* * *
Вдруг солнце спину обольёт,
Когда, порывом детским движим,
Рубаху сбросив и бельё,
Стоишь в закате медно-рыжем.
В тоннеле солнечного света
Один на просеке лесной.
Октябрьским лесом незаметно
Крадётся холод за тобой.
По пояс гол, в волненье странном
Глядишь ты, голову задрав,
Как кружат кроны древ в пространстве,
Забыв про корни в гуще трав.
Между землёй и поднебесьем
Живёт в тот миг твоя душа,
Где белый ангел с чёрным бесом
Друг друга яростно крушат.
Сожмётся сердце жуткой болью,
Ты вскрикнешь, мукой ослеплён,
Но дать тебе последней воли
Ещё не пожелает Он.
В лесу стремительно темнеет,
И слышен слитный ветра гон,
И дождь холодный тело греет,
И ты спасён.
* * *
На пляжный берег море катит
Серо-зелёные валы.
Украденное ветром платье
Летит к подножию скалы.
За ним весёлая деваха
Бежит, и резкий смех её
Подхвачен ветром и с размаха
На набережную унесён.
И кажется, что ощутимо
Дрожит прибрежная скала
И катятся друг друга мимо
Огромных тентов купола.
Шторм затихает ближе к ночи,
Но вздыбленные облака
И мнёт, и месит, и ворочает
Невидимая нам рука.
Средь них, лохматых и громадных,
Одно пушинкою летит.
Гляди: в рубахе домотканой
Старик седой на нём сидит.
Его завидев, сердца трепет
Прервёт господство тишины –
Как бы зелёной ветки лепет,
Как бы солёный стон волны.
* * *
Правобережье. Меловые кручи.
Зелёный луг на левом берегу.
В небесном поле снеговые тучи,
Меж них рисует самолёт дугу.
Там, в высоте, в своей кабине тесной
Ведёт машину лучший лётчик-ас,
Оглядывая гордо свод небесный,
Он и на землю скашивает глаз.
Он видит нас. Но сменим мы картину.
Вот между лилий гибко уж скользит
Холодный. А на дне тревожит тину
Клешнями рак. Он банки ворошит
Консервные. Вчера тут люди были
И вечером сидели у костра,
Из банок ели, из бутылок пили,
Кричали в возбуждении «ура!»,
Когда меж политических известий,
Прервав обычный чуть тревожный тон,
Им комментатор к времени и месту
Кричал про нужный и красивый гол.
А в это время, в эту же секунду
Сегодня тяжелее, чем вчера,
Пшеница туго под ветрами гнулась.
Она ждала, когда придёт пора
Сложить колосья, чтоб пройти дорогу
От тёплой борозды и до стола.
...Таких картин на белом свете много,
Неплохо на земле идут дела.
Идут процессы – и в судах, и в целом.
Часы идут, и поезда идут.
И операции. Их люди в белом
В стерильных помещениях ведут.
Лишь я один среди работ бездельник
Как бы в раю лежу на том лугу
И грежу. Здесь без тягостных сомнений
О счастье думать, может быть, могу.
Что есть ещё оно. Что в мире этом
Не каждый мукой тайною томим,
Что, тратя жизнь, мы как умеем светим,
А не бездарно на миру горим.
Уж много лет я счастлив и несчастлив,
Упорной верой светятся глаза,
В тот горький миг, когда – не очень часто,
Но всё-таки вскипает в них слеза.
* * *
Собаки лают. Караван идёт.
Святого бьют. От боли он орёт.
Плюют ему в лицо: «Ты идиот!»
Как избавления он лютой смерти ждёт.
Породу эту напрочь извели,
Зачистку завершили в прошлом веке,
Но, может, в этом на краю земли
Такого видел кто-то человека.
Там, где-нибудь, в глухой тайге,
На станции какой-то захудалой,
В какой-нибудь саванне, вдалеке,
Где рельсы не легли ещё на шпалы.
Да вряд ли. Мы во всех концах земли
Изрядно опытны и крайне меркантильны.
Святыми быть не можем. Не должны,
Не выгодно поскольку и не стильно
Страдать за брата. Не любить греха.
Не богатеть иль не желать богатства,
Не говорить о совести: труха.
Локтями у корыта не толкаться.
Святой – нам враг. Узнав, что где-то есть
Хотя б один, мы учиним облаву.
Убив его, возвысим нашу честь,
Добудем несмываемую славу.
Докажем навсегда, что нет святых
И Бога нет. Что наваждение злое –
Обманные слова библейских книг
И вера ваша – это всё пустое.
Кого-то изберём мы в страшный миг,
Кто, представляя города и веси,
Не юноша годами, не старик.
А в возрасте Христа. На этом месте
Его мы спросим, есть ли святость или
Её, как сплетню старую, забыли.
Как скажет он – таким и будет свет.
Иль грешный, иль святой. Иль Да, иль Нет.
Ответит Да – ошибку не простят.
Ответит Нет – зарезать захотят.
Избранник думал. Бедный идиот
Ушёл в себя. Оттуда нет возврата.
Меж тем бесплодная смоковница цветёт,
Вдруг умерший болящий восстаёт,
Не лают псы, но соловей поёт,
И больше нож не точит брат на брата.
Из пустыни, смотри, Христос идёт.