По телевизору показали новый фильм Павла Лунгина «Дирижёр»
Есть драматургия, в отношении которой хочется применить уголовное право. Например, привлечь по статье «Умышленное убийство». Когда мрачное своеволие автора лишает жизни беззащитного персонажа.
В фильме «Дирижёр» Павел Лунгин укокошил двоих: героиню Дарьи Мороз (погибла от рук террориста-смертника в Иерусалиме) и сына дирижёра (повесился на почве морального кризиса там же).
Это кино на «России» приурочили к самому радостному православному празднику – Пасхе. Показали встык с трансляцией пасхального богослужения. И здесь следует отметить традицию. Два года назад к Воскресению Христову канал предложил другой фильм Лунгина – «Царь». Видимо, «Россия» свою программную политику не склонна отягощать лишним анализом. Христианский праздник? Значит, поставим кино «за бога». Подтекст, контекст значения не имеют.
В основе замысла «Дирижёра» – «Страсти по Матфею» – оратория, написанная митрополитом Илларионом (Алфеевым). Именно архиерей Русской православной церкви предложил Павлу Лунгину экранизировать своё сочинение. Трудно сказать, зачем понадобился владыке этот проект. Вряд ли им двигало композиторское честолюбие, скорее, в кинематографе виделся мощный миссионерский инструмент. С его помощью широкая аудитория могла бы ознакомиться с новым веянием – сплавом католической музыкальной традиции и богослужебных православных текстов.
Не наше дело рассуждать, насколько экуменическое движение опасно русскому православию. Оставим музыковедам споры о профессиональной состоятельности произведения митрополита Иллариона, пусть они спорят, является ли композитор эпигоном Баха или демонстрирует смелость, обращаясь к традиции барокко.
Главное – музыка эта проста, интуитивно узнаваема современником и точно соответствует функции. Вести в Церковь.
А вот фильм Лунгина, в котором «Страсти по Матфею» звучат почти непрерывно, кажется, направляет зрителя в противоположную сторону.
Идея автора оратории состояла в том, чтобы использовать в качестве иллюстративного ряда съёмки полуразрушенных монастырей Сербии и Черногории – сохранившиеся там древние фрески. Однако в результате режиссёрских раздумий концепция изменилась, Лунгин «не захотел делать такой традиционный документальный фильм». И здесь Павла Семёновича можно понять. Создание убедительного киноряда, который помог бы зрителю сосредоточиться на евангельском тексте, – лишь род подвижничества, не имеющего перспектив широкого общественного резонанса.
Лунгин снял кино, в котором его присутствие нельзя не заметить.
Представьте, если бы в багетной мастерской вместо оформления картины её бы решили сделать побогаче, дорисовать что-нибудь эдакое.
В фильме появляется сюжет, главный узел которого – отношения отца и сына. Некий выдающийся дирижёр (артист Владас Багдонас) узнаёт, что в Иерусалиме покончил жизнь самоубийством его сын. Он летит в Священный город одновременно и на похороны, и на гастроли. Летит с хором и оркестром, чтобы исполнить там «Страсти по Матфею». На фоне трагедии дирижёра развивается конфликт второстепенных, но значимых персонажей. Хористы, муж-атеист (Карэн Бадалов) и верующая жена (Инга Оболдина), разыгрывают интригу с адюльтером, вследствие чего сакральной жертвой становится ни в чём не повинная, случайно вовлечённая в историю мать двоих детей (Дарья Мороз).
Вообще психологическая, бытовая, какая угодно немотивированность в действиях персонажей, умышленность сюжетных поворотов – это фирменный стиль режиссёра Лунгина. Правда, под густым слоем претенциозной метафизики и сомнительных социальных обобщений вопиющие нестыковки не так очевидны. В «Дирижёре» подобная практика доведена до абсурда, но зрителю неловко даже задуматься на этот счёт, быть мелочным в контексте взятой режиссёром патетической ноты.
Вот дирижёр оказывается в иерусалимской трущобе, встречается с друзьями сына, многонациональной компанией дауншифтеров-наркоманов, слушает истерические обвинения в свой адрес и вдруг… отказывается давать деньги на похороны. Душераздирающая сцена строится на странном и неуместном допущении, едва держится на хлипкой логике…
Игра в псевдопарадоксальность продолжается весь фильм. С помощью этого приёма и по определению страшной темы – потери родителем ребёнка – Лунгин шантажирует зрителя, заставляет его сопереживать. И правда, какой отец, какая мать не схватятся за сердце, не примерят к себе предложенные обстоятельства.
Профессиональным движением бывалого электрика Павел Лунгин наматывает на локоть нервы аудитории. Делает это под непрестанно звучащую ораторию митрополита Иллариона, от которой хочется кощунственно отмахнуться как от назойливой шарманки. Страсти Христовы уходят на второй план, когда, сопереживая, зритель хоронит ребёнка вместе с главным героем.
Главный герой фильма – трудоголик, аскет, не стяжатель. Его жизнь подчинена работе, у него нет личной жизни, он суров, требователен к подчинённым, но всё-таки справедлив, он – человек сверхзадачи.
Именно этот уникальный для нашего времени социальный тип исследуется Павлом Лунгиным. Режиссёр жестоко наказывает исчезнувшее за последние двадцать лет явление. Наказывает изощрённо – смертью сына. Делает дирижёра виновным в этой смерти.
Здесь следует обратиться к истории советского кино и указать на совпадение. В 1981 году вышел фильм «Транзит» (режиссёр Валерий Фокин, сценарист Леонид Зорин), а 1982-м – «Частная жизнь» (Юлий Райзман, Анатолий Гребнев). В обеих картинах сыграл Михаил Ульянов. Великий актёр был задействован неслучайно. По своим личным качествам, по образу, сложившемуся в кино, он как нельзя лучше подходил на роль советского руководителя-трудоголика. Говоря упрощённо, не вдаваясь в детали, задача «Транзита» и «Частной жизни» состояла в следующем: деликатно, в безупречной художественной форме, пользуясь средствами тончайшей драматургии и виртуозной режиссуры, намекнуть – а не зря ли вы, мужчина, вертитесь как белка в колесе, а кому они нужны, ваш аскетизм, перфекционизм, идейность, не лучше ли было вовремя заняться собой?
И уже совсем скоро советский бессребреник задумался, «красные директора» акционировали свои предприятия, а частная жизнь, полная новых впечатлений, закружила так, что исчезновение Родины показалось безобидным историческим курьёзом.
В 2012-м главным героем той же типологии уже не мог стать крупный руководитель или высокий государственный чиновник – за ними репутация взяточников и сибаритов. Павел Лунгин нашёл центральный персонаж в творческой среде.
Режиссёр эксгумировал разложившийся труп советского аскета, чтобы вбить контрольный гвоздь в его гроб. Наверное, интуиция художника подсказала: что-то неладное творится в стране – именно этот социальный тип востребован народом. Как бы не вырвалась наружу энергия бескорыстного служения! Как бы не стала нормой опасная советская модель – жизни вопреки собственным частным интересам!
Однако кроме приземлённой истории отношений «отец – сын» есть в фильме Лунгина другое измерение – «Отец – Сын». Не заметить символической нагрузки образа дирижёра, в облике которого угадывается Дирижёр-Отец, просто невозможно. Особенно учитывая параллельно развивающуюся тему Страстей Христовых – «Тайной вечери», «Суда», «Распятия» и «Погребения». Особенно оказавшись в пространстве Иерусалима.
В религиозном измерении фильма мы с недоумением и ужасом сталкиваемся с трактовкой Павла Лунгина. Получается, Отец доводит Сына до смертного греха – самоубийства. Зритель следит за тем, как мучительно и запоздало наступает раскаяние Отца, зрителя убеждают: нет никакого оправдания этой Жертве.
Возникает резонный вопрос: почему автор «Страстей по Матфею» согласился с подобной ересью и вообще почему решил сотрудничать именно с Павлом Лунгиным? Ведь стоило предвидеть, что этот художник не откажется от соблазна интерпретации. Ведь Лунгин (это доказано всем его творчеством) главной режиссёрской добродетелью считает дар оригинально интерпретировать – социальные явления, историю, канонический текст.
Что может вообще объединять представителя православной церкви с режиссёром Лунгиным, какая идеологическая, мировоззренческая платформа?
Павел Семёнович – либерал. В дискуссиях об омерзительной пляске в храме Христа Спасителя он защищает свободу совести вандалок. Закон о пропаганде гомосексуализма заставляет его оппонировать Русской православной церкви…
Что остаётся? Репутация режиссёра фильма «Остров»?
Эта картина действительно сыграла Павлу Лунгину добрую службу. Правда, он создал мир, который кто-то из критиков метко назвал слишком комфортным. Атмосфера комфортного христианства со всеми её назидательными чудесами и чудесными совпадениями мало соответствовала реалиям веры, зато режиссёр по результатам работы присвоил себе право говорить с аудиторией тем неповторимым тоном носителя тайных знаний, который иногда можно спутать с манерой коммивояжёра.
Похоже, заметим в скобках, общается с публикой Юрий Шевчук, который вне зависимости от обстоятельств говорит так смиренно, как будто принимает у русского народа его нескончаемую и скучную исповедь. Поэтому когда премьер попросил Юрия Юлиановича представиться, показалось, это была вполне уместная попытка поставить человека на место. Почему либеральная общественность до сих пор никак не простит этого Путину?..
Есть тема, в которой взгляды митрополита Иллариона и режиссёра Лунгина совпадают. Это их отношение к «советской тирании». Павла Семёновича цитировать не станем, его суждения по этому поводу на слуху. Дадим слово владыке: «Я считаю, что Сталин был чудовищем, духовным уродом, который создал жуткую, античеловеческую систему управления страной, построенную на лжи, насилии и терроре. Он развязал геноцид против народа своей страны и несёт личную ответственность за смерть миллионов безвинных людей. В этом плане Сталин вполне сопоставим с Гитлером. Оба они принесли в этот мир столько горя, что никакими военными или политическими успехами нельзя искупить их вину перед человечеством. Нет никакой существенной разницы между Бутовским полигоном и Бухенвальдом, между ГУЛАГом и гитлеровской системой лагерей смерти. И количество жертв сталинских репрессий вполне сопоставимо с нашими потерями в Великой Отечественной войне».
Дело тут, конечно, не в отношении к Сталину или жонглировании перестроечной статистикой о миллионных жертвах ГУЛАГа. Дело в символическом знаке равенства и всём комплексе пропаганды, на этом «равенстве» основанном. Дело в этих двух параллельных чёрточках, оскорбляющих большинство соотечественников. Тех, кто как раз протестует против осквернения церквей, кому надоела пропаганда педерастии, кто уже давно мечтает если не о синтезе социализма и православия, то хотя бы об их мирном сосуществовании, а это, можно не сомневаться, практически всё население России.
Павел Лунгин начал свою режиссёрскую карьеру с фильма, которому сразу присвоили характеристику «культовый». В «Такси-блюз» герой Петра Мамонова, играя на саксофоне, «с богом разговаривал», а его антипод – лох, совок – символизировал тошнотворную среду обитания, в которой вынужден пребывать приличный представитель андеграунда. Тогда, на заре перестройки, интеллигенты ставили в вину пролетариям их приземлённость, практичность, именно поэтому для пущей доказательности простак Ваня Шлыков по профессии таксист. Но мог бы быть фрезеровщиком или шахтёром, какая разница, всё одно простой человек, главная черта которого – неумение воспарить. Ложный посыл, натужный конфликт не стали препятствием к международному признанию. Местное студенчество обсуждало фильм взахлёб, фигура Мамонова была всепоглощающей ценностью этого кино.
Тем временем московский интеллигент Лунгин, умело эксплуатирующий тему и эстетику подвальной субкультуры, проявил действительно завидную практичность. В наступившее безвременье, в эпоху кооперативного кино, Павел Семёнович организовал российско-французский проект, и венцом этой дружбы стало нечто под названием «Луна-парк». Пропуском в мир европейского кино послужила тема антисемитизма. Какого антисемитизма, спросите вы? Где режиссёр его обнаружил?
Ну как же, разве не было в 1992 году жестокой банды под названием «Чистильщики» со строгой иерархией, железной дисциплиной, с фанатичной бандершей во главе (в исполнении Натальи Егоровой), с тайными кураторами в лице КГБ? Разве эта организация не ставила целью уничтожение евреев России?..
Это кино окончательно доказало, что Павел Лунгин не является русофобом, потому что большей неловкости, чем евреи, не смогла испытать в связи с фильмом «Луна-парк» ни одна нация.
Тут следует говорить, скорее, о классовой ненависти, особой фобии по отношении к простому человеку. Киношные маргиналы-чистильщики, физически крепкие парни (таким был и таксист Шлыков), наделяются зловещей жестокостью, отталкивающей невосприимчивостью к прекрасному, неаккуратностью. По Лунгину – простой человек если пьёт водку, то обязательно неряшливо, чтоб по лицу растекались слюнявые струйки. Если закусывает, то чавкая квашеной капустой. Если ест торт, обязательно откусит больше, чем нужно, и кремовая подковка противно прилипнет над верхней губой.
Сам факт присвоения ложных типических черт демонстрирует попытку автора рефлексировать, искать объяснение собственным страхам. В этом смысле фильм «Свадьба» вообще выглядит как психологический тренинг для режиссёра, как способ избавиться от навязчивых состояний. В окружении галдящих, скандалящих, стреляющих друг в друга простых людей, погрузившись в гротескный мир «российской глубинки», Павел Лунгин учится не видеть в низшем слое опасности.
Кстати, кажется, именно «Свадьба» – самый интересный фильм Лунгина, лихой, смешной, добрый. И можно объяснить почему. «Свадьба» – жанровое кино без претензии. Видимо, только оно и удаётся Павлу Семёновичу. Лунгин может создать исключительно художественную правду, что, кстати говоря, большое достижение. Но никакой другой – исторической, социальной – ждать от него не следует. «Такси-блюз», «Луна-парк», «Олигарх», «Царь» – свидетельства того, как идеологические предрассудки, классовые стереотипы мешают художнику эту правду высказать. Именно поэтому очень странно слышать рецепт Лунгина, который он тиражирует, рассуждая о причине болотных митингов. «Хватит врать!» – повторяет он страстно, обращаясь к кому-то неведомому наверху.
И честно следует предложенной формуле в повседневной жизни. Как ни в чём не бывало, на голубом глазу, моральный авторитет, режиссёр фильма «Остров» рассказывает в многочисленных предпремьерных интервью, как ему удалось снять одну из сцен «Дирижёра» в храме Гроба Господня. С милым ехидством сообщает, что договорились с представителями почти всех христианских конфессий, между которыми разделён иерусалимский храм. Кроме одной. Отказала в съёмке Армянская церковь (за что, кстати, хочется поклониться всему армянскому народу)… И тогда дали денег сторожу. Сто долларов. Чтоб пустил без благословения. «Сто долларов» произносится с нажимом, указывая, видимо, на несопоставимость масштаба художественного замысла и суммы затрат…
Да уж, действительно есть у Бога чувство юмора. Фильм «Дирижёр» получился ровно на сумму данной взятки.
Код для вставки в блог или livejournal.com:
КОД ССЫЛКИ: |