«ЛГ» поздравляет с 60-летием замечательного поэта, драматурга, сценариста, историка, радиожурналиста, своего давнего автора Равиля Бухараева и желает ему неустанного творческого дерзновения и уверенного оптимизма. А также предлагает читателю познакомиться со зрелыми мудрыми мыслями юбиляра.
– Равиль, 18 октября у вас случился день рождения. Пришла ли к вам особая, юбилейная мудрость? Или она спрессовывается годами?
– Мне бы хотелось думать, что какую-то мудрость я с годами нажил: например, меня гораздо меньше беспокоит моё честолюбие, столь яростное и неукротимое в юности. Я не перестал задавать себе вопросы о том, зачем живу на свете, но теперь мне важно не «поставить вопрос ребром», а поставить его правильно – только на правильно поставленные вопросы можно найти ответы. Этому, кстати, учит и математика, которой я занимался в молодости. В нынешней литературе, как и в общественной жизни, подавляющее большинство наших вопросов ставится амбициозно, поверхностно, эгоистически и просто неправильно. Отсюда и результат – постоянное запутывание проблемы вместо её разрешения. А мудрость состоит в простоте отношения к миру – в том смысле, что сей мир может дать только то, что может, но душевный покой и созидательное равновесие жизни даёт только вера. Ну а вера даётся по нашему смирению и некорыстной любви к ближним, и не иначе. Вот и вся нажитая мною премудрость. Впрочем, осталась ещё и какая-то поэтическая и творческая безбашенность – и это я тоже ценю в себе: я часто ставлю себе «невыполнимые» задачи – и стараюсь их решить.
– Вы окончили механико-математический факультет Казанского университета и аспирантуру МГУ по кибернетике. И в то же время вы поэт с тонким лирическим чутьём. Как уживаются математик и лирик?
– Скорее, как уживались… Я уже много лет чистый гуманитарий, если не считать того бесценного опыта, который дала мне математика. Она научила меня правильно ставить задачи, раскладывая любую, сколь угодно сложную проблему на более простые составные части. И ещё – математика учит, что есть задачи, вообще не имеющие решения. Мне кажется, этот опыт, безусловно, потребен и писателю. Что же касается поэзии, я с юности помню исторический анекдот, связанный с великим математиком Гилбертом. Его однажды спросили, куда подевался один из ваших учеников, который подавал такие большие надежды? «А, этот… Он стал поэтом, – ответствовал Гилберт, – для математики у него было слишком мало воображения». А если без шуток, то всё, что даёт человеку жизнь, есть вспомоществование к постижению мира. Математика и литература – всего лишь способы такого постижения, и они нисколько друг другу не мешают. И то, и другое ставит перед человеком как бы лестницу восхождения от одной ступени познания к другой, и сам человек постигает себя и окружающее бытие по мере восхождения по этой лестнице. Увы, большинство людей либо не видит этой лестницы, либо останавливается на какой-то первичной ступени. Оно и понятно: идти-то чем выше – тем труднее. Однако на этой лестнице нельзя стоять: сразу соскальзываешь вниз.
– Вы автор более тридцати книг, среди которых есть исторические, религиозно-философские исследования. Вы перевели Коран. Чем именно была интересна эта работа?
– Когда я был помоложе, я действительно искал себе интересную работу. Теперь я ищу только нужную. Главное – это посильное устранение повсеместного обывательского невежества. Религии, к которой люди устремились за неимением другой надежды утешиться, это касается особенно остро. Если всерьёз стремиться что-то постичь, нужно приложить усилия, иначе ни в искусстве, ни в науке, ни в религии ничего понять не получится. На мой взгляд, религиозное образование должно быть направлено на то, чтобы духовно просветить человека о необходимости бескорыстия и жертвенности, ибо религия существует для созидательной духовности и любви, а не для того, чтобы ещё больше обострить общественные отношения.
– Но многие люди именно в религии и находят зерно раздора!
– Раздор заключён не в религии, а в людях, которые видят в ней прежде всего политическую идеологию. Религия, какой её видят святые и пророки, во главу угла ставит Единство Бога. Мир творения – в том числе мир социальный – в идеале обязан быть зеркалом этого Единства. Человек верующий, следовательно, и должен стремиться жить в этом Единстве – с другими людьми, с природой, с Богом. Вся созидательная философия человеческого существования определяется понятием Единства. Второе важное слово – Равновесие, гармония, баланс мироздания Божественного; баланс небесной механики движения звёзд и планет – очень непростой баланс! Так, любая религия, в том числе и ислам, кратко объясняется тремя словами: Любовь, Единство, Равновесие. Но от того, как их трактовать, зависит понимание миропорядка и направление развития Личности. Главное слово – именно Любовь. Вся информация о религии должна быть просвечена ею. Тогда наступят гармония и мир в душе человека, а если таких людей будет больше – то и в обществе. «Не разрушает Господь града, пока есть в нём хоть один праведник». И то, что я говорю, не есть идеализм, пока он подкреплён конкретными трудами по просвещению людей. Поэтому я участвовал в переводе Священного Корана – поэтому перевёл и написал около сорока книг по мирной, созидательной и универсальной философии ислама, как бы это ни раздражало тех, кто ищет в исламе только корыстную политическую идеологию насилия.
– Трудно ли, живя вот уже почти двадцать лет в Лондоне, сохранять связь с татарской культурой? Не растопило ли окончательно лондонское солнце «казанские снега»?
– Как ни парадоксально это прозвучит, я вообще не ищу в жизни чего-то, что не было бы в конечном счёте связано с Казанью и Татарстаном. И не только потому, что сама казанская почва меня вдохновляет. Всю Россию и всю российскую историю и современность я вижу через призму русско-татарских, весьма созидательных отношений, через призму уникального межнационального единства, которое я наблюдаю в Татарстане. За всё время своего рабочего пребывания в Англии, а это уже двадцать лет, я написал и издал порядка 25 книг, каждая из которых пытается раскрыть тайну российской истории через призму истории татарской: просто поразительно, насколько взаимосвязаны русский и татарский народы как со товарищи в строительстве российской государственности! В содружестве с британским переводчиком Дэвидом Мэттьюсом я выпустил в 2000 году в Лондоне «Историческую антологию татарской поэзии», а в 2010-м в сотрудничестве с переводчиком Фредом Биком в Лондоне была издана древнейшая татарская поэма «Сказание о Йусуфе» Кул Гали с моим предисловием и комментариями. Уже в этом году мы выпустили на английском избранные произведения Габдуллы Тукая с моим предисловием: там есть и мои переводы, но основной перевод блестяще выполнил переводчик из Чикаго Илья Генн. Сейчас в агентстве «Татар-информ» я записываю видеоцикл «Беседы о северном исламе» на основе своей исторической книги, первая часть которой уже готова. Она покрывает время от прихода ислама на Волгу до монгольского нашествия, то есть два века булгарско-татарской цивилизации. В ней я попытался раскрыть не только то, каким образом пришёл к нам ислам, но и то, какие в то время существовали культурные веяния, какие книги читали люди. Очень многое переведено мной из источников, по которым учились первые волжские мусульмане. Завершаю также работу над пятитомником своих избранных произведений. Словом, «казанские», да и все российские снега слишком глубоко залегают в моём сердце, чтобы их могло растопить такое редкое в Англии солнце.
– Пишете ли свои произведения на татарском и английском языках?
– Главный язык моего творчества – по-прежнему русский. Но в последние двадцать лет я пишу и по-английски, и по-венгерски, и по-татарски, и всё по разным причинам. По-английски потому, что я понял: нужно писать, зная менталитет твоего читателя. Английского читателя не пронять переведёнными с русского мыслями; его вообще мало интересует то, что было написано не для него. По-английски я пишу книги о Татарстане и России – некоторые из них рекомендованы к изучению в крупных университетах мира, но не могу сказать, что дело просвещения для меня этим исчерпалось. «Мы ленивы и нелюбопытны» – это относится далеко не к одной только России. К Европе, пожалуй, в ещё большей степени. По-венгерски я стал писать, чтобы не забыть язык в отсутствие значимой работы по переводу, а вот по-татарски – чтобы преодолеть существовавший в моей собственной, «татарско-русской», как мне казалось, душе глубочайший душевный разлад, возникший ещё в юности из-за глупых попыток ответить на вопрос – кто я? Душа, как оказалось, не имеет национальности…
– Как применить мудрую татарскую пословицу «благодать – в движении» к нашей сегодняшней тревожной жизни?
– Мы в России испокон веку живём на грани скандала, на грани ссоры… Повсюду говорят, что жизнь трудная… Да, она трудная – теперь и на Западе тоже. Благодать, она действительно только в движении; только в движении к человеку приходят действительно созидательные мысли. Россия – в её географических масштабах – вся пронизана этой идеей движения, не следует этого забывать. А под лежачий камень вода не течёт – это верно и по-русски, и по-татарски, и по-английски, и на любом языке мира. «Делай что можешь – и будь что будет» – неслучайно этот девиз прошёл через многие тысячелетия. Благодаря ему и создано всё то великое, что мы теперь и называем мировой и отечественной культурой.
Беседу вела
* * *
И я забью на прошлое,
На время золотое,
Плохое ли, хорошее,
Но всё одно святое;
На лепшее, на горшее –
На всё стезя Господня:
И я забью на прошлое,
Но только не сегодня...
Прощай, сиянье летнее!
Прими благодаренье
За это – распоследнее –
Моё стихотворенье.
И смотрят как распятые,
Но всё одно живые
Мои семидесятые
На ваши нулевые.
* * *
Зряще меня в усталости,
в изнеможенье жил,
Боже, пошли мне радости,
хоть и не заслужил,
чтоб с головой повинной
вспомнил, что я живой,
прежде, чем стану глиной,
листьями и травой.
Боже, пошли мне радости
светлой и задарма,
чтобы, пугаясь праздности,
я не искал ярма.
чтоб, не смиряя взора,
помнил, что тщетна смерть:
и в небесах – опора,
и под ногами – твердь.
* * *
Облачко. Чуткая веточка.
Лёгкая птичка.
Это, наверное, пеночка
или синичка.
Осень. Крылатое семечко.
Сеянец света.
Это, наверное, девочка
смотрит на это.
Это, наверное, вспомнится,
душу встревожит.
Ежели сердце опомнится,
ежели сможет.
Вот он и вечер, и весточка –
лёгкая птичка.
Это, наверное, пеночка
или синичка.