Автор романа «Победитель» Андрей Волос назойливо представлен на обложке книги «лауреатом престижных премий», что, на мой взгляд, если и является в условиях разрушенного литературно-художественного процесса признаком «успеха», то, как правило, нелитературного. Но вообще-то имя этого писателя на слуху, и я, честно говоря, не ожидал от него такого слабого произведения.
Центральный персонаж романа – молодой офицер, старший лейтенант Александр Плетнёв – служит в элитном спецподразделении по борьбе с терроризмом. Участвует в мероприятиях по подготовке Олимпиады в Москве. Затем его направляют в Афганистан, где он попадает в самый эпицентр событий, в том числе участвует и в штурме дворца Тадж-Бек Хафазиллы Амина (на этом роман заканчивается).
Забегая вперёд, скажу, что книгу Волоса назвать романом можно разве что условно, хотя в ней и есть несколько для романа непременных сюжетных линий. Центральный персонаж книги – Плетнёв, как видно по всему, должен считаться положительным. Но больше персонажей отрицательных. Командир спецподразделения полковник Карпов – некий самодур, только и делающий разносы молодым офицерам и вообще мыслящий официальными лозунгами типа: «Наша цель коммунизм… вопрос построения коммунизма стоит как никогда остро». Или: «Комитет государственной безопасности – оружие партии! Это штык партии!» Такие «чудики» в Афгане долго не удерживались…
Трудно представить, чтобы участники штурма дворца Амина, «спецы», выглядели так, как описывает Волос: «Благодаря шинелям без хлястиков и зимним шапкам с опущенными ушами, а также неизгладимой печати общей расхлябанности оба выглядели чрезвычайно непрезентабельно».
А вот как изображён тогдашний министр обороны Д.Ф. Устинов: «Устинов снял очки, отчего его лицо, будто утратив важный элемент армирующей конструкции, вытянулось книзу и утратило некоторую долю присущей ему сановности». «Утратив», «утратило»…
Но даже не эта недостоверность, небрежность меня смущала, смущал сам авторский текст. Сначала я было подумал, что это юмор автора или таков его стиль. Но чем больше встречал такой «стиль», почти на каждой странице, пришёл к выводу, что это обыкновенная неряшливость, вызванная, видимо, торопливостью, или, как раньше говорили, строчкогонством.
Один из персонажей романа, двоедушный писатель Герман Бронников, живёт в коммунальной квартире по соседству с пенсионеркой Алевтиной Петровной. Их совместное бытие автор романа описывает так: «Случалось, Бронников бессознательно отмечал запах щей, свидетельствовавший о продолжающейся жизнедеятельности соседки, а она, возможно, чуяла аромат яичницы на сале, каковая по утрам обеспечивала поступление в организм Бронникова необходимых питательных веществ и микроорганизмов».
Этот писатель Бронников, в романе не совсем и обязательный, кажется, и стал необходим автору только для того, чтобы коряво, но высказать всю неприглядность жизни в советское время, где, кроме «тоталитаризма», ничего не было. Его донимает писательский чиновник Кувшинников – «кувшинное рыло», «червь». Правда, как-то странно донимает: вопреки закону выбивает ему комнату и телефон и никаких напастей ему не желает. В то время как писатель, правдолюб и гуманист, мечтает о таком наказании чинуши: «А вот хорошо бы Кувшинникова в барак! – едва не скрипя зубами от ненависти, подумал Бронников. – Да на мороз в тлелом ватнике! Да вечером двести граммов хлеба. Да лет на десять в таком режиме». Так у кого тоталитарное мышление – у писателя-«гуманиста» или чинуши?
А ещё писатель Бронников, в романе совсем не обязательный, понадобился автору для того, чтобы через него рассказать о периоде раскулачивания, репрессий и высылки людей и представить, как совершенно очевидно, российскую историю цепью каких-то безобразий (это в ХХ веке – эпохе сплошных безобразий!), якобы закономерным итогом в которой и стала афганская война…
О настоящей же трагедии автор романа повествует так: «В разрезе всеобщей и скорейшей коллективизации начал сельсовет исполнять развёрстку, в свете чего была поставлена задача раскулачить и сослать трёх хозяев с семьями по явному классовому признаку лошади – у кого есть, тот и кулак». Особо отмечаю, что это – авторский текст, а не речь его персонажей. О голоде Андрей Волос рассказывает ещё более «оригинальней», точнее, неряшливей: «Голод утратил свойства абстрактного существительного и превратился в нечто осязаемое, плотное, имеющее консистенцию, цвет, запах, вкус». Ах, полно, г-н Волос! Голод – это когда люди невыносимо хотят есть…
Следует сказать и о том, сколь странный писательский приём использует автор «Победителя». Прежде чем ввести в своё повествование тот или иной персонаж, он обязательно и непременно рассказывает о его жилище. Описание этих комнат, квартир, кабинетов, приёмных и вообще «помещений», не отличающееся никакой оригинальностью или хоть какой-то особенностью, занимает в романе если не четвёртую, то пятую-шестую часть всего текста.
Любопытно, что окружающий мир Бронников видит как продолжение своей квартиры: «День утратил морозную пронзительность и стал похожим на непросохший пододеяльник…» Иногда автор в своих описаниях прибегает к тому, что и стилем-то нельзя назвать, а разве что старинным словом «штиль»: «Ртутное солнце амальгировало стогны града…»
Не говорю уже о неточностях фактических. Изначальное название Союза писателей «Союз советских писателей» не употреблялось, кажется, с 1954 года. Если у автора романа сохранился писательский билет советского образца, он может прочесть на обложке: «Союз писателей СССР». Один из невезучих персонажей, Лагутин, под которым вечно валили лошадей, оказывается во время Гражданской войны в Крыму и погибает там под станицей Ново-Нижне-Стеблиевской. Но эта станица (ныне – Гривенская) находится не в Крыму, а на Кубани! Что называется, Волос слышал звон, да не знает, где он. В августе 1920 года врангелевцы действительно дрались на Кубани (в том числе и под Ново-Нижне-Стеблиевской), куда высадили из Крыма десант под командованием генерала Улагая.
Ну а что же собственно афганская война, которой роман вроде бы и посвящён? Она представлена в романе всё на том же обывательском, обличительском уровне, как и тридцать, и двадцать лет назад. И для того чтобы читатель это уяснил, автор в финале книги даёт её оценку устами водителя, человека, так сказать, «из народа»: «Сколько народу за девять лет покрошили!.. На брюхе выползли, а радости – ну прямо будто Берлин взяли!.. О каком, нах, патриотизме?! Родину защищать – ну да, это патриотизм, понимаю!.. А тут какой патриотизм?! Начальству подмахивать да в глазки заглядывать – чего изволите? Это, что ли, патриотизм? Ребят своих гробить на чужой земле – это какой, нах, патриотизм?! А подыхать по дурацким приказам за чужой интерес – тоже, что ли, патриотизм?!»
О том, что волосовский «человек из народа» не прав, свидетельствует дальнейший ход событий, в результате которых в Афганистане оказались американские войска, имеющие гораздо меньше геополитических прав на присутствие там, чем наши. Да и ситуация в многострадальном Афганистане с тех пор намного ухудшилась, а поток наркотиков в Россию и Европу увеличился многократно. Помянуть надо и тех афганцев, которые погибли, будучи преданы нашим руководством после вывода войск. И главное – человеческие жертвы, сопровождавшие развал СССР, давно несоизмеримы с потерями в Афганистане…
И хотя значение афганской войны в нашей российской истории очевидно, оно всё ещё остаётся в общественном сознании не уяснённым, точнее, заслонённым её упрощённым и даже примитивным пониманием, что несправедливо к её жертвам. Между тем афганская война имеет, по сути, такое же значение, как и Русско-японская война начала миновавшего века, как Первая мировая война. После них в России происходили катастрофические революционные события. Губительные последствия неудачного завершения афганской войны ещё не вполне различимы…
В заключение вернусь к тексту романа. Автор разъясняет, почему писателю Бронникову не даётся его творение: «Он давно уже понял, что причина этого – именно отсутствие подходящего языка. Язык, которым он не без успеха пользовался прежде, язык, способный описывать как самые яркие и грубые мазки жизни, так и тончайшие её переливы, едва уловимые в трепещущие сети переменчивых флексий, ныне оказался непригоден и при всех его стараниях создавал картины совершенно безжизненные, картонные, приводившие его в отчаяние кромешной своей мертвечиной».
Видимо, эти «терзания» и такие «флексии» можно отнести и к самому автору книги «Победитель».
Победитель: Роман. – М.: АСТ: АКПРЕСС, 2008. – 608 с.