Истопник

Сталина Говердовская грудью кормит ребёнка. Мальчик почти лысенький, с жидкими вьющимися волосами. Сталина по-прежнему белокурая. Только мы уже замечаем серебристые пряди в её голове. А мальчик чёрненький. В отца, наверное. Ребёнку месяца три. А, может, четыре. Сталина в офицерской гимнастёрке, той самой, в которой и была арестована. Края рукавов и воротничка уже замахрились. Потрёпанная юбчонка, кирзовые стоптанные сапоги. Офицерские у неё давно отобрали уголовницы-марухи. Поверх гимнастёрки на плечи наброшена вязаная кофта, какая-то на вид несуразная. История появления у зэчек этих самовязаных кофт такова. Рядом расположен лагерь японских воен­нопленных. У японцев сохранилось хорошее нательное бельё. Шерстяные рубахи и кальсоны. Зэчки бегают к ним на свидания. Японцы расплачиваются за любовные утехи своими ценными кальсонами. Женщины кальсоны распускают на нитки.

Вяжут себе кофты, а своим детям комбинезончики.

Барак, в котором сейчас происходят события, особенный. В нём содержатся маленькие дети. Они ещё не зэки, конечно. Потому что очень маленькие. Но обязательно ими станут. Другой судьбы у них нет. Кто-то родился в тюрьме. Или на этапе. Кого-то вместе с матерью, изменницей родины или воровкой, отправили в неволю. Кто-то понёс уже в лагере, от охранника… В проходах между нарами детские ясельки. Странное гуканье стоит в бараке. Оно доносится из кроваток. Дети в лагерных приёмниках долго не могут научиться говорить. До четырёх лет они гукают и тревожно воркуют, как голуби. По проходам снуют неопрятные тётки – няньки, набранные из числа лагерных старух. Няньки не любят детей. Разве что пелёнку поменяют. Целый день груднички лежат на спине. Матерей допускают в барак на кормление детей грудью два раза в день. В разных лагерях время на кормление отводилось по-разному. От 15 до 40 минут. Не успела докормить – надзирательницы отбирали у матерей малюток.

Так что Акур – типичный мамочный лагерь.

Таких яслей, детприёмников и детских домов в стране оборудованы тысячи.

Органы НКВД столкнулись с жизненной проблемой: среди врагов народа оказались беременные женщины и матери с маленькими детьми на руках. Куда их девать и как содержать?!

23 октября 1940 года Приказом № 194 за подписью заместителя Народного Комиссара Внутренних дел СССР Чернышева объявлена «Инструкция по санитарной службе тюрем НКВД СОЮЗА ССР». Её четвёртый раздел назывался «Содержание детей заключённых».

Это обширный и чудовищный по лицемерию и фальши документ.

Приведём лишь отдельные строки инструкции.

Из Общего положения:

При поступлении в тюрьму заключённых матерей, имеющих грудных детей, дети принимаются и содержатся в тюрьме в возрасте до полутора лет, т.е. до того возраста, когда ребёнок перестаёт нуждаться в материнском молоке… (После полутора лет ни в чём материнском, помимо молока, ребёнок уже не нуждается?!).

Содержание детей в тюрьме должно быть организовано так, чтобы они могли нормально расти и развиваться. Все помещения для детей должны быть сухими, тёплыми, с хорошим доступом солнца и воздуха… (особенно – солнца!).

Игрушки допускается иметь резиновые, целлулоидные, костяные, не портящиеся при мытье и кипячении.

Для детей, имеющих кожные заболевания: пиодермии, фурункулы и др., выделяется особая ванночка. Перед купанием детей все ванночки тщательно моются и дезинфицируются…

Он (ребёнок) должен иметь отдельную детскую кроватку, обеспеченную постельными принадлежностями…

Подглавка 2. «Содержание детей в тюремных яслях»:

Детские ясли для грудных детей заключённых матерей организуются при одной наиболее крупной тюрьме НКВД-УНКВД области (республики)…

Ясли должны иметь спальные комнаты с площадью пола не менее 3 кв. метров на каждую детскую кроватку (если помните, то на одного зэка полагались нары, пло­щадью 2 кв. метра. Меньше, чем для груд­ничка!)

Кормление производится в течение 20–30 минут по расписанию, составленному врачом яслей. В эти часы надзирательницы выводят заключённых матерей из камер в детясли. Поэтому комната для кормления должна больше отвечать требованиям тюремных помещений, иметь на окнах решётки, матовые стёкла в рамах, двери с «глазками» и на запоре и т.д.

Туалетная комната служит для высаживания детей на горшки…

Для прогулок детей используются веранды, садики и прогулочные площадки…

Дети, в возрасте до года, размещаются вместе со своими матерями в просторных, светлых, хорошо проветриваемых камерах…

Господи, на всё воля Твоя! Даже про комнату с горшками не забыли. Интересно, а там-то были предусмотрены решётки и «глазки»?! Кто-то же сочинял эту иезуитскую инструкцию про светлые и просторные камеры, про садики, где так хорошо гулять с младенцем на руках, и про то, что в тюрьмах дети должны нормально расти и развиваться.

Существовали и многочисленные (секретные) инструкции о методах допроса несовершеннолетних. Только две цитаты:

В качестве свидетелей могут допрашиваться не только несовершеннолетние, но и малолетние, т.е. дети в возрасте до 12 лет. УПК не устанавливает минимального возраста малолетнего, ранее которого он не может быть допрошен в качестве свидетеля (то есть он ещё не говорит, а только гукает, но его уже можно допрашивать?!)

Никакие тактические правила допроса несовершеннолетних и малолетних не могут подменить творческой инициативы следователя, вдумчивого и чуткого отношения к допрашиваемому, установления с последним психологического контакта…

Две последние выписки – из «Настольной книги следователя». Методические указания прокуратуры СССР о ведении допроса несовершеннолетних свидетелей». Здесь надо вспомнить, как следователь ломал тяжёлой подставкой пальцы мальчишке-подростку на глазах у матери. Такой была его творческая инициатива.

Тяжёлые воспоминания о содержании детей в неволе приводит Энн Эплбаум в книге «ГУЛАГ. Паутина большого террора». Вот цифры:

– в 1943–1945 годах через детприёмники прошло 844 142 бездомных ребёнка. 52 830 стали потом малолетними преступниками и оказались в исправительно-трудовых колониях.

Детей рожали в тюрьмах, на этапах, да и в зонах тоже. Женщины беременели в основном от охранников. Некоторые залетали специально, чтобы попасть под амнистию. В 1949 году Сталину была направлена докладная записка: в лагерях находится полмиллиона женщин. Из них беременны 9300. 23 790 имеют при себе маленьких детей до семи лет.

Опять цифры…

Никуда нам не деться от них. Они, как клопы, которые сыпятся и сыпятся на тельца младенцев с верхних балок бараков. Целыми ночами мамки по очереди дежурят у кроваток, обирая напившихся кровью паразитов.

А ещё ведь и вши.

Содержание детей было ужасающим в лагерях во все времена. Начальник ГУЛАГа Матвей Берман (1933 год) пишет – и тоже Сталину, только, в отличие от Энн Эплбаум, совершенно секретно: «Питание детей неудовлетворительное, отсутствуют жиры и сахар, нормы хлеба недостаточны. В отдельных детдомах (их также называли деточагами) наблюдаются массовые заболевания детей туберкулёзом и малярией. Так, в Полуденовском детдоме Колпашевского района из 108 детей здоров 1. В Широковском – Каргосокского района – из 134 детей больны: туберкулёзом – 69 и малярией – 46».

Матвей пожалел Сталина. Он привёл не самые страшные примеры детского геноцида в лагерях. Ребятишки искали объедки на помойках, собирали крапиву и лебеду. Есть воспоминания о том, как обезумевшие от голода детки ели кал и землю. В записках бывших воспитанников таких учреждений обнаружились воспоминания Натальи Савельевой о детдомовском лагерном меню: «В основном суп из сухой рыбки корюшки и картошки, липкий чёрный хлеб, иногда суп из капусты».

Удивила корюшка.

Массово корюшка водится в нескольких местах. На Неве, в Балтийском море, на Камчатке и на Сахалине. И совершенно точно на Нижнем Амуре. Помогли архивы. Оказалось, что Савельева была воспитанницей деточага в посёлке Маго.

Порт Маго на Амуре!

В 60-х годах прошлого века автор воспитывался в школе-интернате № 5 посёлка Маго. Факт не специально придуманный и подогнанный под сюжет. Так совпало. Из-за корюшки. Мы спали тогда уже на чистых простынях, ели вкуснейшую рыбу-кету с картошкой – главную еду в здешних местах, рис с мясом, пироги. У нас бывали яблоки и мандарины, конфеты «Ласточка». Никто из нас не болел туберкулёзом. Повариха тётя Зоя, женщина с лицом, исполосованным морщинами, как шрамами, однажды рассказала: «Здесь когда-то был страшный детдом. Содержали под охраной маленьких преступников, детей врагов народа. Я работала истопницей, а потом – нянечкой… Что творилось!»

Тётя Зоя доверяла мне. Я помогал ей носить дрова на кухню. Став постарше, любил колоть тяжёлым колуном витые еловые чурки.А со сталинских времён тогда ведь прошло всего ничего: каких-то от силы десять лет.

Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе.

Большая история только кажется Большой. А встретишься с ней глаза в глаза, копнёшь чуть глубже, и она окажется твоей личной историей…

Моего деда, сахалинского каторжанина и партизана из отряда анархиста Тряпицына, потом организатора первой на Амуре рыболовецкой артели, репрессировали и сослали всё на тот же Сахалин. Уже как троцкиста и японского наймита. Я, внук врага народа, то есть чесир в чистом виде, член семьи изменника родины, мог бы лазить по помойкам, собирать лебеду, а скорее – дикий лук, растущий на скалах. Так не случилось только потому, что я родился на десять лет позже описываемых в романе событий. Мне было два года, когда умер Сталин.

Примерно в то же время дед вернулся с Сахалина второй раз.

Свою песню про чёрного ворона он пел до самой смерти.