В лесу родилась ёлочка… (Анна АХМАТОВА)
Я в канун Крещенья гадала.
Том Парни белел на столе.
Не напрасно себя считала
Зимней ёлкой в Царском Селе.
Он сказал: «В этой скорбной обители
Ваша стройность тайну таит…»
Милый мальчик, когда б вы видели
Годовые кольца мои!
II
Vis-a-vis мой глядит уныло.
Сероглазый заяц умолк.
Оттого, что сильно любила,
Убежал сероглазый волк.
Не люблю этот час пред закатом,
Скрип полозьев, замёрзший пруд.
Я не знала, что ноги мохнаты
У лошадок, что дроги везут.
III
Как беспомощно ствол холодеет.
И тоска сжимает виски.
Он на правую руку наденет
Рукавицу с левой руки.
Мужичок. Сероглазый принц мой.
Жду его в унылом лесу.
Я безбожницам и блудницам
Много радости принесу.
Новогоднее дерево (Андрей ПЛАТОНОВ)
День за днём ехал человек в глубину бессмысленного в своей неорганизованности хвойного леса. Он выбирал деревянную ёлку для бесполезной, распирающей детские туловища и сердца новогодней забавы. Много растений воткнула в земной шар ненаучная природа. Но человек в своей безысходной тоске мечтал найти самое зелёное и стройное вещество леса.
Течение жизни вынесло человека на невыясненную поляну, и его белым от голода и усталости глазам предъявилось дерево.
– Ты ленивое и нелюбопытное существо в этом мире, – стеснительно объявил человек дереву. – Зимой и летом цвета менять не желаешь, за старину держишься. Я тебя за это губить буду.
Мороз укутал дерево и иссяк, потеряв весь свой смысл. Метель пела во весь голос, желая усыпить навеки бдительность и беспощадность живых созданий природы. Босой заяц проскакал по снегу толстыми ногами и завершился в чёрных кустах. Попутный классовый враг человека – волк – убегал рысцою, желая сохранить свою скучную сущность от ненависти и распаляющей лесоруба энергии истребления.
– Всех жалеть не нужно, – подумал тоскливо человек, – некоторых нужно рубить…
Просто и мучительно ёлка оторвалась от жизни под ударами железного топора, оставив планете на память о своей бытности лишь корешок. Флора осиротела на одну единицу, и тягловая гужевая фауна потащила эту единоличную древесину, перебирая мохнатыми ногами пространство и время, потраченные на поиски смысла и праздника.
В колхоз им. Зеркала Русской Революции дроги прибыли, когда ночь просветилась и перековалась в обмороженное утро нового дня. Дети, прозрачные и старые от голодной беспорядочной суеты проживания, смотрели на украшенную телеграфными лентами ёлку и забывали тоску нищего существования в холодном и тесном пространстве вырытого в земле клуба.
– Радуйтесь, – распорядился в их сторону человек и сразу заснул от усталости и перебродивших в нём за дорогу жизненных соков. Ему было хорошо. Он любил этих детей, которые года через два или три будут отдыхать при коммунизме, а сейчас серьёзно глядят на новогоднее ёлочное дерево, какое уж точно до коммунизма недосуществует, потому что уже постепенно осыпается в унылую сторону своего прошедшего времени. И человек, быстро проснувшись, прикоснулся к коричневому туловищу ствола на прощанье.
Рассказ ветерана (Александр ТВАРДОВСКИЙ)
Был трудный бой.
Свистели мин осколки.
Был Новый год.
Мы были – пацаны.
Снаряды по лесам косили ёлки,
Что родились совсем не для войны.
Мороз снежком укутал маскхалаты.
Еловый лес шумел над головой.
С метелью вместе пели мы, солдаты:
«Вставай, страна,
на самый смертный бой!»
И, глядя в даль ребячьими глазами,
Мы слушали снарядов волчий вой.
А на врага скакал ефрейтор Зайцев.
Спасался рысью группенфюрер Вольф.
И ёлочку в пылу атаки жаркой
Срубил снаряд под корень, как топор.
На мохноногой тощенькой лошадке
В землянку к нам привёз её майор.
Был трудный бой.
Свистели мин осколки.
Мы Новый год встречали
в блиндаже.
Из тысяч лип узнал бы эту ёлку!
А был ли рад? Не вспомнится уже.