Сергей Рулёв
Родился в 1973 году в г. Саратове. С 1974 г. по сей день живёт в г. Ухта Республики Коми. Публиковался в «Российском писателе», журналах «Арт», «Наш современник», альманахах «Белый бор», «Перекаты», «Север – страна без границ». Автор нескольких сборников прозы. Член Союза писателей России.
Весна наступила внезапно, обдав Светлогрязевку теплом атлантического циклона, затянувшим небо хмурыми облаками. Снег в полях, вдоль кромки леса и по огородам резко осел и посерел, по-съезжал с крыш новеньких коттеджей и старых дощатых домишек.
По дворам и дорогам побежали суетные ручейки, которые встречались, разбегались, но в итоге непременно попадали в дренажную канаву на окраине села, которая буквально через пару сотен метров впадала в местную речку. На одном из участков, как раз там, где рядом проходила дорога в райцентр, эта самая канава подлым и безобразным образом оплыла, заилилась и перестала пропускать через себя бурные вешние воды, лишь малый ручеёк еле сочился в грязи. Вскоре огороды и дворы сельчан, сперва те, что пониже, да поближе к реке, а потом и остальные, покрылись лужами, которые ширились, разливались, захватывая новые пространства и грозя светлогрязевцам грязищей, порчей имущества и простудой от сырых и холодных ног.
В один из дней жители села собрались на дороге возле самого проблемного участка канавы, чтобы оценить и обсудить масштабы работ по её очистке и углублению, а женщины заодно и Зинку с улицы Весёлой. Долго шумели, вспоминали, как было при советской власти, костерили нынешнего главу сельсовета и, в конце концов, порешили отправить к нему же делегатов с просьбой разобраться с проклятой канавой.
Уже на следующий день собрались на том же месте снова, чтобы выслушать отчёт посланцев и выплеснуть нарастающее негодование от прибывающей на участки воды.
– Председатель сказал, что экскаватор занят на отсыпке дамбы, – начал рассказ Степан, местный фермер и в целом, хоть и не без зависти, уважаемый человек. – Если дамбу до половодья подправить и поднять не успеют, нас зальёт ещё хлеще, чем сейчас, будем не то что в сапогах ходить, а по крышам спасться. Вот такой был его ответ. – Степан развёл руками, мол, всё что мог.
Собравшийся люд недовольно загудел. Половодье то оно ещё не скоро, да авось и пронесёт от большой воды, а малая водица она вот прям сейчас под крыльцом почитай у каждого плещется и душу выматывает.
– Гад! Сволочь! Как же так?! Надо на него управу найти! Долой председателя! – раздался нестройный хор возмущённых голосов.
Тут к толпе подошёл местный дурачок Костя. Был он безобидный и всегда выглядел одинаково. Дети взрослели, а он не менялся – всегда улыбался, зимой и летом ходил в завязанной под подбородком шапке-ушанке и с верёвочкой в руке, которую то волочил за собой, то махал ею наподобие хлыста. Вот и сейчас, улыбаясь, осмотрел он осыпавшуюся канаву, в которой немало было и мусора, нанесённого течением и просто сваленным с глаз долой нерадивыми сельчанами, после чего обратился к собранию:
– Тут это. Копать надо!
Но его почти никто не услышал, только кто-то из близстоящих мужиков отмахнулся беззлобно:
– Шёл бы ты, Костик, а то будто без тебя не понятно, что делать!
Костя не обиделся, просто не умел. Помолчал немного и снова громко сказал:
– Экскаватор нужен!
Эти слова вызвали смех близстоящих и новое пожелание идти по своим делам. Костя не смутился, он привык. Поэтому прошёл в середину толпы и уже оттуда во всеуслышание заявил:
– Много вас!
Теперь его услышали все и гомон поутих. Ободрённый появившимся вниманием, Костя продолжил:
– Копать надо! Десять человек, как экскаватор, а вас вон сколько много! – больше десяти Костя считать не умел.
Стало слышно только слабое журчание ручейка в канаве. Все пристально смотрели на Костю, а он, хоть и был дурачок, да соображал, когда нужно. Поэтому, уже пятясь задом из толпы, сообщил:
– Нет. Экскаватор нужен.
Народ снова зашумел, возмущаясь безответственностью руководства и попутно выясняя степень его же безразличия и подлости по отношению к ним. Сколько бы это продолжалось, непонятно, но тут подал голос владелец местной продуктовой лавки Иннокентий, которого за глаза частенько небрежно звали Кешей, несмотря на то, что в трудные времена, хоть и со скрипом да сердечной болью, но давал необходимое в долг под запись чуть не половине села. Иннокентий прокашлялся и изрёк:
– Если председатель добро не даст, надо с экскаваторщиком переговорить, скинуться, может, ему, чтобы сомнения его успокоить.
– Чего скидываться? Он и сам чай от потопа страдает, это ж Василий Простодеев. Вон огород его залитой. Надо просто пойти, да уговорить его, – подала разумную мысль работница местного клуба, совмещённого с библиотекой, сама привыкшая многое вывозить на собственном энтузиазме.
Идею горячо поддержали, после чего снарядили новую делегацию, теперь уже к экскаваторщику Василию.
На дамбе посланцы народа окружили экскаватор и принялись убеждать несговорчивого Простодеева совершить благое дело – углубить канаву. Особенно настойчивы были женщины, перед просьбами о помощи от которых ни один русский мужик не устоит, воспитание такое. Поэтому сдался Василий, и договорились, что ночью, чтобы не нарушать рабочий процесс, перегонит он свой экскаватор, поможет страдающим сельчанам, ну и себе, разумеется, а затем вернёт технику взад, ведь делов-то всего на полчаса, ну край – на час. В общем, разошлись все довольные, предвкушая избавление от талой водицы. Кроме Василия, который остался работать, и размышлять о предстоящей бессонной ночи.
Утром заметили все, что водицы на участках стало меньше, а у тех, кто повыше, и вовсе только лужи в ямках да низинках остались. Обрадованный люд поспешил к дому Василия, выказать своё почтение. Герой стоял во дворе, скромно принимая добрые слова и чувствуя себя неловко от внимания. Внезапно для всех от калитки раздался возмущённый голос фермера Степана:
– Василий, мать твою!!! Ты что ж натворил то?! – Народ, окружавший экскаваторщика, недоумённо глядел на только что пришедшего. Тот, размахивая руками, продолжал гневную тираду:
– Ты почто своим трактором дорогу разворотил?! Там теперь ни пройти ни проехать, – и тут же обращаясь к близстоящим:
– Нет, вы поняли? Собрался я с утра до райцентра смотаться, да встал там, где он, – махнул рукой в сторону Василия, – канаву нам углублял, так вся дорога мало того, что гусянками перепахана, так ещё и грязи накидал горы!
– Так ночь же, не видно ничего толком, а с ковша-то сыпется – не углядишь... – стал было оправдываться Василий, но симпатии окружающих, осознавших, пусть и временное отсутствие возможности попасть в райцентр, резко потерял, и вот уже в едином строю встали они на сторону возмущённого Степана.
– Да высохнет за день-два, опять же – пройтись «утюгом» можно, да скинуть грязь, вон Петрович на ЗИЛе протащит, – сделал ещё одну попытку разрядить обстановку Василий, но в ответ от Петровича услышал:
– Чего это Петрович должен чистить то, что ты нагадил. Тащи свой трактор обратно, да чисти!
– Да не трактор у меня, экскаватор, как я без ковша. – очередное оправдание утонуло в гуле праведного недовольства. А добил Василия только что подъехавший на ведомственном уазике сотрудник администрации. Притихший люд расступился, а тот, встав напротив экскаваторщика, спокойно и уверенно, как гвозди забил, выдал:
– Премии лишён. На год. За солярку вычтем из зарплаты, – развернулся и пошёл к машине, но у калитки повернулся и добавил:
– За расчистку дороги тоже вычтем.
Народ молча потянулся вслед за ним, исподтишка виновато оглядываясь на Василия, пока во дворе кроме него не остался один Костя-дурачок. Он подошёл к Василию, заглянул в глаза и, подняв палец вверх, сказал:
– Ничего, Вася! Наверху всё видят!
Василий только горько усмехнулся, но поднял взгляд в хмурое весеннее небо. Откуда стали падать редкие капли дождя. Потому что оттуда, сверху, действительно видно всё.