Круглый стол на прошедшем в Петербурге книжном салоне получил название по одной из строк памятной большинству шурави песни – «И всё-таки по-доброму мы помним наш Афган»…
Уже после выступлений председателя Союза писателей России Николая Иванова и руководителя петербургского отделения союза Бориса Орлова весьма эмоциональный разговор продолжили многочисленные ветераны горячих точек, участники спецоперации и их родственники.
Значит, тема – шире и острее, чем предполагает каноническое литературоведение и военная историография. Об адекватности отображения памятных многим событий (о неформальной ветеранской фильтрации откровенно тенденциозных произведений), об отношении к такому «под-жанру», как воспоминания родственников ушедших ветеранов, и прочем поговорим отдельно и позже. Куда острее ситуация в ветеранском движении, о чём приходится говорить в очередной раз. Вот конспективно и в виде вопросов, о чём шла речь «наискосок» от круглого стола.
Во-первых, почему до сих пор не институализировано ветеранское движение? Какой орган государственной власти является высшей инстанцией, в «повседневно-практическом», а не только в законодательном смысле регламентирующей работу с ветеранами? Речь идёт о сотнях тысяч участников событий в горячих точках – в Абхазии, Алжире, Анголе, Афганистане, Бангладеш, Вьетнаме, Египте, Ираке, обоих Йеменах, Камбодже, на Кубе, в Лаосе, Мозамбике, на Северном Кавказе, дважды в Сирии, Сомали, Приднестровье, Таджикистане, Эфиопии, Южной Осетии. Алфавитный список требует уточнения.
О «корейцах-индонезийцах», участниках событий в Венгрии в 1956 году и Чехословакии в 1968-м, говорить уже поздно: им в лучшем случае – за 80 лет. Тем более – о дедушках, прошедших Великую Отечественную – дай Бог им всем долголетия! Ранее существовавшая централизация поддержки ветеранов Великой Отечественной побудительного примера не оставила. А ведь уже оформляется «боевое братство» участников спецоперации. Как оно оформится, ждать осталось недолго.
Со значением повторим: юридическая (статусная), она же – экономическая, а потом и политическая сторона дела требует создания не столько ассоциаций и клубов (они, как правило, недолговечны и состоят из бывших или нынешних сослуживцев), сколько федерального органа исполнительной власти на уровне министерства (агентства) по делам ветеранов. Этот орган призван прежде всего определить сферу своей подведомственности, а также баланс между главными составляющими его деятельности: социальной, экономической (те же госпитали-санатории), воспитательной и государственно-представительской. Именно эти функции возложены на подобные госструктуры в США, Великобритании, Китае и многих других странах. В этом смысле мы из того же теста.
Возникает вопрос, как избежать подспудного, но начинающего себя проявлять противопоставления участников спецоперации (с разным жизненным опытом) другим ветеранам боевых действий? Уже в июне председатель правительства России к числу претендентов на государственные льготы отнёс Героев России (Советского Союза), блокадников и участников спецоперации. А как же быть с остальными? Хочется думать, что советники главы правительства или СМИ что-то напутали. Как, например, и в целом ряде государственных музеев – со столь же усечённым перечнем льготников.
В неформальных «межветеранских» рассылках, участившихся с 2023 года, говорится одно и то же: в «Законе о ветеранах» № 5 от 12 января 1995 года предусмотрена только одна категория: «ветеран боевых действий». Следовательно, все, кто получил этот статус, должны иметь одинаковые права и льготы… При всём уважении к участникам СВО спросим: чем иной ветеран хуже бойцов СВО? Только ли тем, что ветераны предыдущих войн уже как минимум пожилые, значит, не всегда «настойчивые» и «просвещённые»?.. Такие подходы провоцируют напряжённость и протестные настроения в самом патриотичном сегменте общества. В ответ на множащиеся ветеранские обращения чиновники ссылаются на подвешенность (устарелость) нормативно-правовых актов, недостаток средств и т.д. В лучшем случае советуют подождать. А ведь единство ветеранских рядов усилит и упорядочит помощь тем же участникам СВО. Сегодня это делается часто на одном энтузиазме. С субъективным, по собственному опыту, пониманием потребностей тех, кто в окопах и блиндажах…
Достаточно ли регламентирована ритуально-протокольная сторона дела? Пример, лежащий на поверхности: как совмещается День памяти о россиянах, исполнявших служебный долг за пределами Отечества (15 февраля), с Днём ветерана боевых действий (1 июля)? Последний как бы не признан, но отмечается, причём скорее по нарастающей. Притом что большинство ветеранов собирается 9 мая, считая себя наследниками боевого пути дедушек. Не покушаясь на их славу, но ощущая себя «героями своего времени». В массе уверенными в себе и своём значении.
Когда-то нам говорили, что 9 мая – это сакральный день. Даже намекали, что на эту дату будет перенесён День России или праздник советского (или славянского) единства. Обещали развернуть по этому поводу широкую разъяснительную кампанию. Но со временем эти планы ушли в прошлое. А молодых, не всегда сведущих ветеранов, вновь повторим, становится всё больше. А пожилых всё меньше. Может, уже с другой медийной кампании начать более актуальное обсуждение – кого, когда, за какие заслуги и как чествовать на общепризнанно «государевом уровне»? И чем разовое чествование подтвердить в обыденности?
Ведь с народно-признанной даты начинается самоидентификация тех, кто служил, служит и будет служить Отечеству далеко не только на полигоне. Разумеется, сущностная сторона дела важнее ритуальной. Но начинать лучше с общего плана, с символики, лишь потом уточняя административно-бюрократические, организационно-финансовые и прочие реалии.
Перечисленных вопросов, пожалуй, достаточно, чтобы вновь заострить тему. Понятно, что её профессиональное рассмотрение требует учёта всей совокупности факторов. Они обусловлены пестротой ветеранского сообщества при очевидном лимите государственных средств. Прислушаемся и к тем, кто считает, что упорядочению сообщества ветеранов должна предшествовать обновлённая законодательная база, касающаяся всех категорий ветеранов. Если же ввести сугубо военно-полевой критерий, то согласятся ли с ним испытатели оружия массового уничтожения, чернобыльцы, другие лица, проходившие службу (часто невоенную) в экстремальных условиях, участники разминирований и, например, малолетние узники фашистских концлагерей? Но за ними напомнят о себе и прочие категории ветеранов и узников. На выходе мы получим разделение общества на льготников и не льготников, что вряд ли укрепит государство. И не обернётся ли государственное призрение «пробивных и везучих» презрением не менее достойных, но «скромных»?
Тему народной благодарности в адрес служивых не раскрыть разовым рейдом по тылам памяти. Конечно же, автомат Калашникова – необязательный атрибут патриота. Но и «безоружный» патриотизм ничем не поможет постоянно воюющей стране.
А пока спасибо литературной площадке за возможность поговорить не только о поэзии, но и о прозе жизни. Хотелось бы её вспоминать также по-доброму…