Для меня, привыкшего к тому, чтобы перед любым художественным фильмом показывали визитную карточку киностудии: «Мосфильм», «Ленфильм», «Одесская киностудия», «Киностудия им. Довженко» или что-либо из современных названий кинокомпаний, несколько необычным показалось на фоне русских северных пейзажей под звуки русской песни увидеть: «представляет Сергей Сендык». И поскольку в титрах не было ничего, кроме того, что он ещё и продюсер, я подумал, вот молодец, наверно, не все покупают яхты и зарубежные спортивные клубы, кто-то для народа фильмы снимает. А когда я увидел, что режиссёр этого фильма Тэмо (Теймураз) Эсадзе, настроение у меня улучшилось ещё больше. Во-первых, нужно обладать достаточной творческой дерзостью, чтобы «замахнуться» на такой подвиг; во-вторых, дерзнуть влезть в «загадочную русскую душу» – всё это дорогого стоит. Тем более что уже есть любимые народом киноленты «Вечный зов» и «Тени исчезают в полдень», снятые Краснопольским и Усковым.
Я весь обратился в зрение. Но после портретов и фамилий исполнителей главных и второстепенных ролей на экране вдруг замелькали кадры какого-то города (может быть, кто-то и угадал этот город…) и «пошёл» неизвестно кому принадлежащий закадровый текст: «Не скажу, чтобы я любил его. Сколько по стране городов, слепо изуродованных отсутствием всякой архитектурной мысли и безденежьем. Безразмерная центральная площадь во главе с вождём пролетариата. Доживающие век старинные особняки и т.д.». Весь пафос такого начала сводился к тому, что даже на месте разрушенного мы можем построить лишь что-либо не менее уродливое по сути своей. Мне сначала показалось, что это была какая-то нелепая ошибка, но я быстро понял, что это довольно подлая и умышленная «находка» сценариста и режиссёра. С экрана пахнуло откровенной «пивоваровщиной». Каждая новая серия фильма о нелёгкой жизни северного села Пекашино начиналась с безжалостного показа кинохроники самых тяжёлых, самых кровавых и невыносимых для нормальных людей кадров отступлений и поражений начала войны. Ладно бы, одна кинохроника. На фоне этих страшных кадров всё время звучал текст комментатора, клеймившего бездарную и преступную власть. Вязьма, Харьков, Ржев, приказ № 227: «Ни шагу назад!», Северо-Кавказский фронт… На этом фронте наши войска, как оказалось, бежали в страшной животной панике, сшибая и затаптывая всех, кто пытался хоть как-то противостоять фашистам. И пришлось срочно ставить на пути паникёров заградительные отряды (ну куда же без них!) и расстреливать, расстреливать, расстреливать…
Хроника Великой Победы сопровождалась комментарием: «Победа досталась чудовищной ценой!» Тост И. Сталина в честь русского народа был прокомментирован так: «Сталин знал, что не было более измученного, исстрадавшегося народа и не только фашистами, но и его волей и советской властью, и что это ещё не конец». И, главное: «…Что ещё не было в истории более опустошённого народа, чем русский народ» (непонятно, кто отстроил страну после войны, не иначе как заградотряды помогли). И тут же – постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград», и ещё, и ещё, и ещё! По сердцам, по душам – с оттяжкой и сладострастием! И, конечно же, – это не для тех, кто слушал и слышал голос Левитана и сообщения «Совинформбюро»; это для нынешних, молодых.
Моего деда Ивана расстреляли в КарЛАГе, мой отец Иван после фашистских концлагерей оказался в Казахстане, где я и родился. Но я помню, как он мне рассказывал о том, что великую песню «Враги сожгли родную хату» в исполнении несравненного М. Бернеса редко исполняли по радио и телевидению не потому, что «запрещали и не пущали», а потому, что «проклятая власть» народ жалела (фронтовики после того, как слушали эту песню, – стрелялись).
А экранная жизнь уныло и безрадостно шла своим чередом. Донельзя карикатурный председатель колхоза (по замыслу сценариста) заставляет сельчан пахать «по снегу» и всячески «измывается» над ними, хотя у Абрамова он совсем не прост. В селе появляется пришедший с фронта с рукой на перевязи политработник Иван Лукашин, посланный в село райкомом. У Фёдора Абрамова: «невысокий, крупно шагающий человек в серой шинели с сумкой через плечо со страшно исхудалым лицом. По шинели – военный, по серой фуражке со смятым козырьком – командированный». А перед нами на экране предстаёт не «абрамовский» Иван Лукашин, а актёр Сергей Маковецкий в своей нынешней гренадёрской стати, при этом на нём комсоставовская новенькая фуражка со звездой, новенькая гимнастёрка с комиссарскими звёздами на рукавах (хотя приказом НКО № 253 от 01.08.1941 года ношение звёзд на рукавах политработников было отменено), со «шпалами» в петлицах (старший политрук) и с непонятными эмблемами в петлицах же (хотя эмблем в петлицах у политработников никогда не было), а на дворе осень 1942 года. Главную героиню Анфису Минину (Наталья Вдовина) избирают председателем, и между ней и Лукашиным возникают чувства. Следует отметить, что события на экране разворачиваются довольно точно по тексту «книжного» повествования. Но есть одно но. Если у Абрамова герои живут, то на экране – существуют. И все они – ненавидят друг друга. И тут я заметил ещё одну, если угодно, некорректную уловку сценариста и режиссёра. Зритель перестаёт следить за происходящим, и тут подмена. Оригинальные монологи героев заменяются на монологи вымышленные. К примеру, Иван Лукашин приходит в гости к Анфисе Мининой: «Он захмелевшими глазами ласкал её небольшое, ладное тело, скользил взглядом по рукам, разбрызгивавшим воду из рукомойника, по белой нежной шее, над которой тяжёлым пышным узлом свисали волосы. Ему хотелось подойти к ней, обнять»; (так у Фёдора Абрамова). Но Тэмо Эсадзе заставляет Лукашина вместо этой песни любви произносить следующее: «Я был политруком в ополчении. У меня студенты были. И вот стоят они, глядят друг на друга и плачут. Ждут. Если кого-то рядом убьют, то оставшемуся в живых – винтовка достанется». Какая уж после этого любовь!
И по тому же режиссёрскому произволу все внутренние монологи героев, в которых и заключаются суть, смысл, внутреннее благородство души человеческой, благодаря которым наши люди выстояли и победили и на фронте, и в тылу, – безжалостно отвергаются. На первый план выставляется супружеская неверность русских жён, мужья которых воюют с фашистами. И вообще, как мне показалось, это даже поставлено во главу угла, что весьма прискорбно и оскорбительно.
У меня нет ни возможности, ни желания детально говорить здесь о современных стрижках, о выщипанных бровях у актёров, перечислять современные выражения типа – «оно мне надо?» и пр. и доказывать, что нам пытались показать бездушный, мишурный и до зевоты скучный фильм. Что же касается надоедливого и неумелого «оканья», которому актёры учились у деревенских, то это заслуга небольшая – на Вологодчине даже собаки по-вологодски лают: «Гов, гов, гов!»
Одна досада: изуродован такой материал!