Ведь как бывает… Человек лояльный и корректный, привыкший ладить с окружающими и желать им добра, вы вдруг замечаете, что кое-кто из них добра вам не желает. Проще говоря, вас не любит. Причём непонятно, почему. Ну, хорошо, думаете вы, восхищаться мною не обязательно, дорожить моею дружбой никто не обязан. Но за что испытывать ко мне явную вражду, язвить мне вослед по поводу и без, испытывать странную радость, если у меня что-то не так?
Такова ваша логика. Характерно, что она одна и та же и у уязвлённого отдельного человека, и у оскорблённой чем-либо человеческой общности, например, у государства. Личные человеческие чувства вообще вполне могут быть экстраполированы на политику государства.
Россия издавна привыкла ощущать себя великой державой, уважение соседей – одно из непременных условий величия. И хоть иногда говорят: пусть не любят, лишь бы боялись, традиционный российский идеализм жаждет именно любви. Может быть, ещё и потому, что сам готов оделить ею и близких, и далёких. Один герой Исаака Бабеля обижал людей «восторгами первой любви», чего те ему не прощали и обманывали. Нечто подобное не единожды происходило с нашим отечеством. Оно много раз «обижало» истинных и мнимых союзников восторгами безразмерного братства, масштабами бескорыстной помощи, готовности жизнь отдать «за други своя», при этом не раз сталкиваясь с тем, что эти «жертвы» братской солидарности при первом удобном случае спешили улизнуть под чьё-нибудь даже циничное и корыстное покровительство. Это и сейчас наблюдается.
Так что, припоминая свои грехи, а они у государства, как и у каждого из нас, имеются, следует первым делом каяться в стремлении осчастливить человечество всем чем можно. Так уж получается, что разумнее и выгоднее осчастливить сначала самих себя. Тогда, глядишь, и окружающие к тебе потянутся…
Правда, важно не перестараться в покаянии, чего так ждут бывшие друзья и братья. Сколько ни терзайся реальной или воображаемой виной, им всё равно будет мало. И никакой любви никаким самобичеванием у «бывших» не заслужить. Только ехидные подковырки. Ибо из себя их выводят не наши прегрешения, а сам факт, что мы есть. В географии, политике, культуре. Помнить об этом, то есть о своём достоинстве – первая заповедь нелюбимого.
Второе же, по-моему, состоит в нежелании «дешевить». Так в послевоенных дворах называли готовность унизиться, перенять манеры и психологию притеснителей. Дешевить в современных межгосударственных отношениях – значит заразиться мстительностью.
На безвкусные подначки и подлянки (опять дворовое слово) ненавистников, наследующих подчас геббельсовские приёмы, не следует отвечать в стилистике карикатур «Крокодила» времён холодной войны.
Отвечать на обиду ледяным презрением – вот ещё одна заповедь уязвлённого достоинства. Понуждающая обидчика буквально к истерике.
На обиженных воду возят – эта пословица призывает не к всепрощению, а к умению не терять лица. Иными словами, не впадать в упомянутую истерику в частной жизни, а в социально-политической не призывать ко всякого рода дикостям – типа изоляции отечества и тому подобного. С какой стати отказываться от своей европейской идентичности? Как и от замечательной, по мнению Достоевского, чисто русской всемирной отзывчивости? Разве не этого требуют от нас персоны вроде Терезы Мей?
Давно замечено, человек, выбравший свой путь, осознавший предназначение, не должен чрезмерно беспокоиться по поводу обожания и восхищения окружающих. Зрелые, многое испытавшие люди предпочитают отстаивать и возделывать смысл своего существования. В политике это особенно важно.