Дмитрий Воденников, поэт
Трамваев было так много в русской поэзии, что она бы могла частью туда погрузиться, залезть, прозвенеть, сперва разогнавшись, и потом, набрав ход, оторваться от рельсов, взлететь, а мы бы стояли открыв рты и завидовали улетевшим.
Мы с тобою поедем на «А» и на «Б»
Посмотреть, кто скорее умрёт,
А она то сжимается, как воробей,
То растёт, как воздушный пирог.
«В 6 часов 13 минут пополудни, – было написано в одной докладной в двадцатые годы двадцатого столетия, – в вагоне номер 243 кондуктором номер 712 найдена мужская левая колоша с дыркой величиной в медный пятак».
Протёртая медленным временем, прохудившаяся калоша в 1929 году лежала в бюро потерянных вещей не одна.
Там ещё спал чёрный кошелёк («пусто» – было написано в документе, в толстой отчётной книге). Стоял, как старая огромная книжка, старый портфель (и там тоже пусто: видно, всё из него уже выгребли, отправив сам портфель в пустом вагоне до конечной станции). Тут же кучкой лежали грязные мужские кальсоны (не будем конкретизировать). А ещё буханка ржаного хлеба и зонтик. А ещё вполне работающая швейная машинка, вексель на 303 рубля, дамский лифчик (это к кальсонам) и даже дохлая кошка (откуда она там, в трамвае?). Впрочем, кошку, скорее всего, выбросили. Но в книге утерянных вещей зафиксировали.
Кто-то их все переписал, складировал (кроме кошки), увековечил – пусть на время, пусть не навсегда. Переписал и пошёл пить чай.
...Однажды читал про древнего инвалида. На Ближнем Востоке учёные раскопали пещеру и среди всего прочего нашли покалеченный мужской скелет. Когда-то скелет был почти стариком, ему было примерно сорок пять лет, и к моменту смерти скелет потерял почти всё.
У него не было правой руки по локоть, левого глаза, он был хром на правую ногу, а при жизни получил сильный удар в лоб. Человек, запрятавший в себе этот скелет, выжил, оправился, но потом смерть всё равно его подстерегла. Кажется, этот доисторический старик был к моменту смерти ещё и глух.
Но этого бывшего человека хотя бы через много тысяч лет однажды нашли.
А этого?
...Один пассажир в двадцатые годы двадцатого века настойчиво пытался провезти в московском трамвае козу. Но, кроме такого важного факта, мы ничего про него не узнаем. Где он через много (или немного) лет нашёл своё успокоение? Строил ли он дальше социализм или вообще ничего не строил?
Знаем только, что с козой ему в трамвае долго проехаться не довелось. Бдительные пассажиры вывели его оттуда и отконвоировали в милицию. Надо же: и ведь не жалко было время тратить своё.
...Прямо так и вижу: идёт по убитой пыльной мостовой провинившийся дядька, вокруг него несколько возмущённых граждан, самой последней – на верёвке – идёт коза.
И солнце светит, и бывшие пассажиры, а теперь добровольные конвоиры и пойманный нарушитель ругаются между собой, жестикулируют или идут спокойно, и коза так жалобно иногда сзади: ме-е-е.
Нет, не спрятаться мне от великой муры
За извозчичью спину – Москву,
Я трамвайная вишенка страшной поры
И не знаю, зачем я живу.
Нет, не спрятаться мне от великого «ме-е-е».
А о том, что сталось потом с той несчастной козой, никто нам уже не расскажет.