Елена Сараматова
Родилась в городе Можга Удмуртской Республики. Учится в Удмуртском государственном университете. С 2005 года корреспондент республиканской газеты «Удмурт дунне» («Удмуртский мир»). Автор нескольких сборников короткой прозы на удмуртском языке.
Большой гордостью в семье считался гусь. Сильный, грудь лопатой, крупный. И шея как только не извивается. Налетит, клюнет – до кровоподтёков. Вдогонку крыльями, словно деревянными вениками, изобьёт. Он всех хозяев своих синяками награждал. Спасал только прутик, поэтому без него никто из семьи во двор не выходи. Дети ненавидели его, но прибить не решались, только отпугивали от себя. Сколько раз просили зарезать или отдать кому-то гусака. Но всё тщетно. Взрослые твердили: плодовитый больно, все соседи завидуют, и за гусятами хорошо присматривает.
Гусь отчего-то невзлюбил Олю. Постоянно выказывал своё превосходство над маленькой, хрупкой девчушкой. Только выйдет во двор, он уже мчится за ней.
Однажды возле ворот не оказалось прута. Оля окрикнула взрослых, чтоб вышли ей на встречу. Никто не услышал. Сморит: гусь стоит спиной и, кажется, не слышит. Может, проскочить? Не тут-то было! Гусак метнулся в её сторону. Оля схватила первое, что попалось под руку. Обломок гигантской сосульки. И кинула в сторону гуся, чтобы напугать. Сосулька угодила прямо в затылок. Даже специально пристреливаясь, никак не попадёшь в голову с размером в кулак. Оля никогда не отличалась меткостью. А тут угодила в самое слабое место. Гусь гаркнул в последний раз, втянул в себя длинную шею и рухнул на землю.
Кто захочет быть убийцей в глазах родных? Вот и Оля скрыла ото всех свой грех. Да и под перьями не видать, отчего тот умер. Взрослые долго ещё вспоминали гуся. И каждый раз Оля готова была провалиться сквозь землю. И всё же в душе торжествовала. Ей казалось, что со смертью гуся из её жизни ушли все беды и печали.
Повзрослев, Оля устроилась в городе. И тут ущипнул её другой гусь. Прямо в сердце. До этого она и на свидания-то не ходила. Друзья, знакомые постоянно твердили: годы идут, так и останешься одна. Разве мало кто один живёт? Без любви – ни с кем и никуда, говорила она. И не ожидала больше ничего, как однажды в лютую метель всё изменится.
С детства проклиная зиму, сквозь метель, она добралась до места назначения. Руки не слушаются, зубы стучат. Как вести переговоры? Седовласый мужчина, торопясь ставить чайник и доставая чашки, словно читая её мысли, предложил чай. Самый вкусный чай, скоро согреетесь. Оля потом ещё долго слышала эти слова, цеплялась за них, как за нечто святое и светлое, тёплое. Чай-то был самым обыкновенным, пакетированным, заварить который не стоило ни малейшего труда. Но Оле показался самым-самым. После него не только руки, но и её взгляд, её сердце обогрелись. Он стал спрашивать про работу, про состояние дел в коллективе, о её увлечениях и жизни. Обычные дежурные вопросы. Оле почудилось, что он искренне интересуется ею. И ей так не хотелось уходить. Так было ей спокойно рядом с ним, уютно и защищённо. И он приобнял её, помогая надеть пальто. И его руки обожгли её даже сквозь толщу одежды. Даже во сне она ещё долго чувствовала эти руки. Оля себе беспрестанно твердила: у него семья. Но разве это заставит сердце умолкнуть? Она постоянно смотрела гипнотизирующим взглядом на телефон и молила, чтобы он позвонил. Телефон стал её неизменным спутником. Настолько боялась пропустить его звонок. Стоило телефону напомнить о своём существовании, она вскакивала. Но каждый раз это было всё не то и не те. Он ни разу не обещался позвонить. Даже намёков не было. Всего лишь чай. А Оля ждала.
Не выдержала. Неделями искала нужные слова, подбирала, вбирала в них все свои чувства. Всё, сегодня откроется ему. Господи, отчего ступени такие скользкие и коридор такой длинный? Постучалась в двери, повернула ручку… заперто. Проходившая мимо женщина, буркнула: он в командировке. Как побитый гусь отошла она от дверей, оставив там все свои силы и надежды. А на улице опять метёт. Ещё и с дождём.
На работу Оля явилась насквозь мокрая. В обуви булькают не то слёзы, не то дождь со снегом. Больше никуда не пойду, сказала она себе. А тоска душила не только её, но и единственное, в чём она находила радость – работу. Она разузнала адрес его проживания. И когда совсем стало невмоготу, в январские морозы, в новогодние выходные рано утром приехала к его дому. Девять этажей. Двенадцать подъездов. Поди и угадай, которое окно его. На четвёртом, вспомнила Оля и стала вычислять, в каких квартирах на четвёртом горит свет. Он же говорил, что каждое утро в 6 часов выбегает на пробежку в любую погоду, без этого жить не может. Вот и сегодня должен выйти. Но на четырёх этажах свет как не горел, так и не горит. Все ещё спят. Сколько кругов намотала по стадиону – считать с толку сбилась. Ноги околели совсем. Снег всё валит, отряхнуть его уже нет ни желания, ни сил – холод сковал её целиком. Даже шея скрутилась, как у гуся. А ноги всё идут. А глаза всё всматриваются, вдруг он уже вышел на пробежку. И только бродячие собаки да бомжи проходят мимо. А чем я лучше сейчас? Но мысль эту быстро отгоняет от себя. Хоть бы в окно его силуэт увидеть, успокоиться и уйти домой. Господи, как я скучаю по нему. Смотрит на часы. Скоро восемь утра. Вот и дом начинает потихоньку просыпаться, подмигивать. Последний круг, ещё кружочек и пойду. В другой раз приду. И не поверила своим глазам: к ней навстречу бежит тот самый человек. До боли знакомый силуэт и голос.
– Очень долго смотрел, кто же по нашему стадиону гуляет с утра пораньше. Новые бегуны тут только летом появляются. Сегодня и сам не думал выходить. Если б не узнал… Замёрзнете, заболеете…
А Оля словно застыла. Он стоит, отряхивает с неё снег. А она только и любуется. Как давно она его не видела! И язык онемел. Так и не смогла ни в чём признаться. Он вызвал такси и отправил её домой. Стоило совершать этот поход? Кому стало легче? Ругала, ругала себя и тем не менее радовалась: хоть увидела, хоть услышала. С такими мыслями она и залезла под горячий душ. Как вдруг зазвонил телефон. Он. И их разговор затянулся. Потом начались свидания.
– Всё будет хорошо. Я всегда буду заботиться о тебе, – часто повторял он.
Но эти слова постепенно заменили другие – страшные, громкие, грозные, шипящие:
– У меня семья. Не могу больше так. Не нужна ты мне…
Даже на улице, при людях ни с того ни сего кричал:
– Видеть тебя не хочу! Прошу: не приходи больше. Проклинаю тот день, когда встретились с тобой. Мне всё это было не нужно. Было нужно тебе. У меня своя Джоконда…
Будто отмахиваясь от неё, разводя руками, куда-то резко сорвался, так же резко притормозил, подбежал к ней и выкрикнул:
– Я тебя не бросил. Чтобы бросить, надо найти, а я тебя не находил. Я не ушёл, чтобы уйти, надо приходить, а я не приходил.
– Что же это было? – еле слышно, сжавшись, будто опасаясь удара, спросила Оля.
– Ты мне не нужна!
Она даже присела. Больнее чем гусь, ущипнул он её словами. До сих пор она и не ведала, что значит быть совсем не нужной. И всё же успокаивала себя: если тоска совсем одолеет, приду, спрячусь за кусты, увижу. Он даже не заметит. В такие минуты по вечерам она срывалась к нему во двор. Теперь знает его окно. В темноте её и не видно. Хоть сколько грейся теплом его света. Хоть сколько любуйся силуэтом родного человека. Когда своего тепла нет, как же греет и манит чужое. Со стороны оно ещё ярче. И всегда горит. Да, порой загорается поздно ночью. В такие минуту Олей овладевает страх: а вдруг с ним что-то случилось?
Да и он первое время, то ли чувствуя сквозь толстые стены её присутствие, то ли будучи уверенным, что она тихо ждёт, выходил к ней на встречу. Провожал её до остановки, расспрашивал о жизни. И каждый раз просил её найти себе кого-нибудь. Добавлял: соседи меня знают, донесут, что с кем-то веду беседы, я больше не буду выходить.
С наступлением холодов он стал реже подходить к окну. И свет в окне стал тускнее. Потом появились толстые портьеры. И выходить перестал. Сколько раз бы Оля приходила к дому снова и снова? На сколько хватило бы её?
Однажды он позвонил и сказал:
– Ты мою жизнь испортила! Почему именно я? Если б любила, давно бы отпустила. Или себя декабристкой возомнила?
В ту секунду её будто клюнули в голову. Со всей разъярённой силой. Оля не удержалась на ногах. Пришла в себя уже в больнице. Обследования, анализы. В итоге провозгласили: опухоль головного мозга. И Оля почувствовала вдруг, как в её голове поселился гусь. Большой. Неповоротливый. Постоянно кряхтящий. И с ним надо как-то уживаться. Иначе кто кого…
Перевод с удмуртского автора