Алехандро Самбра. Чилийский поэт / Пер. с исп. Г. Петрова. – М.: Эксмо, 2023. – 384 с. – 1800 экз.
Алехандро Самбра. Бонсай / Пер. с исп. Г. Петрова. – М.: Эксмо, 2023. – 96 с. – 1800 экз.
Первый чилийский поэт, имя которого приходит в голову любому мало-мальски образованному человеку, – это Пабло Неруда. Но книга Алехандро Самбры не о лауреате Нобелевской премии по литературе 1971 года, хотя он в ней многократно и довольно иронически упоминается. Она о поэте в широком смысле слова – таком, которому не удалось оставить свой след в литературе, но при этом не удалось и разлюбить поэзию: явление вроде бы второстепенное в нынешнем практичном мире, но такое при этом необходимое. Особенно необходимое в Чили, ведь поэты здесь, если верить персонажам Алехандро Самбры, «как национальные герои, легендарные личности».
Главный герой романа – начинающий стихотворец Гонсало, влюблённый в прекрасную (пусть и обладающую «слегка крючковатым носом») Карлу и безуспешно пытающийся бороться за свои чувства. И за своё призвание.
«У Гонсало не осталось иного выбора, кроме как поставить на поэзию. Он заперся в своей комнате и всего за пять дней сочинил сорок два сонета, движимый, как великий поэт Пабло Неруда, надеждой создать столь необычайно убедительное произведение, что Карла уже не сможет отвергнуть его. Временами он забывал о своей печали; по меньшей мере на несколько минут верх одерживало интеллектуальное напряжение, вызванное исправлением хромающего стиха или подбором рифмы. Однако радость, порождённая, как он считал, удачным художественным образом, немедленно сменялась горечью реальности.
К сожалению, ни в одном из сорока двух стихотворений не было подлинной поэзии».
Алехандро Самбра уже на первых страницах романа ставит перед читателем важный вопрос: что делать недостаточно одарённому, но при этом обладающему отличным литературным вкусом, да ещё и влюблённому человеку? Может быть, переписать своим почерком удачное стихотворение какого-нибудь не самого известного поэта и выдать за своё? Или для начала выбрать себе какой-нибудь оригинальный псевдоним, который подскажет верную дорогу? Покуда Гонсало решает, что делать и как жить дальше, попутно изучая литературу и сочиняя сонеты и хокку, Карла рожает от другого мужчины сына – Висенте. И спустя девять лет поэт и его муза снова встречаются, для того чтобы стать семьёй – увы, лишь на какое-то время.
Роман Самбры в равной степени густо пропитан поэзией, юмором и сексом, о котором тоже говорится с изрядной долей юмора (чего стоит одно лишь утопление трусов в общественной уборной). Есть здесь, конечно, и непременная меланхолия, без неё не бывает ни поэтов, ни книг о поэтах, но именно авторская ирония – то нежная, то безжалостная – побеждает всё и вся. Поначалу кажется, что Гонсало (а следом за ним и подросший Висенте, воспитанный отчимом-поэтом) живёт в мире, где всем правят стихи и те, кто их пишет. Прочее неинтересно. Имена и цитаты, приведённые в романе, могут стать хорошим подспорьем всем, кто изучает испаноязычную поэзию. Гонсало с лёгкостью вызывает из памяти строчки Хайме Саэнса, Луиса Эрнандеса, Хорхе Торреса, Марианны Мур и других авторов, фамилии которых большинству из нас не скажут ровным счётом ничего. Любовь к Карле и поэзия – две доминанты жизни «чилийского поэта», два способа оправдать её, но когда Гонсало становится приёмным отцом маленькому Висенте, он открывает в себе новое, неведомое прежде чувство. Так роман о поэзии оказывается ещё и романом воспитания. Гонсало принимает Висенте со всеми его странностями и особенностями и не скрывает от него собственных странностей и особенностей. Они ближе друг другу, чем кровные отец и сын. Исчезновение Гонсало из своей жизни мальчик воспринимает как предательство и лишь спустя годы узнаёт правду о расставании матери и отчима. Но семена уже дали всходы, 18-летний Висенте «отравлен» поэзией так же, как Гонсало, – и его собственная любовная история, страстный и обречённый на неудачу роман с американской журналисткой Пру, приводит к появлению обстоятельного исследования феномена чилийской поэзии. Правда, пишет его не Висенте, а Пру. Она делает интервью с самыми разными поэтами Чили, среди которых есть многодетные матери, выжившие из ума старики и поэт, тщательно скрывающий своё имя, но известный всем как Аноним. Пру делает в своём блокноте прелюбопытные записи, например такую:
«Быть чилийским поэтом – всё равно что быть перуанским поваром, бразильским футболистом или венесуэльской топ-моделью», – сказал один из собеседников, и мне показалось, что говорил он на полном серьёзе».
Ждёт ли успех книгу Пру, неизвестно. Неизвестно, кому сегодня на самом деле нужны стихи и поэты, тем более чилийские. А вот единственный поэтический сборник, выпущенный Гонсало под названием «Парк Воспоминаний», совершенно точно не дождался успеха – после того как автор принёс один из двух существующих экземпляров в книжный магазин Сантьяго, тот долгие годы желтел на полке… Но что значит «успех», если речь идёт о поэте и об отце? Гонсало спустя долгое время выяснит, что его единственным читателем стал приёмный сын – а значит, всё было сделано не зря, и, может быть, он даже сможет однажды написать ещё одно стихотворение – просто для того, чтобы его прочёл Висенте.
«– Я намерен вернуться к поэзии исключительно для того, чтобы было что тебе показать, – пообещал Гонсало.
– Постарайся написать хорошие.
– А если получатся плохие, ты скажешь мне об этом».
Отношения отца и сына, двух чилийских поэтов, и сами полны поэзии: Гонсало и Висенте общаются посредством стихов, с помощью книг раскрывают потаённые чувства, цитируя великих, признаются друг другу в слабостях и прощают ошибки. Для них стихотворчество не увлечение, а самое вещество реальной жизни, без которого всё рассыплется в прах.
В небольшой новелле Алехандро Самбры «Бонсай», изданной отдельной книгой, но продающейся в одном комплекте с «Чилийским поэтом», литература и любовь смешаны так же крепко, только здесь речь идёт уже не о поэзии, а о прозе. Эта история – об одном непрочитанном писателе – Марселе Прусте и об одном ненаписанном романе под названием «Бонсай». Хулио и Эмилия, главные герои новеллы, как многие молодые люди, ищущие ответы у великих мастеров слова, словно бы не замечают, что именно сейчас пишется другой главный роман – роман их жизни. Новелла, написанная четырнадцатью годами раньше «Поэта», может восприниматься как пространный эпиграф к нему – в конце концов, все мы, поэты ли, прозаики, пишем всю жизнь одну и ту же книгу.