«Мы ленивы и нелюбопытны», - эти слова Пушкина, сказанные по поводу забвения биографии А. С. Грибоедова, напрямую относятся и к его комедии «Горе от ума», 200-летие которой должно было бы широко отмечаться в нашей стране в этом году, но проходит вообще незамеченным. А ведь именно в 1824 году комедия была не только завершена, но примерно с октября этого года начала широко распространяться в списках, а в середине декабря часть ее текста (чуть более 20 процентов) была опубликована в альманахе «Русская Талия». Такое отношение к великой комедии тем более обидно, что ее значение и особый «вкус», как у хорошего старого вина, теперь стали еще более понятными и «насыщенными».
Позволим себе в этой статье лишь бегло напомнить некоторые черты «бессмертной» комедии, остановившись на ее эпитетах, спорных или бесспорных, но отражающих длящуюся до сих пор историю этого произведения.
1. Самое новаторское драматургическое произведение в стихах первой трети XIX века. Да, такого никто не мог тогда ожидать: появилась пьеса, написанная впервые изумительным, легким для восприятия, по сути, разговорным «вольным ямбом», созданная на «русской почве», с конкретным московским «отпечатком», даже без намека на перепевы каких-либо французских водевилей, с русскими героями, имеющими имена и отчества, с 25 действующими на сцене лицами (что станет позже эталоном настоящей театральной труппы), имевшими множество реальных прототипов, с 40 «внесценическими» героями, расширявшими время и пространство комедии, с динамичным и острым сюжетом, уложившимся всего лишь в один день, и настолько очевидной «злобой дня» и «бьющей в глаза» социальной остротой, что почти всем сразу стала ясна невозможность постановки пьесы. Комедия так ярко отразила черты московского быта той поры, что автор заслужил редкую награду – «Грибоедовской Москвой» стали называть целую эпоху в жизни столицы.
2. Самое первое великое произведение «Золотого века» русской литературы. В 1824 г. «Золотой век» отечественной литературы только набирал обороты, и именно «Горе от ума», написанное еще до переломных для страны смены монарха и восстания декабристов, оказалось сердцевинным произведением этого века, опередившим многие творения Пушкина, Гоголя, Лермонтова и других авторов. Комедия стала, по сути, первым великим произведением русской словесности того времени, ведь написанные до него, скажем, «Недоросль» Д. Фонвизина или «Бедная Лиза» Н. Карамзина, не считая, конечно, творений древнерусской литературы, например, «Слова о полку Игореве», никак не идут в сравнение с шедевром Грибоедова по его влиянию на дальнейшее развитие литературного процесса.
3. Самым загадочным произведением русской литературы назвал «Горе от ума» А. Блок, который сначала, как это отчасти проявилось и у Пушкина, и у Белинского, явно недооценил комедию: хотя он и назвал ее в 1907 г. «гениальнейшей русской драмой» тут же отметил, «но как поразительно случайна она! И родилась она в какой-то сказочной обстановке: среди грибоедовских пьесок, совсем незначительных; в мозгу петербургского чиновника с лермонтовской желчью и злостью в душе и с лицом неподвижным, в котором “жизни нет”». Самого Грибоедова Блок называл «неласковым человеком», «ядовитым насмешником и скептиком», цитируя стихотворение Е. Баратынского «Надпись», которое считалось посвященным Грибоедову, но которое на самом деле не имело к нему никакого отношения.
Однако уже в 1919 году Блок, который часто играл Чацкого на любительской сцене, написал о творении Грибоедова более взвешенно: «Девятнадцатый век создал сразу великую комедию («Горе от ума» – до сих пор неразгаданное и, может быть, величайшее творение всей нашей литературы)». Блок предупреждал, что «будущим русским поколениям» придется возвращаться к комедии, которую «конём не объехать» и предлагал «глубже задуматься и проникнуть в источник... художественного волнения» Грибоедова, «переходившего так часто в безумную тревогу».
И Блок оказался прав: комедия действительно до сих пор не устаревает. Эта ее особенность была подмечена еще И. Гончаровым в его работе «Мильон терзаний»: «Комедия «Горе от ума» держится каким-то особняком в литературе и отличается моложавостью, свежестью и более крепкой живучестью от других произведений слова. Она, как столетний старик, около которого все, отжив по очереди свою пору, умирают и валятся, а он ходит, бодрый и свежий, между могилами старых и колыбелями новых людей. И никому в голову не приходит, что настанет когда-нибудь и его черед».
Загадок у «Горя от ума» действительно много, а главная из них заключается в удивительной истории создания комедии, которой автор открыл «странную» особенность русских писателей: творить свои шедевры за границей, что после него делали и Гоголь, и Достоевский, и Тургенев, и Бунин. Попав в 1819 г. на дипломатическую работу в Персию и оказавшись в Тавризе, поэт именно там сделал свой первый шаг к бессмертию. Речь идет о следующем эпизоде, рассказанном Ф. Булгариным: «Будучи в Персии, в 1821 году, Грибоедов мечтал о Петербурге, о Москве, о своих друзьях, родных, знакомых, о театре… Он лег спать в киоске, в саду, и видел сон, представивший ему любезное отечество, со всем, что осталось в нем милого для сердца. Ему снилось, что он в кругу друзей рассказывает о плане комедии, будто им написанной, и даже читает некоторые места из оной. Пробудившись, Грибоедов берет карандаш, бежит в сад и в ту же ночь начертывает план «Горя от ума» и сочиняет несколько сцен первого акта. Комедия сия заняла все его досуги, и он кончил ее в Тифлисе в 1822 году… Приехав в Москву, Грибоедов… почувствовал недостатки своей комедии и начал ее переделывать».
Письмо Грибоедова, написанное в Тавризе 17 ноября 1820 г. неизвестной женщине, подтверждает сведения, приводимые Булгариным. В этом письме писатель описал свой сон, в котором он попал на праздничный вечер в незнакомый дом (не в дом ли Фамусова?) и среди многих гостей увидел свою знакомую: «Тут вы долго ко мне приставали с вопросами, написал ли я что-нибудь для вас?.. — Дайте мне обещание, что напишите. — Что же вам угодно? — Сами знаете. — Когда же должно быть готово? — Через год непременно. — Обязываюсь. — Через год, клятву дайте. — И я дал её с трепетом». После этого писатель пробудился, «затеплил свечку» и записал свое обещание: «во сне дано, наяву исполнится».
Грибоедов выехал из Тавриза в Грузию с первыми набросками комедии в середине ноября 1821 г., по пути он сломал в двух местах руку, потом ее пришлось для правильного срастания «переломить в другой раз». Длительное лечение послужило для поэта одним из предлогов, чтобы перевестись при поддержке командующего Отдельным Кавказским корпусом А. Ермолова на Кавказ, где он смог не только отдохнуть, но и продолжить работу над «Горем от ума», о чем рассказал слушавший в Тифлисе отрывки из его комедии В. Кюхельбекер.
В марте 1823 г. благодаря содействию Ермолова Грибоедов, получив, наконец, отпуск, приехал в Москву через четыре с половиной года после ее последнего посещения, поселился сначала у матери, а потом в доме на Мясницкой улице, 42 у своего друга С. Бегичева, только что удачно женившегося на богатой невесте А. Барышниковой. (В декабре 2023 г. на этом здании, где располагается редакция газеты «Аргументы и Факты», была открыта мемориальная доска-барельеф, посвященная комедии и выполненная по проекту скульптора Салавата Щербакова). В Москве Грибоедов с головой окунулся в круговерть светской жизни, черпая в ней сюжеты комедии. По сообщению Бегичева, «он пустился в большой московский свет, бывал на всех балах, на всех праздниках, пикниках и собраниях, по дачам и пр., и пр. На замечание мое о перемене его образа жизни Грибоедов всегда отвечал: «Не бойся! Время мое не пропадет».
Конечно, в «московской пьесе» Грибоедов не мог «оживлять» свои воспоминания о столице, хотя ему после добровольного вступления корнетом в Московский гусарский полк в сентябре 1812 г. и отъезда из столицы суждено было снова посетить ее только на несколько дней в мае-июне 1813 г., а также на срок около двух недель в сентябре 1818 года по дороге в Персию. Своими впечатлениями об этом поэт поделился в письме к С. Бегичеву 18 сентября: «В Москве все не по мне. Праздность, роскошь, - не сопряженные ни с малейшим чувством к чему-нибудь хорошему. Прежде там любили музыку, нынче она в пренебрежении; ни в ком нет любви к чему-нибудь изящному, а притом «несть пророк без чести, токмо в отечестве своем, в сродстве и в дому своем». Отечество, сродство и дом мой в Москве. Все тамошние помнят во мне Сашу… а больше во мне ничего видеть не хотят». Подобными словами мог бы изъясняться Чацкий, явившийся в Москву после многолетнего отсутствия, как будто бы уже в 1818 г. у Грибоедова созревал замысел «московской комедии».
В конце июля 1823 года почти на два месяца Грибоедов уехал в тульское имение Бегичева в селе Дмитровском Ефремовского уезда и там заметно продвинулся в написании своего шедевра. Как писал Бегичев, «последние акты Г. о. у. написаны в моем саду, в беседке. Вставал он в это время почти с солнцем, являлся к нам к обеду и редко оставался с нами долго после обеда, но почти всегда скоро уходил и приходил к чаю, проводил с нами вечер и читал написанные им сцены. Мы всегда с нетерпением ожидали этого времени». Почти окончательная работа над комедией происходит в период с 20 сентября 1823 по 29 мая 1824 г, когда поэт жил в доме Бегичева в Москве, где он несколько раз читал друзьям свою пьесу, и слух о ней стал быстро распространяться за пределами Москвы, дойдя даже до Пушкина в Михайловское.
Оставив Бегичеву так называемый Музейный автограф комедии, поэт отправился в конце мая 1824 г. в Петербург для получения разрешения на публикацию и постановку пьесы. В дороге он внес в комедию важные исправления, сообщив об этом другу: «Кстати, прошу тебя моего манускрипта никому не читать и предать его огню, коли решишься: он так несовершенен, так нечист; представь себе, что я с лишком восемьдесят стихов, или лучше сказать, рифм переменил, теперь гладко, как стекло. Кроме того, на дороге мне пришло в голову приделать новую развязку; я ее вставил между сценою Чацкого, когда он увидел свою негодяйку со свечой над лестницею, и перед тем, как ему обличить ее; живая, быстрая вещь, стихи искрами посыпались, в самый день моего приезда, и в этом виде читал я ее Крылову, Жандру, Хмельницкому, Шаховскому, Гречу и Булгарину...». Вскоре был готов так называемый Жандровский список комедии, который можно считать почти полностью завершенным автором, за исключением мелких правок, и который, начиная с середины октября 1824 г., когда поэт окончательно убедился в невозможности публикации пьесы, несмотря на все обращения к министрам и вельможам, стал активно переписываться и широко распространяться при участии автора.
Потеряв надежду опубликовать комедию целиком, Грибоедов отдает отрывки из нее в булгаринский альманах «Русская Талия», который выходит в середине декабря 1824 года. Текст комедии подвергся цензурной правке и сокращениям, но с этой публикацией она фактически легализовалась. К 1825 году относится первая попытка поставить комедию в театре — на учебной сцене театрального училища в Петербурге. Однако из-за вмешательства военного генерал-губернатора Петербурга М. Милорадовича спектакль был отменен. Однако автору удалось все-таки увидеть свою комедию на сцене в 1827 году в Эривани в любительском исполнении офицеров Кавказского корпуса. В 1828 году перед отъездом из Петербурга в Тегеран Грибоедов на списке «Горе от ума», оставленном Ф. Булгарину, делает надпись: «Горе мое поручаю Булгарину», надеясь, что тот сумеет добиться публикации всего текста комедии. Список этот, представляющий собой копию, почти идентичную с текстом Жандровского списка, войдет в историю как Булгаринский.
Лишь после смерти Грибоедова его комедия попадет сначала в отрывках на профессиональную сцену. В 1831 году почти в полном объеме, но с многочисленными цензурными купюрами она была поставлена в Петербурге и Москве, однако в провинции ее ставить еще долго не разрешалось. Первое отдельное издание «Горя от ума» вышло в Москве в 1833 году с купюрами, а первым полным легальным изданием комедии в России стало издание 1862 года. Важно, что разрешения на постепенное «открытие» комедии давали лично два императора: Николай I и Александр II. Получается, что «своего часа» комедии пришлось ждать более 38 лет, что делает ее одним из самых запрещенных произведений в русской литературе.
4. Чего точно нельзя отрицать, «Горе от ума» стало самым «самиздатовским» произведением русской литературы. Копии комедии по разным, хотя и явно завышенным, данным, в количестве до 40 000 экз. превосходили тиражи любых произведений того времени, и они распространялись все годы до полного издания комедии.
5. Пушкин был сто раз прав, когда заявил о комедии Грибоедова: «О стихах не говорю, половина – должны войти в пословицу». Он угадал, что комедия станет самым афористическим произведением русской литературы. Каждый россиянин с молоком матери впитывает «знакомые» всем фразы: «Счастливые часов не наблюдают», «А судьи кто?», «Где лучше? Где нас нет», «Ба! знакомые все лица!», «Герой не моего романа», «Ах! злые языки страшнее пистолета», «Блажен, кто верует, — тепло ему на свете!», «Служить бы рад, прислуживаться тошно», «Всё врут календари», «Да, мочи нет: мильон терзаний», «Вон из Москвы! сюда я больше не ездок», «Карету мне, карету!».
Комедия, включающая в себя всего около 3 500 строк и примерно лишь 2 220 стихотворных строк (без обозначений говорящих героев и ремарок автора), по самым скромным подсчетам включает в себя не менее 200 афоризмов (более 425 строк). Получается невиданная концентрация афоризмов: каждая пятая строка, и с этим не может сравниться ни одно произведение отечественной литературы. Причем под афоризмами понимается здесь не просто любая «мудрая мысль», высказывание, словосочетание или реплика, а то только то, что вошло в «кровь и плоть» русского языка и использовалось, цитировалось, препарировалось и преображалось в цитатах многих и многих авторов и простых людей, начиная с Пушкина и современников Грибоедова, продолжая Лениным, цитировавшим «Горе от ума» более 100 раз, и завершая современным бытованием знаменитых фраз, в том числе на просторах Интернета. В «Большой словарь крылатых выражений А. С. Грибоедова» (М., 2009) вообще включено 2 000 словарных статей, созданных на основе картотеки, насчитывающей более 10 000 выписок-цитат из литературы за 180 лет после написания комедии.
6. «Горе от ума» можно назвать и самым спорным произведением русской литературы, которое вызвало полемику самых ярких фигур в литературе и критике на протяжении почти двух веков: от А. Пушкина, П. Вяземского, Н. Гоголя, Н. Надеждина, В. Белинского, Н. Добролюбова, А. Герцена, Ф. Достоевского, И. Гончарова, А. Григорьева, А. Луначарского, Н. Пиксанова, Ю. Тынянова до современных исследователей С. Фомичева, В. Кошелева, Н. Тарховой, Е. Цимбаевой, Ю. Никишова, А. Старостина и многих других. Целые тома этой не утихающей до сих пор полемики касаются замысла и истории создания комедии, ее времени действия, сюжета и тайных смыслов, ее действующих лиц и их многочисленных прототипов, ее языка и афористики, ее «вольнодумства» и связи с декабристами, ее политического значения и колоссального влияния на развитие всей последующей литературы.
Конечно, главную интригу своей комедией автор внес именно образом Чацкого, этого «русского Гамлета», и его противостоянием «фамусовскому обществу» и антиподу главного героя - Молчалину. Чацкий появляется в комедии в промежутке между странствиями и уже через «день всего» требует себе карету. Гончаров превосходно оценил особенности «страннического» облика Чацкого, как деятельного человека, воина, «передового курьера неизвестного будущего»: «…Ум его играл страдательную роль, и это дало Пушкину повод отказать ему в уме. Между тем Чацкий как личность несравненно выше и умнее Онегина и лермонтовского Печорина. Он искренний и горячий деятель, а те – паразиты, изумительно начертанные великими талантами, как болезненные порождения отжившего века». Гончаров совершенно справедливо соединял Чацкого с самим Грибоедовым, утверждая, что «они недаром бились – хотя и бескорыстно, не для себя, и не за себя, а для будущего и за всех…»
М. Гершензон в своем знаменитом труде «Грибоедовская Москва» (1914) совершенно справедливо писал, что «в известном смысле «Горе от ума» - эпизод из жизни самого Грибоедова, и сам автор – прототип Чацкого. Таков был, несомненно, и сознательный замысел Грибоедова. Чацкий взят в той самой позиции, в какой дважды был сам Грибоедов, - вернувшимся в Москву после долгого отсутствия. Выдуманная Грибоедовым любовь Чацкого к Софье… служит для обострения этой позиции: она делает московские впечатления Чацкого более яркими и болезненными… Особенно любопытны в этом отношении обмолвки комедии, еще более приближающие Чацкого к Грибоедову. Чацкий имеет какое-то странное отношение к литературе: он, как сам Грибоедов, - «пишет, переводит».
«Неразгаданность» комедии во многом зиждется на том, кто же такой Чацкий, где же он был три года, а главное, куда же он исчезает и что его ждет в будущем? Долгие десятилетия спор шел о том, останется ли этот вольнолюбец мятущимся и неугомонным, засосет ли его русская действительность или он ринется на борьбу и противостояние власти? Слова Чацкого: «Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету, / Где оскорбленному есть чувству уголок!..» послужили сигналом ко многим толкованиям и к поиску в них истоков различных замыслов русской литературы. «„Пойду искать по свету...“, то есть где?» — запальчиво спрашивал сам себя Достоевский в заметке на статью Гончарова «Мильон терзаний». «Не к народу же он пойдет… За границу хочет бежать». Достоевский не отрицал в Чацком «декабриста» (каким его всегда называл Герцен), но все же не видел в нем подлинных качеств борца и революционера. Гончаров тоже предполагал для Чацкого «бегство» в Европу, но не из-за обиды на отвергнувший его «московский свет», а для дальнейшего обличения и «стрел, бросаемых в разные темные, отдаленные углы России». Гончаров представлял себе Чацкого также и оставшимся в России «деятелем», роль которого «страдательная», но в итоге все равно «победительная».
Автор «Обломова», несомненно, был прав, утверждая, что «литература не выбьется из магического круга, начертанного Грибоедовым». Его комедия открыла «языковую стихию», которая навсегда наполнила русскую литературу, определив многие открытия Пушкина, Гоголя, Толстого и Достоевского. Недаром Кюхельбекер писал: «Впоследствии Пушкин очень хорошо понял тайну языка Грибоедова и ею воспользовался». И «Борис Годунов», и «Маленькие трагедии» Пушкина, и «Маскарад» Лермонтова, и даже пьесы Чехова развивают элементы и посылы, заложенные комедией Грибоедова. Достоевский говорил о беспрерывной повторяемости типа Чацкого в нашей литературе - героя, олицетворявшего «беспокойный, ищущий ум», нарушавший общественное «благополучие». Такими же беспокойными героями были и Печорин Лермонтова, и Рудин Тургенева, и Ставрогин Достоевского. Последний не скрывал связи своих героев с Чацким. В «Подростке» он прямо связывал с ним Версилова, упомянув о любительском спектакле «Горе от ума». Столкновение Ставрогина с обществом в «Бесах» Достоевский представил именно как современный вариант «восстания» Чацкого, не забыв упомянуть, что путешествовать Ставрогину, объявленному в романе сумасшедшим, перед появлением надлежало именно три года.
7. Особо следует отметить, что комедия «Горе от ума» создала богатейшую почву для всякого рода литературных обработок, продолжений, пародий, подражаний, памфлетов, от самых коротких, разбросанным по журналам и газетам, до значительных по объему цельных произведений, анонимных или авторских, таких как «Горе от безумия» Н. Сандунова (1830), «Ум не помога» П. Волкова (1831), «Расстроенное сватовство, или Горе от ума и горе без ума» А. Федосеева (1839), «Утро после бала, Или все старые знакомцы» (1844), «Возврат Чацкого в Москву» Е. Растопчиной (1856), «Москвичи на лекции по философии» Д. Минаева (1863), сатирические очерки М. Салтыкова-Щедрина «В среде умеренности и аккуратности. Господа Молчалины» (1874-1877), «Горе от ума» М. Ярона (1881), «Горе от ума через 50 лет после Грибоедова» В. Куницкого (1883), «Горе от глупости» В. Буренина (1905), «Чацкий в Баку» (1907-1908), «Маскарад у Фамусова» А. Дрождинина (1908) вплоть до сегодняшних переделок и пародий, существующих на просторах Интернета. Все это говорит о том, что «Горе от ума» можно по праву отнести к разряду самых «повторяемых» и «клонированных» произведений русской литературы, наряду с «Евгением Онегиным».
8. И, конечно, самое главное для «Горя от ума», как драматургического произведения, что оно, бесспорно, является самым театральным произведением русской литературы, которое ставилось на самых разных театральных сценах сотни и сотни раз. Наиболее известными в истории отечественного театра являются постановки пьесы в Александринском и Малом театрах с участием лучших режиссеров и актеров разных эпох (М. Щепкин, П. Мочалов, И. Самарин, В. Самойлов, Я. Брянский, Г. Федотова, А. Яблочкина, А. Ленский, А Южин, М. Садовский, А. Остужев), а также постановки пьесы в МХТ В. И. Немировичем-Данченко с исполнением роли Фамусова К. С. Станиславским и в Театре имени Вс. Мейерхольда. Пожалуй, нет таких театральных звезд, которые не играли бы когда-либо в комедии «Горе от ума» с 1830-х годов до сегодняшнего дня (вспомним постановки пьесы режиссерами Г. Товстоноговым, О. Ефремовым, Ю. Любимовым, О. Меньшиковым, С. Женовачом, Р. Туминасом). В настоящее время комедия «Горе от ума» остается в репертуаре по меньшей мере 30 театров в 17 городах России, продолжая радовать зрителей. А читателям доступны многочисленные издания комедии, в том числе с иллюстрациями таких замечательных художников, как Д. Н. Кардовский, Н. В. Кузьмин и М. С. Башилов, представивших в запоминающихся образах грибоедовских героев.
Комедия живет и будет жить вечно! И пусть не сбываются больше слова Пушкина, отнесенные к Грибоедову: «Замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов».