетена в действительность и вечность, с которой связан град – наше общество. Появится – не появившись: разгадайте тайну; пересказ закрученного сюжета не нужен.
Град Снежник же вызовет множество ассоциаций: пронизанный авторской фантазией и отблесками героев, уже живущих самостоятельно от автора.
И подведет к открытому финалу:
«Кто скрывается за именами? Кого за ними скрыли?.. Надо ли искать за масками персонажей иной смысл, точнее, прототипы. Похоже, нет, всё и так ясно…
Порыв воздуха ворвался в окно, растрепал листы бумаги, зажатые в руке.
Пустить по ветру?..
Конец?..»
Остается послевкусие, размышление, перебирание чётками ощущений, вызванных романом Николая Железняка.
Яркий аккорд живописной, животрепещущей прозы – потому, что очевидно – роман состоялся, дальше ему – жить в читательских сердцах и душах.