* * *
Звенят и травы, и деревья – Спас,
и небо всё – одним прозрачным звоном.
Но… ты внезапно ловишь диссонанс,
а значит, время прокричать воронам!
И мысли, чувства сразу вниз летят:
от куполов блестящих, золочёных,
до яблок, что так солнечно блестят
в руках у женщин в одеяньях чёрных.
Ещё могильный холм не лёг как след,
крест временный ещё дрожит под ветром,
но он уж раскололся, дивный свет,
и покачнул безоблачную веру.
А звон унять желает птичий грай,
за кладбище несётся, окрылённый,
за луг, за край земли… А где тот край?
Да там он, там, где так кричат вороны.
* * *
Свистнет рак – и всё. Всё сбывается!
Тот, кто вечно спал, – просыпается,
блудный сын домой возвращается,
у слепцов в глазах мрак кончается.
Будет так: бедняк стал и пить, и есть,
по способностям всем хвала и честь!
Пахнет свежестью дым фабричных труб,
с башню вымахал каждый в поле дуб.
Кто пил крепкое – пьёт морковный сок,
и повсюду все – головой в песок.
Всё обманное станет правильным,
и помирятся Каин с Авелем…
– Только где ж тот рак? Что ж не свищется?
– А тебе, чудак, что ж не пишется?..
Корабль
Ветер в спину – не ветер,
волна – не волна,
что кошкой трётся о берег.
Да и берег – не берег,
если он без обрыва…
Изведал я ветер встречный,
слепую ярость волны,
вставал горизонтом мне берег,
куда я не смог доплыть,
куда не доплыть никогда…
Успешность в стихии!
Мне радостно знать:
не утихнет она, не закончится,
не исчезнет вместе со мной –
по-за моей вечностью.
Иду на бездонное дно
и прощально киваю мачтой
тому кораблю уцелевшему,
что, о мой борт, чуть подраненный,
истлеть решает на якоре.
Стремление
Ещё что путного во мне,
что не смогли сломать дороги, –
перемешать полынь в вине
и выплеснуть судьбе под ноги.
И бросить вызов, просветлеть,
как будто заново родиться…
А после силу заиметь
и силой той распорядиться!
Перевёл с белорусского Геннадий Авласенко