Накануне столетнего юбилея великого клоуна, народного артиста СССР Юрия Никулина (1921–1997) в издательстве «Эксмо» вышла книга нашего давнего автора Михаила Захарчука «Юрий Никулин. Война. Арена. Кино». Предлагаем выдержки из неё.
* * *
«Следующий год будет четвертьвековым с той поры, как великий клоун Юрий Никулин покинул сей бренный мир. Но народ наш очень хорошо его помнит. Даже Ленина многие забыли, понуждаемые нынешней идеологией, а Никулина помнят. И в связи с этим я часто думаю: в чём же был и остаётся секрет популярности артиста и клоуна? Да, разумеется, в том, что Юрий Владимирович сыграл в кино несколько десятков различных ролей. (Большие и малые роли воплотил в 66 художественных фильмах, снялся в 16 документальных лентах и принял участие в 8 телепередачах.) Многие картины с участием Никулина отечественное бессовестное и рваческое телевидение «крутит до дыр», что, конечно же, поддерживает людскую память. Не даёт ей затухнуть и то незамысловатое обстоятельство, что на арене цирка клоун выступал «сегодня и ежедневно» без малого четыре десятилетия! За что был удостоен высшей государственной награды – Героя Социалистического Труда. Такое звание в мире отечественного цирка получили ещё только знаменитый клоун Карандаш – Михаил Румянцев, дрессировщица Ирина Бугримова и директор цирка на Ленинских горах Евгений Милаев.
А на арене работали и работают тысячи и тысячи великолепных актёров. Устойчивой славе Никулина поспособствовали и его литературное и художническое дарования (собственную автобиографическую книгу «Почти серьёзно» оформил доброй сотней своих же рисунков), и его врождённое чувство юмора, и поразительная его коммуникабельность: в любой компании сразу становился своим человеком и лидером. Причём без малейшего напряжения. Всё это так, но главное, мне думается, в другом. Своё творчество и свою жизнь Никулин никогда не отделял от забот и чаяний своего народа. О другом деятеле отечественной культуры напишешь такое – и тебя упрекнут в излишней патетике. А про Никулина никому и в голову подобное не взбредёт. Потому как редко кто мог похвастаться такой замечательной, такой во всех смыслах безупречной биографией, как этот клоун. Народ воевал – и он воевал, народ голодал – и он голодал, народ созидал – и он созидал. Правда, созидал по-своему, ему одному доступными средствами.
* * *
Шуйдин и Никулин более тридцати лет проработали вместе, достигнув редкого взаимопонимания. Это был единственный такой творческий тандем во всём подлунном мире. Нигде, ни в одной стране на цирковой арене не выступали два героя-фронтовика. Вы себе на минутку представьте, дорогой читатель: люди, бессчётно смотревшие смерти в глаза, выходили каждый вечер на арену и смешили зрителей натуральным образом до слёз. В это кому-то трудно будет поверить, но они без слов подавали друг другу именно то, что каждому требовалось в данный момент. Столь продолжительное совместное творчество можно объяснить, конечно, многими обстоятельствами: верностью цирку, похожими взглядами на определённые жизненные явления, наконец, просто психологической совместимостью, как у космонавтов, хотя случалось, артисты спорили до хрипоты, до ругани. Однако в решающей степени их единило, наверное, то, что оба прошли войну от первого до последнего дня.
* * *
– Юрий Владимирович, а была ли у вас возможность избежать призыва, или, как теперь модно говорить, «откосить от армии»?
– Да ты что! В те времена даже понятия такого не существовало: «откосить». Может быть, не все, но большинство моих сверстников спали и видели себя в рядах доблестной Армии и мужественного Флота. Скажу тебе даже больше: я сильно переживал: а вдруг не призовут и в военкомате откажут или по здоровью, или потому, что я не выходец из рабочих и крестьян. Тогда перед детьми из интеллигенции не все пути были открыты. А на проводах какие мне патриотические речи говорили родные, близкие и знакомые. И ведь искренне, от сердца и от души говорили: «Мы на тебя надеемся, Юра. Не подведи нас, служи как подобает!» Что ты, в пору моей призывной молодости попасть в Рабоче-крестьянскую Красную армию было очень почётно. Послуживший в РККА отец тоже всегда говорил о ней только с восторгом. Он часто любил повторять: «Настоящий мужчина лишь тот, кто отдал Родине свой воинский долг».
– А вы хоть понимали, что отправляетесь, по существу, на войну? Ведь если судить по историческим документам, то уже в октябре 1939 года обстановка на советско-финской границе была более чем напряжённой.
– Нет, не понимал. Газет тогда я не читал. Поэтому, когда нас привезли в Ленинград и сообщили, что будем служить в этих краях, мы искренне обрадовались и даже все дружно закричали: «Ура!» Но вожатый командир тут же охладил наш пыл:
– Не радуйтесь, пацаны. На границе с Финляндией напряжённая обстановка. Город уже несколько недель на военном положении.
Сначала нас повезли по ночному Невскому проспекту. Я его видел впервые в жизни. Испытывал чувство волнения и восторга: еду по улицам колыбели революции. Всего пару лет назад по стране прошумели грандиозные празднества, связанные с 20-летием Великой Октябрьской социалистической революции. Тогда ещё у меня появилась мечта побывать в городе на Неве. И вот она осуществилась. Я радовался несказанно. Кругом тишина, лишь изредка проезжали машины с тусклыми синими фарами. Но я ещё не прочувствовал, что город готовится к войне. И потому мне всё казалось романтичным: затемнённый город, и мы идём по его прямым красивым улицам.
Увы, но романтика быстро кончилась…
* * *
– Юрий Владимирович, вы обычно слушаете только радио, а телевизор не смотрите?
– Сейчас почти не смотрю. Недоброе стало телевидение наше. А раньше смотрел. Концерты, театральные постановки смотрел. Очень мне нравится передача «Очевидное – невероятное», которую ведёт Капица. Мы с Сергеем Петровичем, кстати, знакомы. В этой передаче даже эпиграф толковый: «О, сколько нам открытий чудных / Готовят просвещенья дух, / И опыт, сын ошибок трудных, / И гений, парадоксов друг». Жаль, что здесь точка стоит. У Пушкина-то есть ещё одна фантастически гениальная строка: «И случай, бог изобретатель».
Это правда, что случай нашей жизнью управляет. Помнишь, как у Булгакова: «Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер». Если бы много лет назад мне случайно не попалось на глаза объявление о наборе в студию клоунады при Московском государственном цирке на Цветном бульваре, я бы наверняка стал милиционером.
* * *
– Юрий Владимирович, мне сдаётся, что Судьба определила вас в отечественный цирк ровно полвека назад только для того, чтобы вы построили вот это великолепное здание на Цветном бульваре на месте старого цирка…
– Наверное. Клоунов лучше меня много. Но за строительство цирка, кроме меня, вряд ли кто бы взялся. Это правда. О моих мытарствах, связанных с реконструкцией цирка, можно было бы написать целую книгу, и её бы читали люди с интересом. Я бесконечно долго выбивал деньги в Министерстве культуры. Затем ходил по союзным ведомствам: Госплан, Минфин, Госкомтруд. Собирал различные визы. Во многих министерствах выступал с концертами – агитировал, просил, требовал помочь цирку. Дело между тем продвигалось черепашьим шагом – да почти никак не продвигалось. И тогда меня вдруг осенило: а что если обратиться за помощью прямо к тогдашнему председателю Совета министров СССР Николаю Ивановичу Рыжкову. Вдруг примет? Человек он, говорят, нормальный.
И вот навстречу нам выходит Николай Иванович. Началась беседа. Он нас о разном расспрашивает, а я сильно волнуюсь: о главном-то – ни слова. Подловил момент и говорю: «Николай Иванович, я просил три с половиной минуты у вас. Теперь боюсь, что мы не успеем решить проблему. В вашей приёмной столько народу». – «А мы уже всё решили, – отвечает Николай Иванович. – Вот сейчас я при вас подписываю». Взял ручку, подписал все бумаги и добавил: «Я советую вам, чтобы финны строили». – «Спасибо большое, Николай Иванович, – взволнованно произношу я. – Как мне жаль, что так строго стало с отмечаниями событий. В доброе время, до известного постановления, это дело мы, конечно, отметили бы...» – «А мы его тоже отметим», – сказал Рыжков. Позвонил секретарю, попросил чаю, печенье...
Меня мало волнуют политика и политики, но Николая Ивановича мы всегда будем считать крёстным отцом нашего старого, а теперь уже и нового московского цирка, – всегда подытоживал свой рассказ Никулин.