Мы начинаем публиковать фрагменты готовящейся к печати новой книги обозревателя «ЛГ» писательницы Алисы Даншох «Истории из пропавшего чемодана. Мифы Лазурного Берега».
О пропавшем чемодане вместо предисловия
Однажды в конце прошлого века моего мужа делегировали на важный симпозиум в страну Монако. Хотя страна эта с трудом различима на карте, о ней наслышаны все. Муж решил сделать мне приятное и пригласил меня в поездку, чему я очень обрадовалась. Я ещё никогда не была на Французской Ривьере, а тем более летом, в разгар сезона. И хотя я высокомерно считала, что Лазурный Берег – это для отечественных нуворишей, тем не менее я серьёзно подошла к отбору вещей для поездки. Мне не хотелось оказаться на международном празднике жизни в ситуации Золушки после полуночного двенадцатого удара часов.
Программа пребывания включала ответственные мероприятия: торжественный ужин по случаю окончания работы симпозиума и вечернее посещение казино «Руаяль» в Монте-Карло. Будучи преданной поклонницей Джеймса Бонда, я неоднократно виртуально находилась рядом с суперагентом при произнесении крупье знаменитой фразы: «Делайте ваши ставки, господа!» И конечно, я знала, как важно, чтобы внешний облик присутствующих соответствовал этим словам. Именно поэтому самое нарядное летнее платье оказалось в новом чемодане, вылетевшем из Шереметьева с биркой «Москва – Ницца». С платьем соседствовали и другие вещи, необходимые для комфортного времяпрепровождения на престижном курорте. Очень хорош был только что купленный смокинг моего мужа для выхода в вечерний свет. Вместе с платьем они до сих пор так и стоят у меня перед глазами. Мы прекрасно могли бы в них смотреться, если бы они долетели до Ниццы. Но они до неё так и не добрались…
Скорее всего, выходная пара не смогла сделать пересадку в Брюсселе из-за забастовки служащих аэропорта и навсегда осталась жить в Бельгии. А вместе с ней безвозвратно пропал и чемодан. Компенсация в десять долларов за один кэгэ неполученного веса не послужила утешением. На заре становления капитализма в России одномоментная утрата большого количества одежды казалась невосполнимой. Больше всего я горевала по костюмчику из шёлкового крепа горчичного цвета с крупными бежевыми горошинами. Отрез пролежал лет тридцать в бабушкином сундуке, прежде чем из него было сшито одеяние в стиле королевы Елизаветы II – юбка-карандаш ниже колена, короткий жакет на перламутровых пуговицах, рукав реглан длиною три четверти. К наряду полагались шляпка, сумочка и перчатки, идеально подходившие к лодочкам фирмы «Саламандра». Я была безутешна, особенно первые три дня. Впервые в жизни передо мной не стоял по утрам вопрос, что сегодня надеть, ибо надеть было нечего. Конечно, гардеробом первой необходимости мы обзавелись, но горький осадок от безвременно ушедшего из нашей жизни чемодана остался.
Пропажа багажа, несомненно, повлияла на впечатление от курортной Мекки двадцатого века. Я чувствовала себя обманутой и разочарованной. Восточный берег Крыма, воспетый в стихах Волошина, запечатлённый в его акварелях и озарённый магическим отблеском «Алых парусов» Александра Грина, казался мне и более романтичным, и более изысканным.
– А чем же город Ялта хуже Ниццы? – спрашивала я себя. – Неужели всё дело в пятикилометровой набережной, почему-то названной Английской? Неужели этот бесконечный променад делает огромный современный город магнитом притяжения для туристического бизнеса?
Возможно, первый неудачный блин впечатлений от Лазурного Берега и отбил бы у меня навсегда желание вернуться на юг Франции, но жизнь распорядилась иначе. По самым разным причинам я снова и снова оказывалась и оказываюсь в департаменте Приморские Альпы. На его территории со мной происходят забавные истории. Их накопилось так много, что они стали проявлять недовольство: «Ты про всех рассказываешь, а про нас молчишь. Это нечестно». Я задумалась и решила, что они правы: надо дать им возможность выговориться. Всё, что случается со мной в здешних краях, имеет двойной скрытый смысл. С одной стороны, все местные «однажды» – это компенсация за потерянный 25 лет тому назад багаж: по одной истории за каждый килограмм исчезнувшего веса. С другой стороны, рассказы про разные приключения, про чужие любовные переживания, активный отдых, вкусную еду, про новые знакомства и увлекательные путешествия превращаются в ингредиенты «коктейля жизни» под названием «Лазурный Берег». Напиток этот нас стимулирует, помогает вырабатывать позитивное восприятие происходящего, генерировать положительные эмоции, которые, в свою очередь, укрепляют здоровье и способствуют долголетию.
Рассказов с Лазурного Берега набралось на целый сборник «историй из пропавшего чемодана». Надеюсь, их хватит хотя бы на одну порцию «коктейля жизни».
История первая. Рождение мифа
Французская Ривьера с конца девятнадцатого века пользуется псевдонимом Лазурный Берег. Он оказался настолько удачным, что сегодня никто и не вспоминает, когда и кем он был придуман. Более того, псевдоним официально узаконен в названии департамента Cуte d`Azur – Alpes Maritimes (Лазурный Берег – Приморские Альпы). Если вы посмотрите на географическую карту, то увидите, что Французская Ривьера – это узкая полоска северного побережья Средиземного моря на юго-востоке Франции общей протяжённостью около трёхсот километров. Вместо песка здесь галька, а гаваней для стоянок яхт, катеров и лодок больше, чем пляжей. Полоска суши прижата к морю тремя горными массивами, последний из которых – Приморские Альпы.
Подлетая к Ницце, вы сможете с высоты птичьего полёта разглядеть в море небольшие острова и выступающие из воды щупальца полуостровов, смахивающие на гигантских ящуров. Вы увидите невысокие горные вершины, на которых отдыхают проплывающие мимо облака. Вы обратите внимание на сбегающие с прибрежных высот к морю многочисленные дома и виллы. Скорее всего, вы останетесь довольны увиденным.
Море и горы обеспечивают Ривьере микроклимат. В здешних субтропиках флора чувствует себя прекрасно. Она встречает приезжих зонтичными пиниями, стройняшками кипарисами, разнообразными пальмами, живыми изгородями из эвкалипта, кедрами, серебристыми рощицами оливковых деревьев, не говоря уже о плантациях разнообразных цитрусовых, которые цветут, пахнут и плодоносят. Греческая смоковница одаривает население сладчайшими винными ягодами. Виноградная лоза обещает бокал охлаждённого «розй», которое удивительно подходит к летнему отдыху. В жаркий безветренный день обоняние чувствует себя растерянным среди благоухания розмарина, полыни, чабреца, шалфея, лаванды и не знает, какому из запахов отдать предпочтение. Лазурной окружающей среде не досаждают вредные производства, разве что выхлопные газы дорогих и не очень авто. Солнце работает здесь в режиме повышенной готовности светить и с минимумом выходных. Оно отлично прогревает морскую воду и поджаривает распростёртых на пляже людей. Ласковая волна накатывает на берег и соблазняет утомлённые солнцем тела погрузиться в прозрачную лазурь Средиземного моря.
Путеводители вас не обманывают, обещая накормить и расселить всех желающих. Гостиниц, квартир, вилл, мотелей, кемпингов, яхт под сдачу здесь немерено, так же как и ресторанов, бистро, кафе, пиццерий и баров. Не поверите, но тут поезда и маршрутные автобусы передвигаются регулярно и по расписанию, если, конечно, профсоюзы не объявят тотальную и бессрочную забастовку водителей и служащих. Подводя итоги, можно сказать, что местная инфраструктура вкупе с логистикой находятся в рабочем состоянии и доступны всем.
Придирчивый и искушённый пользователь отдыхательных услуг, прочитав начальные строки этой главы, пренебрежительно скажет:
– А зачем мне 300 км изрезанного побережья? Море, горы, микроклимат… да таких мест в Европе навалом – в Италии, Испании, Португалии, Греции, Болгарии, в Крыму, на Кипре, да даже в Турции. Выбор колоссальный, а прожиточная стоимость дня существенно ниже, чем на Французской Ривьере. И, кстати, ваш пресловутый Лазурный Берег не породил никого и ничего, что могло бы обогатить мировую культуру.
О экономный, практичный и всезнающий Пользователь, ты абсолютно прав! Но тогда почему тысячи людей стремятся приехать сюда? Что тут такого особенного, уникального, соблазнительного? Именно об этом мне бы и хотелось поговорить. Кое-что тут всё же имеется. И это «кое-что» – энергетика места. К сожалению, оно не подарило мировой культуре ни имён великих людей, ни гениальных идей, достижений и памятников. Зато мировая культура на протяжении двух последних веков щедро одаривала Лазурный Берег чувствами, эмоциями, впечатлениями и мыслями выдающихся своих представителей. Именно они двести лет создавали увлекательный миф об узкой полоске суши протяжённостью в триста километров. Подобно гусеницам, они плели вокруг неё сказочный кокон, из которого в конце девятнадцатого века выпорхнул необыкновенный мотылёк, перевоплотившийся в двадцатом столетии в роскошную бабочку. И всем захотелось на неё взглянуть. И Старый, и Новый Свет ринулись обживать Французскую Ривьеру, старательно приукрашивая страницы скромной её истории всё новыми и новыми легендами.
Но всё-таки с чего-то всё должно было начаться? Вне всяких сомнений, у всех уважающих себя мифов ноги растут из Древней Греции и Рима. Лазурный край не исключение. Сначала здешние берега пришлись по душе грекам. У них было всего так много, что продажа излишков являлась острой необходимостью. Для реализации товаров они прокладывали морские пути и обустраивали торговые центры по всем соседним с Грецией побережьям. Так на Средиземноморье появилась мощная колония Массалия (теперешний Марсель) и поселения поменьше – Антиполис (Антиб), Никея (Ницца) и прочие в местных удобных гаванях. Дела у подданных всемогущего Зевса шли неплохо, но им хотелось большего. Им хотелось не только плавать по морям, но и свободно передвигаться по оторванной от родины суше. Однако дикие племена лигурийцев, кельтов и прочих не давали грекам развернуться на земле. Собственными силами справиться с аборигенами не получилось, и тогда свободные предприниматели обратились за помощью к Риму. Римляне обрадовались, усмотрев в просьбе греков новые, интересные для себя возможности. Во-первых, всегда приятно продемонстрировать окружающим силу и призвать к порядку распустившихся варваров. А во-вторых, поставив всех на место, можно основательно закрепиться на чужой территории, что они и сделали.
Я не устаю восхищаться римлянами и их основательным подходом к решению поставленных целей и задач, особенно мне импонирует их любовь к строительству. Не успели греки с варварами и глазом моргнуть, как прямая дорога прошла мимо них, соединив Рим с его владениями в Испании. Вдоль же дороги появились типовые города, защищённые высокими стенами. Заметьте, сначала дороги, а уж потом всё остальное. На Лазурном Берегу лучше всего сохранились два римских градостроительных объекта – Симье и Фрежюс. Их развалины у каждого путешественника вызывают благоговение. И сегодня по архитектурным останкам легко прочитывается разумность римского городского обустройства: амфитеатр, арена, цирк – для развлечений и собраний; гимназия – для воспитания достойных граждан; пантеон – для укрепления веры; акведук и бани – для всех, а также жильё, публичный дом, мостовые для проезда колесниц и пр.
С огромным удовольствием цитирую фразу из очерка Александра Куприна «Лазурные берега»: «Все лжёт на Лазурном побережье. Одни римские развалины не лгут». Но кроме живописных нелгущих руин какую ещё память оставили по себе две величайшие цивилизации?
Местное население не устаёт благодарить греков за оливковое масло и инжир, а римлян – за акведуки, дороги и зонтичные пинии. Эти хвойные деревья придают пейзажу особое изящество, бросают благостную тень на раскалённую солнцем землю, а во времена великих римских императоров они подкармливали солдат лакомыми зёрнышками своих плодов. До наших дней дошёл один греко-римский кулинарный изыск, правда, в искажённом от времени варианте. Речь идёт о некой приправе «гарум», по которой вслед за греками римляне просто сходили с ума и готовы были платить безумные деньги. Когда я прочла, из чего и как делали этот деликатес, у меня пропало малейшее желание его попробовать.
Гарум – это не что иное, как продукт разложения внутренностей жирных пород морских рыб. И этим «изыском» улучшали вкус всех блюд римской кухни, включая гусиный паштет и десерты! Самый высококачественный гарум производили в Антиполисе (Антибе), где и сегодня можно увидеть хитроумные морские бассейны-ловушки, куда попадали легкомысленные рыбные самки, соблазнённые присутствием в акватории самца. Специально обученный персонал кормил их, менял воду в естественных аквариумах и доводил пленниц до требуемой кондиции. Что происходило далее, предоставляю возможность всем желающим вообразить… В наши дни наследником гарума признано местное блюдо «писсалат», или «писсаладьер», что в переводе означает «солёная рыба». Для его приготовления используют пюре из анчоусов и сардин. Сладкое им не сдабривают, а подают в качестве закусунчика, чтобы занять рот и скоротать время до подачи заказанной еды.
Другой местной кулинарной достопримечательности следует уделить особое внимание. Разрешите представить короля местной кухни – легендарный буйабес. Его можно зачислить в ряды рыбных супов, а приготовление сего шедевра требует времени и затрат. Около десятка наименований свежей рыбы и морепродуктов не делает его дешёвым блюдом. А если повару повезёт и ему удастся раздобыть «морского скорпиона», то стоимость возрастает ещё больше. У рыбы этой устрашающий вид – ярко-красная, с выпученными глазами и длинными колючками в спинном плавнике, зато её белое мясо придаёт супчику неповторимый аромат. Менее редкая, но не менее страшненькая рыбка saint-Pierre с отвисающей нижней челюстью, от которой много отходов и с которой ещё больше возни, просто обязана принимать участие в приготовлении буйабеса. По мне, так цену набивают, мотивируя тем, что в других местах рыбы эти – редкие гости, а значит, их присутствие в вашей тарелке – эксклюзив.
Приготовление буйабеса строго процессуально, так же как и его подача. Де-факто это два блюда: наваристый суп в виде горячей густой однородной массы и рыба из него. К супу подают слегка подсушенный хлеб и специальный соус (протёртая до консистенции горчицы чесночно-перечная смесь с шафраном на оливковом масле с добавлением сухариков, замоченных в курином бульоне). Соус стоит на столе сам по себе в отдельной плошке, тогда как на большом блюде под изумлённые возгласы присутствующих туристов подаются горкой рыба и морепродукты из этого же супа. Хорошим тоном считается разделка рыбы на столе перед клиентами. Знал бы тот клиент, что предложенный ему шедевр французской национальной кухни по 100 Ђ за тарелочку когда-то считался простой рыбацкой пищей и готовился из всякой рыбной мелочи, не годившейся на продажу!
Среди тех, кому буйабес не понравился, вновь оказался писатель Александр Куприн: «…а бульябес – это самое зверское кушанье, которое только существует на свете. Оно состоит из рыбы, лангуст, красного перца, уксуса, помидоров, прованского масла и всякой дряни, от которой себя чувствуешь, точно тебе вставили в рот динамитный патрон и подожгли его». Возможно, за прошедшие сто лет со времени пребывания Куприна в Ницце и написания очерка «Лазурные берега» кое-что в способе приготовления супа изменилось. А понравится или не понравится буйабес вам – пока не попробуешь, не узнаешь.
Оставив в стороне вкусовые качества данного блюда, замечу лишь, что оно сыграло немаловажную роль в рождении знаменитого на весь мир города Канны. И произошло это в 1834 году, когда английский лорд-казначей Генри Броухем направлялся из Прованса в Италию. Не доезжая Ниццы, лорд попал в засаду: местные власти объявили карантин из-за эпидемии холеры. Высокопоставленный англосакс попробовал качать права, мол, он важная государственная шишка, но санитарный кордон был неумолим – сиди, пока последняя холерная палочка не отдаст концы. Лорд Броухем в уныние не впал. Он вспомнил, что накануне в рыбацкой деревушке Канны на берегу живописной бухты его накормили рыбным супчиком и напоили местным вином. Лорду и то и другое понравилось до такой степени, что он задержался в Каннах не на два месяца карантина, а на тридцать четыре года. На дороге из Канн во Фрежюс лорд Броухем построил себе виллу, похожую на дворец, назвал её «Элеонора» в честь дочери и превратил в зимнюю резиденцию, где проживал до самой смерти. Представители высшего лондонского общества с удовольствием навещали лорда зимой. Им нравилось гостевать у солнечного моря, и многие из них, последовав примеру Генри Броухема, обзавелись собственностью, а вернее, отстроились в предместье бедной рыбацкой деревушки. Сегодня аристократическое британское поселение – самый престижный район города Канны. Через два года после смерти именитого англичанина местные власти решили отблагодарить создателя каннского мифа и поставили любителю буйабеса пусть скромный, но всё же памятник.
Прежде чем рассказать о главном мифотворце Лазурного Берега, позволю себе вкратце остановиться на некоторых исторических эпизодах данного края. Они естественно вплетаются в мифологическую канву, придавая ей правдоподобие и основательность.
После падения Рима, а вместе с ним конца эпохи спокойствия контрольный пакет власти беспрерывно переходил из рук в руки. Кто только не отметился на трёхстах километрах побережья! Можно сказать, что эти три сотни кэмэ стали своеобразным историческим променадом для разного рода завоевателей, разбойников, пиратов, авантюристов. Здесь видели генуэзцев, пьемонтцев, испанцев, сарацин, французов, папские войска, вооружённые силы Священной Римской империи, турок, не считая готов, вестготов и иже с ними варваров. Чехарда исторических претендентов на управление местной жизнью закончилась в 1860 году, когда Савойский королевский дом уступил Ниццу Франции. Наполеон III подтвердил права владения, выиграв референдум. Местное население проголосовало за Вторую империю.
Среди гулявших по интересующей нас части средиземноморского побережья самые неприятные воспоминания оставили по себе сарацины. На протяжении столетия они терроризировали весь юго-восточный берег, внезапно нападая на жителей с моря. Сопротивлявшихся людей убивали с особой жестокостью, остальных грабили и угоняли в рабство. Особенная охота шла за красивыми женщинами, которыми они торговали на невольничьих рынках. Сохранилась легенда о монахинях аббатства Альманарре. Увидев высаживающихся на берег сарацинских пиратов, женщины воскликнули: «Если мы изуродуем себе лица, нас не смогут продать!» Служительницы культа вооружились кухонными ножами и отрезали кончики своих носов. Ворвавшиеся в монастырь бандиты пришли в бешенство, когда обнаружили случившееся. Они варварски расправились с несчастными женщинами, перерезав им горло их собственными кухонными ножами.
Спасаясь от сарацин, люди уходили в горы. Там они строили убежища, обнесённые высокими толстыми каменными стенами. Такие укрепления получили название «орлиные гнёзда». Их архитектурные потомки и спустя одиннадцать веков украшают современный ландшафт Лазурного Берега. Неизвестно, сколько бы ещё времени продолжались сарацинские безобразия, если бы не наглое похищение ими прелата Майеля в 972 году. Майель происходил из знатной провансальской семьи, а для местных христиан стал культовой фигурой. Похитители потребовали за прелата колоссальный выкуп. Деньги собрали, священнослужитель вернулся к пастве, а его влиятельный родственник граф Гийом из Арля решил наказать неверных. Он собрал мощную по тем временам коалицию из феодальных нобелей Прованса и Пьемонта и разгромил противника. Победа принесла графу ещё один почётный титул – Гийом Освободитель, а также подтвердила справедливость поговорки «Нет худа без добра». Чтобы положить конец столетним бесчинствам сарацин, Провансу пришлось консолидировать разрозненные силы и впервые объединиться под знамёнами единоличной власти.
Окончание истории в следующем номере