«Мы — подснежники. Мы из-под снега,
Сумасшедшего снега войны.
Вл. Костров
Без вас будет пусто на свете,
когда достопамятным днём
мы - послевоенные дети -
к Большому театру придём.
Геннадий Красников
Тема Дня Великой Победы, юбилей которой мы отмечаем в этом году, отражена не только в творчестве фронтового поколения поэтов. Раскрытие и понимание её значения на символическом и простом житейском бытийном уровне будет неполным без поэзии поколения детей войны («подранков») и родившихся после Победного мая… Кстати, именно послевоенное поколение, тоже сегодня изрядно поредевшее, по сути остаётся последним хранителем памяти отцов-фронтовиков, защитником их чести, исторической правды. Что особенно важно в наступившей ныне эпохе, о которой предупреждал Бертольд Брехт: «Ещё плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада», когда омерзительное коллективное чрево Запада, со скоростью конвейера плодит нацистское отребье. Когда политические шулеры, словно гоголевский Поприщин из «Записок сумасшедшего», объявивший себя «королём Испании», не моргнув глазом, присваивают себе единолично нашу Победу, оплаченную миллионами жертв советской страны.
Так, на очередном параде в США в честь Дня поминовения участники отдали дань уважения союзным государствам времён Второй мировой войны, лицемерно пронеся флаги стран-победителей. Среди которых показательно не было флагов СССР или России. Хозяин этого представления кормит историческим фастфудом народ, утверждая, что именно США одержали победу во Второй мировой войне и сделали для этого больше, чем любая другая страна…
Много лет назад я написал о том печальном Дне Победы, когда уже не останется в живых ветеранов войны, и как «мы - послевоенные дети - к Большому театру придём», и что «горькие наши рассказы из первых получены рук…». И потому, мы не только имеем право, но в этом и наш долг перед памятью фронтовиков, - с помощью тех «горьких рассказов», донести правду для забывчивых, для ненавидящих и клевещущих на нашу Победу в той войне, в которой они проиграли и которую готовы повторить.
На всякий случай, для возомнивших себя главными победителями привожу исторический документ, - полученное «из первых рук» стихотворение, написанное поэтом Николаем Глазковым в 1944 году, когда до Победы оставалось меньше года:
Вечная слава героям
И фронтовое «прости».
Фронт не поможет второй им,
А мог бы им жизнь спасти.
Лучше в Америке климат
И дешевизнее быт;
Но мёртвые сраму не имут,
А вы отказались от битв.
Вы поступаете здраво,
Пряча фронты по тылам;
Но в мире есть вечная слава,
Она достаётся не вам.
Поколение «детей войны», о котором Владимир Костров написал пронзительные стихи «Мы — подснежники. Мы из-под снега, Сумасшедшего снега войны», которое Николай Губенко в своём фильме назвал «подранками», - наиболее остро передавало ощущение той народной трагедии, чья тяжесть легла и на их детские плечи. Владимир Высоцкий признавался: «мы дети венных лет – для нас это вообще никогда не забудется. Один человек метко заметил, что мы «довоёвываем» в своих песнях»... Поэт Юрий Кузнецов, у которого отец погиб на войне, говорил о безотцовщине в своём поколении как об общенародном явлении.
Виктор Пахомов психологически точно передаёт то детское впечатление радости и горя от встречи с Победой:
Победа!..
Нас до ночи шáло
Бросала радость в каждый дом.
…А что отцов у нас не стало, -
Та весть ударила потом.
Один из самых трагических поэтов поколения Геннадий Русаков, создавший целую галерею стихов на тему военного детства, писал:
У отца моего не было ни орденов, ни медалей,
потому что его убили
в самом первом бою:
где-то под Ленинградом,
где автоматчиков на прорыв кидали –
добровольцев, партийцев, детскую гордость мою…
– Папа, я о тебе ничего, кроме снимков, не знаю.
Я не помню ни речи, ни воздуха, жившего в ней.
Только общая кровь –
это общая память сквозная.
То, что ты мне оставил,
любых фотографий нужней:
делать в жизни простое, мужицкое, честное дело,
умирать, если надо,
свой кров заслоняя спиной,
потому что, когда у солдата осталось лишь тело,
телом он закрывает
всё то, что зовётся страной…
Но в чей-то счастливый дом возвращался и победитель, как это ярко описано в стихотворении Игоря Крохина:
Рассыпалась в небе ракета,
Взлетела другая звездой.
Победа!
Победа!
Победа!
А хлеб на столе с лебедой...
Какое же все-таки счастье,
Забыв о ржаном калаче,
Качаться,
Качаться,
Качаться
Верхом на отцовском плече.
И вот жизнь продолжается, но в её мирном течении навсегда останется горечь пережитого, как это замечательно передано в стихотворении Александра Щербакова «Награда»:
Вернулся отец в День Победы,
И радостно было вдвойне,
Гремел патефон у соседа
В распахнутом настежь окне.
Мы шли вдоль деревни к сельмагу.
Отец при регалиях был,
И мне он медаль «За отвагу»
К майчонке моей прицепил.
Хотя удальцом я не вышел,
Тщедушный, как все пацаны,
Но, видно, за то, что я выжил
В кромешные годы войны.
Появляются простые неожиданные детали, светлые краски, которые делают Победу – своей, почти домашней и совсем не похожей на гранитные памятники. Точно как в стихотворении Алексея Решетова «Дворик после войны»:
Мирный дворик. Горький запах щепок.
Голуби воркуют без конца.
В ожерелье сереньких прищепок
Женщина спускается с крыльца…
У калитки вся в цвету калина,
А под ней — не молод и не стар —
Сапогом, прошедшим до Берлина,
Дядька раздувает самовар.
Валентин Берестов в стихотворении «Повестка после Победы» открывает ещё новый сюжет в этой теме:
Мир не видал врачей таких весёлых,
Как эти окулист или ушник,
Как этот балагур-невропатолог.
А тот хирург с медалью? Вот шутник!
Мы нагишом пред ними представали,
Ремесленник, механик и студент,
И совершенно не подозревали,
Что это исторический момент.
Для тех, кто оперирует и лечит,
Для тех, кто нас осматривает тут,
Мы первые, кого не изувечат,
Мы первые, которых не убьют.
Но боль, непроходящая, не заглушаемая ни водкой, ни мирными радостями, ни новыми детскими голосами, ни жизнеутверждающими лозунгами и плакатами, - будет тревожить память, врываться в сны, надрывать сердце. Об этом стихи Владимира Дагурова:
В День Победы мир поёт и пляшет.
А отец мой, гвардии солдат,
головой поникнув, вспомнил павших —
в этот день они с ним говорят…
Не умеет жить отец вполсилы:
с той войны сознанье таково,
будто всякий раз судьба России
от него зависит одного.
Об этом жёсткие строки Геннадия Русакова:
Будет срок подсчитывать обиды,
воздавать, кому не воздают.
Но ещё не скоро инвалиды
по вагонам песни допоют…
Мёртвым — слава. Вспомним и заплачем.
А живые — выжил, так живи.
Мы вам по три пенсии назначим,
ветераны спаса-на-крови!
Завтра — всё, чего б ни захотели!
Нынче — счёт не ранам, а трудам.
И поют сапожные артели
по российским малым городам.
Этот нерв, эта горькая правда, полученная из первых рук, становится «поколениеобразующей» (Ю. Поляков), своего рода сыновним нравственным императивом поколения, поэтическую формулу которого выразил Николай Дмитриев:
В пятидесятых рождены,
Войны не знали мы, и всё же
В какой-то мере все мы тоже
Вернувшиеся с той войны…
Наше поколение первым почувствовало историческую, какую-то экзистенциальную тревогу, почти родовое беспокойство по поводу происходящего в мире и нарастающей русофобской ненависти к нашей Победе, к победителям. Сергей Белозёров напишет стихи «Последний солдат»:
Когда умрёт последний ветеран
большой войны — а это будет скоро —
какая из освобождённых стран
над ним склонится горестно и скорбно?
Юрий Беридзе продолжает тему:
Вот-вот уйдут последние солдаты -
и День Победы превратится в дату...
Он в просто дату превратится...
И вряд ли это нам простится...
Олеся Николаева, вспоминая отца фронтовика, создаёт иконописный сюжет Дня Победы, в котором русский воин-победитель пытается встретить своих боевых товарищей:
Так отец мой 9 мая к Большому – на дружеский сход
всё плывёт на воздусях, подняв изумлённые веки…
Предвкушает, родимый: немного ещё – и ему
«Лейтенант!» – кто-то крикнет,
щекой припадая шершаво, –
то ли тот рядовой из-под Данцига в чёрном дыму,
из-под Минска ль майор иль сержант
из-под гневной Варшавы.
То ли с Буга полковник, то ль прапорщик с Березины.
Но ни этих, ни тех… Лейтенант, вашей армии нету!
И братки полегли, и корявое тело страны
просто сброшено в ров меж востоком и западом где-то,
в погребальные пелены, в чёрные сучья одето…
И отец на ветру, так что гаснет его сигарета
всё уходит отец мой, уходит отец мой с войны,
через вражьи заставы
к своим пробиваясь всё лето.
Стихотворение Михаила Анищенко «День Победы» звучит сегодня как реквием по фронтовому поколению, как историческое и философское осмысление жертвенности нашего народа, и как иллюстрация мысли Пушкина о том, что «Европа в отношении к России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна»:
День Победы. Смертная тоска.
Как вагон, Россию отцепили…
Подменили даты и войска,
И героев павших подменили.
Мир спасён. Америке – виват!
Для России – водка и корыто.
Что ты плачешь, маленький солдат.
За проклятым Одером зарытый?
Возрождайся, память, из обид
Под сияньем воинского флага!
Что Париж, Варшава и Мадрид,
Что весь мир без взятия рейхстага?
Русский дом измазали смолой,
Оплели лукавыми словами.
Встань, солдат, над пеплом и золой,
Посмотри в утраченное нами.
Там, вдали, где праведники лбом
Бьются в пол святого каземата,
Спит Земля в сиянье голубом
Под пилоткой русского солдата.