«Какое это счастье – поезд!»

«Готово!» – кричит кто-то около паровоза, и паровоз тяжко стукается буферами в вагоны. Слышно, как он сдержанно сипит горячим паром, изредка кидая клубы дыма, и платформа пустеет. Остаются только высокий красивый офицер с продолговатым, нагло-серьёзным лицом в полубачках, и дама в трауре. Дама кутается в ротонду и тоскливо смотрит на офицера заплаканными чёрными глазами. Потом с неловкой поспешностью очень сытого человека проходит большой рыжеусый помещик с ружьём в чехле и в оленьей дохе поверх серого охотничьего костюма, а за ним приземистый, но очень широкий в плечах генерал. Потом из конторы быстро выходит начальник станции… Он только что вёл с кем-то неприязненный спор и поэтому, резко скомандовав: «Третий», так далеко швыряет папиросу, что она долго прыгает по платформе, рассыпая по ветру красные искры. И тотчас же на всю платформу звонит гулкий вокзальный колокол, раздаются гремучие свистки оберкондуктора, мощные взрёвывания паровоза – и мы плавно трогаемся».

Это завязка бунинского рассказа «Новая дорога». Дух станций, вокзалов, вагонов притягивал его с юности. Железнодорожная ветка в Ельце открылась в 1874 году, когда будущему писателю было 4 года. В этом городе прошли его детские и юношеские годы. Сестра Бунина, Мария, вышла замуж за железнодорожника – помощника машиниста паровоза Иосифа Ласкаржевского. От него Бунин многое узнал и о ремесле машиниста, и о том, как работает железная дорога. Для него она стала не столько символом прогресса и покорения природы (хотя эти мысли возникают в некоторых рассказах), сколько уютным миром, где действуют свои правила. И писатель приглядывался к этой необычной вселенной. Кроме того, с юности Бунин испытывал жажду дальних странствий – по всему миру. Он начал со своей губернии, с соседних русских городов, нередко последние деньги уходили на такие поездки. Иван Алексеевич стал завсегдатаем вокзалов и поездов, он и людей познавал, приглядываясь к пассажирам. Привык жить на чемоданах, питаться в поездных буфетах и пристанционных ресторанах.

Для пейзажиста – а Бунин был не чужд этого таланта – железнодорожные путешествия давали материал для поэтических зарисовок. Так рождались лучшие стихи молодого Бунина – например «В поезде» 1893 года. В них он точен и повествователен, в этих строках уже можно разглядеть замечательного рассказчика. Стиль Бунина – на скрещении поэзии и прозы.

Для декадентских 1890-х – стихотворение необычное. Бунина не интересуют новации символистов и прочих литературных преобразователей. Точность пейзажа у него рождает подлинность чувства. Он попытался внести в поэзию реалистические краски и жизнеподобные эмоции.

Когда литературные заработки стали позволять, он объездил полмира, растрачивая на путешествия львиную долю гонораров. Писатель побывал даже на Цейлоне и в Африке. Менялись вокзалы, купе, повозки и пароходы, пристани и пёстрые города. Он познал, каковы железные дороги в Америке, во Франции, в Азии... Впечатления от этих странствий придали бунинским произведениям новые краски. Но в его рассказах заграница никогда не господствовала. Бунин писал о России и о русских людях – и железнодорожные воспоминания не оставляли его. «Утром был Орёл, пересадка, провинциальный поезд возле дальней платформы. И Митя почувствовал: какой это простой, спокойный и родной мир по сравнению с московским... Проснулся он только в Верховье. Поезд стоял, было довольно многолюдно и суетливо, но тоже как-то захолустно. Приятно пахло чадом станционной кухни. Митя с удовольствием съел тарелку щей и выпил бутылку пива, потом опять задремал» – это из повести «Митина любовь», которую Бунин создал уже на чужбине, вспоминая родину и свои вояжи по хорошо знакомым губерниям.

В эмиграции Бунин реже стал путешествовать. С возрастом превратился в домоседа и почти не покидал Францию. И всё чаще мелькала в памяти железная дорога юности – та самая, что проходит по русским перелескам, а зимой через снега, бесконечные снега, которых нет под Парижем.

«Ах, эти заносы, Россия, ночь, мятель и железная дорога! Какое это счастье – этот весь убелённый снежной пылью поезд, это жаркое вагонное тепло, уют, постукиванье каких-то молоточков в раскалённой топке, а снаружи мороз и непроглядная вьюга, потом звонки, огни и голоса на какой-то станции, едва видной из-за крутящегося снизу и с крыш снежного дыма, а там опять отчаянный крик паровоза куда-то во тьму, в бурную даль, в неизвестность и первый толчок вновь двинувшегося вагона, по мёрзлым, играющим бриллиантами окнам которого проходит удаляющийся свет платформы – и снова ночь, глушь, буран, рёв ветра в вентиляторе, а у тебя покой, тепло, полусвет фонаря за синей занавеской, и всё растущий, качающий, убаюкивающий на бархатном пружинном диване бег и всё шире мотающаяся на вешалке перед дремотными глазами шуба!» – писал он в «Жизни Арсеньева». По этому отрывку можно изучать литературное мастерство: эту шубу, мотающуюся на вешалке, вы уже не забудете. Мы сразу не просто видим, а ощущаем эту поездку – настоящая идиллия ностальгического комфорта! Вспоминая на чужбине Россию своей молодости, Бунин едва ли не в первую очередь представлял железную дорогу в родной Орловской губернии. Где ещё могут собраться столь разные люди?

Снова проехаться по российской железной дороге после 1920 года ему не удалось. Возвращение состоялось только в книгах.