Это прошептал Владимир Соколов, стоя возле опального памятника Гоголю, сосланного с Арбатской площади сначала в Донской монастырь, а затем в укромный дворик на Никитском бульваре.
Осень 1981 года. Мы вошли в знакомый двор, когда уже сгустились пепельные сумерки над понуро сидящим Гоголем. «Он похож на большую грустную птицу с опущенными крыльями», – сказала я. Владимир Николаевич зябко потёр руки. «Ему холодно… Ему всегда было холодно», – нервно повторял Соколов. Он побледнел, значит, в душе его рождались стихи. Не знаю, какие именно строфы возникли в тот вечер, но через некоторое время Владимир Николаевич прочёл мне одно из самых трагических своих стихотворений «Гоголь ночью».
Как страшно поэтом быть
И, зная уже бессмертно,
Что время не протопить,
Хоть тяга его безмерна, –
К глазам подносить ладонь,
Тайком подводить итоги,
Подбрасывая в огонь
Пейзажи и диалоги,
Шумящие дерева,
Кресты и церквей убранства;
Как хворост или дрова –
Мосты и куски пространства;
Медлительною рукой
С начала и с середины –
С провидческою строкой
Магические картины.
И быстро шептать Христу
Про мёртвые чьи-то души.
И знать, что уже растут
На стенах глаза и уши.
Тот осенний вечер я вспомнила, когда мне предложили провести традиционные зимние Соколовские чтения в «Доме Гоголя».
«Ему бы это понравилось», – подумала я. И согласилась.
Соколов часто приходил в тихий двор к памятнику Гоголю. Он восхищался гениальным творением скульптора Николая Андреева. Иногда заходил в небольшие комнаты первого этажа, где размещалась библиотека-читальня им. Гоголя, открытая к столетию великого писателя в 1909 году. В этих комнатах жил Гоголь, когда гостил у своего приятеля графа А.П. Толстого, снимавшего квартиру у судьи словесного суда А.С. Талызина. Здесь Николай Васильевич встречался с любимыми московскими друзьями. Здесь в ночь с 11 на 12 февраля 1852 года он предал огню страницы второго тома «Мёртвых душ» и 21 февраля скончался.
Как ясно, как мучительно ярко представлял себе это сожжение поэт Соколов; с какой потрясающей силой написана эта картина, как содрогается читатель, представляя себе этот образ скорби, тоску и безумие последних дней Гоголя.
И в ужасе подбегать
К печурке. И нос холодный
Почти что в неё совать,
И в позе сидеть свободной.
И видеть, томясь огнём
(О только не дописать бы!),
Как ночью горят и днём,
Дымясь вороньём, усадьбы.
И, вечный сжигая труд,
В слепой созерцать отваге,
Как белые буквы мрут
На чёрных витках бумаги.
Теперь в старинном флигеле (Никитский бульвар, 7), на котором в 1952 году была установлена мемориальная доска, готовится к открытию Музей Гоголя к 200-летию со дня его рождения. До сего времени в Москве и во всей России не было ни одного музея великого русского писателя!
Соколовские чтения прошли в красивом зале, в бельэтаже «Дома Гоголя». Зал был полон, много студенческой молодёжи, солидная арбатская публика и, как всегда, верные поклонники Соколова, члены Соколовского общества.
По традиции на экране возник, как живой, Владимир Соколов.
Зал замер, слушая его мужественный завораживающий голос. Участники Соколовских чтений декламировали стихи поэта, слово его расцветало в песнях, вспоминали любимого незабвенного Владимира Николаевича. Как всегда, от светлого соколовского слова стало светлее на душе.
Вечером, стоя с друзьями на холодном ветру у памятника Гоголю, я в которой уже раз с благодарностью повторяла заветные горячие строки Соколова:
Есть у слова особая власть –
Утешением к сердцу припасть…