Бруно Беттельгейм. Просвещённое сердце.
– М.: Издательство редких книг, 2022. – 398 с.
Несколько глав из этой книги были переведены и опубликованы в начале девяностых в журнале «Человек», неизвестный перевод «гулял» в интернете, и вот в «Издательстве редких книг» вышло полное издание работы Беттельгейма на русском языке.
Автор этой книги родился в 1903 году в Вене в ассимилированной еврейской семье среднего достатка. В Венском университете изучал историю искусств, затем увлёкся психоанализом. После аншлюса (присоединения Австрии к Германии) национал-социалистические власти отправили не успевших выехать из страны евреев в концлагеря, и Бруно Беттельгейм оказался сначала в Дахау, а затем в Бухенвальде. Через 11 месяцев, в 1939 году, после амнистии в честь дня рождения Гитлера был освобождён и иммигрировал в США. Преподавал в Чикагском университете и руководил Ортогенной школой Сони Шенкман для детей с поведенческими и эмоциональными проблемами.
В Соединённых Штатах в 1960 году вышла его книга «Просвещённое сердце», в которой он рассказывает и о своём опыте лечения детей с аутизмом, и об опыте выживания в экстремальных условиях. Чтобы не потерять человеческий облик, Беттельгейм превратил своё вынужденное пребывание в концлагере в научное исследование. Выступая одновременно и в роли объекта, и в роли субъекта и акцентируя своё внимание не на злодеяниях как таковых, а на причинах, по которым заключённые вели себя так или иначе, и на целях, которые, создавая лагеря, преследовало гестапо.
«Одна из главных задач (для гестапо. – Ред.) заключалась в том, чтобы сломить личности заключённых и превратить их в покорную массу, не способную ни к индивидуальному, ни к групповому сопротивлению. Другой задачей был террор против остального населения, то есть использование заключённых в качестве как заложников, так и устрашающих примеров того, что происходит с теми, кто пытается сопротивляться. Кроме того, лагеря служили учебными полигонами для эсэсовцев. Там им помогали избавиться от своих прежних, более гуманных чувств и установок и учили, как наиболее эффективно можно сломить сопротивление беззащитного гражданского населения».
Почему так редки были удачные побеги из лагерей, геройские поступки и бунты? Почему, задаётся вопросом Беттельгейм, тридцать тысяч заключённых не могли пойти против тридцати надзирателей? Сначала люди испытывали шок от самого факта ареста – за что, я же ничего не нарушил, а затем, после «перевоспитания», направленного на деиндивидуализацию человека, постепенно окончательно теряли способность хоть к какому-то сопротивлению. Неполитические заключённые среднего класса «не выступали против своих угнетателей даже в мыслях… Поскольку в их глазах закон и полиция были безупречными, они принимали как должное то, что делало гестапо. Они возражали лишь против того, что с ними произошло, утверждая, что это «ошибка»… Их поведение показало, насколько не способен был средний класс сопротивляться национал-социализму. Никакая моральная, политическая и социальная философия не защищала его и не давала ему силы для неприятия фашизма».
Пытки, порки, пинки, пощёчины, уколы штыков на стадии транспортировки из тюрьмы, многочасовое стояние на коленях, запрет, вплоть до расстрела, на помощь товарищу наносили непоправимый вред самооценке, и в лагерь арестованные поступали уже полностью истощёнными и физически, и психологически. «Заключённые ненавидели охранников за мелкие акты жестокости больше, чем за серьёзные наказания» – пинки и побои, а ещё сильнее угрозы насилия разрушали их представление о себе как о взрослых людях. Они, как дети, клялись, что поквитаются с обидчиком, понимая, что это невозможно. А если кто-то всё же рисковал сопротивляться, он вызывал неприятие уже в своей среде. Потому что наказывали всех.
«Если один заключённый пытался защитить другого и это попадало в поле зрения охранника, его обычно убивали. Но если о его поступке становилось известно лагерной администрации, то суровому наказанию подвергалась вся группа. В итоге действия защитника вызывали у группы возмущение, потому что они приносили её членам страдания». Появились доносчики, сначала в среде уголовников, которые также отбывали срок в концлагерях, а затем и среди совсем недавно считавших себя неспособными на предательство представителей среднего класса.
Постоянный страх совершить поступок, который приведёт к наказанию или даже к смерти тебя самого и членов твоей группы, превращал индивидуумов в аморфную массу. И это справедливо не только по отношению к заключённым, но и по отношению к населению вообще. «Те немцы, которые были возмущены обрушившимся на них террором, должны были признать чудовищность собственного правительства, что ещё больше подрывало их самоуважение… Страх человека и его желание защитить свою жизнь заставили его отказаться от того, что в конечном итоге является его лучшим шансом на выживание: от способности реагировать и делать выбор… Осознание человеком того факта, что он должен решать и действовать, чтобы выжить, и его попытка выжить, не реагируя, – сочетание этих двух факторов подавляло человека до такой степени, что в итоге он лишался всякого самоуважения и чувства независимости».
Анализ поведения человека в экстремальной среде перемежается у Беттельгейма с описанием особенностей поведения детей и подростков, так что книга будет, полагаю, интересна не только тем, кто интересуется историей Второй мировой войны, но и детским психологам. И, конечно, тем, кто пытается понять, как сегодня, через семьдесят восемь лет после разгрома тоталитарного фашистского государства, стало возможным возрождение его идеологии в самом, по сути, сердце Европы. Просвещение, надо полагать, этого сердца не коснулось.