Почти год Всероссийская филатовская премия собирала под свои знамёна лучших молодых сорванцов. Сначала был вал писем в Сети.
Константин ПОТАПОВ
Ушедшим в полночь
Господь, храни ушедших в полночь,
звенящих в темноте ключами,
бегущих лестничной площадкой
ловить на улице такси.
Господь, храни, кого не помнишь,
по ком ни капли не скучаешь,
к кому бессрочно беспощаден,
сжимай трепещущих в горсти.
 |
| Награждается Константин Потапов |
Когда полночный убежавший
откинется без сил на спинку,
когда полночный, убежавший
во тьме попросит закурить,
над неприкаянными – сжалься,
возьми их души как пластинки
и, аккуратно в пальцах сжавши,
пылинки рукавом сотри.
У неприкаянных полночных,
у неприкаянных, полночных,
у неприкаянных, быть может,
приют последний только в том,
чтоб ощущать сквозь позвоночник,
неровно, нервно, нежно, точно,
такси, сиденье, бездорожье,
родную землю, милый дом.
Господь, храни сошедших в бездну,
последних в темноте платформы,
полночный холл аэропорта,
пустой танцпол, баркас, пролив.
Храни набор опасных лезвий,
храни забытый телефонный.
Пусть направляет беспризорных
рука, зовущая вдали.
Виктория ДЁМИНА
Георгиевская лента
Не твердили им: Душу русскую не буди,
Пистолеты почитая за аргументы.
Я – отныне сестра любого, кто на груди
Завязал Георгиевскую ленту.
Для того, кто судьбу народа бросает в юз,
Нет уже ничего святого на этом свете.
Я живу с раскалённым сердцем и не боюсь
Никого, кто придёт послушать восточный ветер.
Пусть получит сталь, которую он искал,
Всякий грубый юнец, что сеет вокруг руины,
Пусть оскаленно называют меня «москаль»,
Я горжусь, что ношу с собою такое имя.
Им неведомы ни сочувствие, ни вина,
И от ярости ворот делается узким.
Ты же знаешь, насколько сильно болит война,
Если полно её прочувствовать сердцем русским...
Ну а коли они потянут тебя на дно
Да начнут свои крики, выстрелы и сирены, –
Обрати мою кровь в Голицынское вино,
Напои меня ароматом своей сирени,
И тогда сквозь сплошные стены дождей твоих,
Через запах палёной обуви и резины,
Обещаю, мой брат, отстреливаться за двоих
И сражаться, покуда полные магазины.
Моя Георгиевская лента слепит глаза,
Золотится на солнце – враг оттого и сердится,
Что сегодня каждый, кто её завязал,
Привязал её прямо к сердцу.
Александр АНТИПОВ
* * *
Так и живи. А колос твоей свечи –
Только фигурка, чтобы прославить воск.
Просто живи (на то не ищи причин)
С этим разрезом глаз и копной волос.
Белая ночь на севере хороша,
Но и твоя московская в том числе.
Благодари её за нечастый шанс
Быть одиноким множество зим и лет.
Будь благодарен всем, кто тебя забыл,
Ноши обид не требуя на плечах,
Чтоб не сидеть за пазухой у судьбы,
Чтобы не ей решать, где замрёт свеча.
Просто живи до выстрела, до поры,
Но не вреди свече, не топчи ногой.
Если твоя рука дождалась искры –
Это уже равнение на огонь.
Остановись, чтоб ветер не сбил её,
Помни, о чём фитиль тебе намекал:
Если не сможешь пламя сберечь своё –
В этом виновна только твоя рука.
Ли ГЕВАРА
* * *
У меня имеется свой, персональный некто.
Он такой же, как я, – воинствующий чудак.
И я принимаю его звонки, как таблетку:
раз в сутки, на ночь, как правило – натощак.
У меня в полдуши – налёт богохульной рвани.
У меня в полспины – автографы падших ив.
Шрамы – тоже искусство. Я хвастаюсь ими по пьяни,
потому как если не в петлю – значит как минимум срыв…
И срывается пластырь божественных стереотипов.
С размаху, цепляясь в надежде за мягкую ткань.
Под пластырем душно и непривычно тихо.
Пощёчина миру – моя последняя дань.
Анастасия КИРИЧЕНКО
* * *
Сколько камней,
набитых в подошву туфель моих,
мне предстоит сосчитать,
прежде чем снова руку твою сожму я?
С кем предстоит просыпаться
и с кем предстоит засыпать?
В душных пролётах подъездов
кого провожать, не целуя,
прежде чем ты со мной будешь
на лавках протёртых дневать?
Подскажи, для кого мне изламывать
ранее стройные строфы,
в чьих руках застывать оплавленным парафином?
Я как скрипка, случайно забытая в кофре,
без ручки
у музыканта, сопящего за уже опустевшим графином.
Это всё виноват твой тонкий точёный профиль –
подбородок,
чуть тронутый где-то седой щетиной.
Хмурый город ссутулился ночью
от проливных дождей –
под своим одеялом, во сне,
расправляю спину,
если тебе вдруг дышится легче или ровней
в ту секунду, где я так внезапно
приснюсь тебе в длинном
и цветастом цыганском платье,
прекрасная как Кармен.
Я оставлю не менее тысячи знаков на обороте
исписанной мной тетради.
Ты проводишь меня острым взглядом,
сломавшимся на повороте,
до последнего в спину глядя.
Это будет как реверс,
затёртый до самых помех,
преследовать нас по кругу.
Риторически спросишь себя,
сколько было их:
тех,
кто мечтал целовать мои губы.
Александр СКУБА
* * *
Столько лет все костюмы –лишь пепел из календарей,
Сколько ряби реки на руках заалеет кровавым восходом.
Повелителем чёрных как сажа ночных фонарей
Я советую дольше и глубже смотреть в эти странные воды.
Что такое давно? Кто его покупает впотьмах?
Впопыхах кое-как для себя пишет записи в Библии жалоб.
Кто останется с нами? Что будет в уставших умах,
Когда рухнет всё то, что нас вместе когда-то держало?
Я смотрю, как мой дом одряхлел, а ядрёный пуэр,
Что речная вода, возрождает недобрую память.
Что за честь жить в преддверии рухнувших эр,
У дверей расправляя давно прокажённое знамя?
Я опилки вмещаю в сосуд, я когда-то их очень любил,
Но не видно в них крейсеров, яхт, канонерок, байдарок и джонок.
Мир светлеет без старых поблекших белил,
В опустевшей вселенной он явен, тотален и тонок.
До зимы все ножи под снега, буду путать следы.
Пусть ржавеют они навсегда, чтоб никто не страдал ими летом.
Я на грязь и на злобу, на подлые рты и ходы
Буду мстить лишь одним: всепрощением, смехом и светом.
Екатерина ВАХРОМЕЕВА
Призраки Москвы
Ах, когда тоска на сердце,
Всё уныло-бестолково,
Я играю, что я Герцен
И встречаю Огарёва.
Я иду ему навстречу,
Он живёт неподалёку,
Друг бесценный, друг сердечный,
Мы едим варенье с соком.
 |
| Сергей Летов аккомпанирует поэзии |
Долго спорим о России
Мы, грядущие герои:
Правом правды, правом силы
Мы республику построим.
Нам, студентам, парты тесны.
Мы другой мечте кадили.
Нас двоих на подвиг честный
Декабристы разбудили.
Иль играю Огарёвым,
Путь до Герцена недолгий:
От него – на Воробьёвы,
Будем клясться в вечном долге.
Так уверенны, так пылки,
Всё им достаётся даром,
Исчезают их затылки
Где-то за Тверским бульваром.
Я ищу дом Огарёва,
Будем есть варенье с соком,
Скажем молодое слово
Или перейдём к урокам…
Судеб мира многоцветье,
Утопизма небылицы
– Вот во что играют дети
Посреди своей столицы.
Мария КОНСТАНТИНОВА
О СВЕТЕ И ИНДИИ
Света печёт блины и слушает аудиоуроки хинди.
Света мечтает жить в деревеньке в Индии
С ручной обезьянкой по кличке Винни,
Которая будет любить мёд.
Света обреет голову в знак любви к Далай-Ламе,
Раскрасит всеми цветами неба ванную,
У Светы будет всё только самое,
Если она доживёт.
Через неделю Свете исполнится тридцать два.
Света шутит, что уже опоздала на путь Христа,
Старчески вытирает невидимый пот со лба
И по-детски сдувает чёлку.
Света мечтает вести диалоги с рыбами в Инде,
Безголосо орать по ночам тексты Бритни
И тосковать, вспоминая поездки в Питер
И родную хрущёвку.
У Светы есть Аня трёхлетняя и сорокалетний Петя.
Свете надо думать о том, тепло ли они одеты,
Чем накормить их, что делать, когда болеют,
А не об узорах из хны.
Света рассматривает на фото индийские облака,
Учит мантры, чтоб поклоняться местным богам;
Она непременно уедет в Индию, но пока
Света печёт блины.
Наталья ПАНИШЕВА
* * *
Неподкованный конь выходил на просторы стола,
Журавли косяками летели по белым страницам,
А она и вино разлила и долги раздала,
Ей осталось исполнить одно обещание – сниться.
Мотылёк полетит на потушенный ею огонь,
Соловей захлебнётся руладой на пятом колене,
И ударят часы. И пойдёт неподкованный конь
Вкруг да около кола на туго натянутой ленте.
Наши яблони держат сто тысяч грехов на весу.
Мотыльки вкруг потушенных ламп по привычке летают.
А она, собираясь к нему, заплетает косу.
Хоть косы уже нет много лет, всё равно заплетает.
На тяжёлые вёсла привычно ложится рука.
Тишина опускает еловые синие лапы.
Только падают яблоки.
Только мерцает река.
Только бабочки бьются о купол потушенной лампы.
Аглая СОЛОВЬЁВА
* * *
Это ж надо, какая трезвость!
Ничего-ничего, пройдёт.
В меня зеркало засмотрелось,
Обнаружив глаза и рот.
Наполнитель всего пустого:
Скрип сердец да под стук колёс –
Цирк уехал, оставив снова
Чемоданы девичьих слёз.
Ну, и спрячешь себя под кофтой?!
Ну, спасёшь сантиметр души…
Завтра здесь без тебя подохнут
Все цветные карандаши.
В руки флаг – и танцуй свой танец
На карнизах случайных сцен.
Оставляю себе на память
От тебя ноль один процент.
 |
| Елизавету Трусевич поздравляет член Совета Федерации РФ Евгений Тарло |