* * *
Кто сказал, что при советской власти царили единообразие и стандарт? Ну да, лучший писатель – лауреат Сталинской премии, лучший мастер сцены – народный артист СССР, лучший производственник – ударник-маяк. Стоп! Производство производством, но ведь так назывался ещё и коктейль в ресторане Центрального дома журналистов, или, как его в ту пору называли, – Жургаз.
«Маяк», «Маячок»… и я надеюсь, Эдвард Станиславович Радзинский это подтвердит, поскольку наши тогдашние трапезы в Жургазе неизменно «Маячком» завершались.
Знаете, что это такое? Не знаете, так я вам объясню. В большую рюмку (ни в коем случае не в бокал) надо влить двадцать граммов ликёра «Шартрез», потом – желток свежего яйца, а сверху – граммов тридцать коньяка, желательно «Греми». Получившийся напиток – под кофе. И не более одного – ни-ни: нарушится послевкусие… ну, может, ещё один.
А ещё был коктейль «Кровавая Мэри». Это когда пятьдесят граммов в меру поперчённого и посоленного томатного сока смешивались с пятьюдесятью граммами водки… господи, что же я сказал! В том-то и дело, что не смешивались, а опускались двумя отдельными слоями – красный снизу, белый сверху. Получалось – выпил и закусил сразу.
Вы скажете – «Кровавую Мэри» и сейчас дают. Дают? Да?! Спросил тут недавно в баре не последнего разбора. Сказали: сделаем. С полчаса колдовали и принесли – какую-то мутную жидкость неопределённого цвета и вкуса. Я не допил. Поверьте, хотя понимаю: нафантазировать такой исход можно только в извращённом воображении.
Способ знали, как сделать, чтобы слоями. Знали, а нынче забыли. И способ сушения вишни забыли, как сетовал ещё чеховский Фирс, а теперь вот… Ладно, чего уж… Но был способ, был – свидетельствую, невольно ощутив себя Фирсом. С возрастом и так бывает.
А ещё… Да, ещё был такой коктейль – «Шампань-коблер». Но его вкус я уже не помню.
А вы говорите – единообразие.
* * *
Году, наверное, в 52-м у нас в школе сложился джаз-оркестр, не бог весть какой, но всё-таки. Сложился, разумеется, по инициативе снизу. Директор (пришедший на смену легендарному Ивану Кузьмичу Новикову) так высказывался по поводу этой народной инициативы: «Посмотрите на Богораза (фамилия организатора оркестра изменена. – К.Щ.), у него растут копыта. Он покрывается шерстью, он теряет человеческий облик и дует в свой саксофон».
Когда речь заходила о сохранении идеологической правильности, такие методы воспитания не возбранялись. И однако…
Не знаю в точности, как развернулась дальнейшая жизнь Богораза. Кажется, он стал профессиональным джазовым музыкантом, но существенно уже то, что саксофон на школьной сцене хотя, мягко говоря, не приветствовался, но оказывался возможным: за это не выгоняли. Как и за брюки на несколько сантиметров более широкие, чем было общепринято. Идеологическая твердыня давала трещины. Пусть пока – саксофонно-брючные.
* * *
Лет… ну да, лет пятнадцать мне было, лежал в больнице по поводу какой-то малозначительной хвори, вполуха слушал навечно включённое радио. И вдруг раздался голос Утёсова, ансамбль которого перебивался под названием «Эстрадный оркестр», – так вот, ликующий голос Леонида Осиповича: «Дальше в программе – джаз!»
Всего и делов-то, а показалось тогда: мир переворачивается. Так он и вправду переворачивается.
* * *
В студенческую пору мы с Витей Веселовским (впоследствии создателем литгазетовского «Клуба 12 стульев») иногда вместе смотрели новое кино. «Верные друзья» Калатозова, «Дело Румянцева» Хейфеца, «Урок жизни» Райзмана… По сути, оттепельные фильмы, созданные, заметьте, до 56-го года, до XX съезда. Как и «Клоп» и «Баня» в Театре сатиры, как «Гроза» и «Гамлет» у Охлопкова. Да и «Оптимистическая трагедия» Товстоногова, в конце концов. Как и сама повесть Ильи Эренбурга «Оттепель». А дальше сразу, вот-вот – Аксёнов, Хуциев, «Современник»… Шестидесятники, одним словом. Битком набитые кино и театральные залы, шумные дискуссии в университетских аудиториях…
* * *
Во время одной из таких дискуссий на журфаке МГУ словно из небытия возник Николай Экк, автор общепризнанного в мире шедевра – первой советской звуковой ленты «Путёвка в жизнь» с Николаем Баталовым и Михаилом Жаровым (1931 год), а также первой советской цветной ленты «Груня Корнакова» (1936 год).
Режиссёр носился по Коммунистической аудитории и рассказывал, а больше изображал, показывал свою будущую работу – фильм стереоскопический. И снял такой фильм – «Человек в зелёной перчатке».
А Марк Розовский с его университетским «Нашим домом», планомерно уничтожавшимся властями, но так и не уничтоженным, – сегодня это один из лучших московских театров – «У Никитских ворот»…
Такого всплеска духовной энергии на моём веку больше не было.
* * *
Это я всё к тому, что не тогдашние руководители страны создавали оттепель. Это оттепель впихнула их в историю за неимением иных, лучших. При отсутствии выбора. Как в популярной когда-то песне: «Я его слепила из того, что было». Правда, дальше, кажется, так: ну а что слепила – полюбила.
Только не всегда в жизни как в песне.
На историческую концепцию не тянет, но я так думаю.
* * *
Пытался поговорить с ребятами, которым сегодня столько лет, сколько было нам с Витей Веселовским в конце 50-х, – о том, что они читали, что видели. Славные ребята, раскованные, без предрассудков, – но вот не получалось разговора, даже при полном взаимном доверии и уважении. Всякий раз упирался я в несовместимость наших художественных ценностей и приоритетов. Художественных – дальше не заглядываю. Только избави бог от сентенции, которая здесь напрашивается: «Вот в наше-то время…» А если они стали не такими, как нам представлялось, виделось, потому что восприняли, освоили наш опыт и он им далеко не во всём оказался по вкусу? Что им не пришлось? Что мы не так сделали?
* * *
На факультете журналистики МГУ сдавали зачёт, одним из принимавших преподавателей был Василий Петрович Росляков, впоследствии известный писатель, автор повести «Один из нас» – о товарищах по ИФЛИ (Институту философии и литературы), погибших на фронте. Экзаменуемой девушке попался билет, ответом на который надо было выразить безоговорочное согласие с партийным постановлением, обличавшим антинародное творчество Ахматовой, Зощенко, Эйзенштейна. Девушка молчала секунд несколько, а потом вдруг выпалила: постановление, наверное, правильное, и доклад товарища правильный, но Анна Андреевна Ахматова всё равно – великий русский поэт.
Поняв, что студентка решилась и сейчас станет развивать свою мысль, Росляков быстро поставил ей зачёт и оборвал на полуслове, пробормотав: «Держи зачётку. Дальше не надо».
Как объяснить студентке сегодняшней, что это был поступок? Вернее, два поступка: её и его. Как объяснить, если не уверен, что она вообще знает, кто они такие – Ахматова, Эйзенштейн, Зощенко?
* * *
А про Василия Петровича Рослякова окололитературные остряки сочинили в своё время такую эпиграмму: «Вася, Вася Росляков! / Что ты сделал для веков? / Ничего-то ты не сделал, прославлял большевиков».
Это неправда. Василий Росляков написал пронзительную книгу о своём поколении. Великом поколении двадцатого века, трагически и победно вынесшем на своих плечах самую страшную войну в истории человечества.
А что многие из них были большевиками… что ж, примите как должное.
* * *
На старости лет задумываешься: оттепель, перестройка, больше социализма – больше света, август 91-го – это всё ради чего было? Ради того, чтобы в итоге богатства огромной страны прибрала к рукам кучка расторопных молодцов, вся заслуга которых в том, что они в ускоренном темпе научились делать деньги из воздуха, на стыд и на совесть не оглядываясь?
А я? А я участвовал по мере сил, и в оттепели, и в перестройке, но, поняв, что меня снова обманывают, отказывался от дальнейшего участия. Старался сохранить частичку себя. Мало? Конечно, мало. Но это – моё.
* * *
Реплика, услышанная в сельской местности: «Журавли летят… Слышите? Курлы, б… курлы, б… и светлей становится на душе».
* * *
Сидят два старика с бутылкой. Одному 74 года, другому 84. Старший старик младшему, покровительственно:
– Тебе до моих лет ещё допиться нужно.
* * *
В «Клубе 12 стульев» печатался – с продолжением – роман Евгения Сазонова «Бурный поток». Давно это было, а такое не забывается. И вот сегодня… Сегодня новый Евгений Сазонов нужен – для обобщения и переосмысления в целом. У меня предложение «Литературной газете»: поищите, найдётся. Может, и прежний ещё тихо обитает где-то поблизости. Гонорар наскребите приличный (понимаю, трудно, однако затея того стоит), наскребите – и он недели за две управится. Ну, может, за три, надо ведь материал собрать, изучить.
…Будем шутить, пока шутится.
* * *
А коктейль «Маяк» по-прежнему рекомендую. Совершая движение во времени, он не подлежит переосмыслению и пересмотру. Яйца и ликёр с коньяком в магазинах пока что есть. Ну, может, не совсем те, какие надо.
Так импортозамещение – для чего? Ещё лучше получится.