В России сейчас, по подсчётам специалистов, насчитывается около тысячи различных сект. Одна из них стала в последние дни широко известна: в Пензенской области её поборники (около 30 человек, среди них – дети) забаррикадировались в пещере – землянке, ожидая конца света, который, по их мнению, должен наступить в мае следующего года. И на увещевания архиепископа Пензенского и Кузнецкого Филарета (Карагодина) никак не реагируют. Что привело этих людей под землю? Кто мог бы им своевременно помочь – Русская православная церковь, врачи, психологи? Об этом – в ближайших номерах «ЛГ». А сегодня мы публикуем два полемических мнения о месте религии в нашей многоконфессиональной стране, надеясь на продолжение столь необходимого разговора. Наши электронные адреса: gam@lgz.ru mazurova@lgz.ru.
Когда Фрэнсис Фукуяма провозгласил вслед за Гегелем конец истории, он имел в виду, что к концу ХХ века у западного либерализма не осталось реальных идеологических конкурентов. Фашизм и коммунизм были сокрушены, а национализм и религиозный фундаментализм, по мнению американского философа, серьёзной опасности не представляли: данные мировоззренческие системы апеллировали к прошлому, а не к будущему, в этом выражалась их историческая обречённость.
Сейчас, через двадцать лет после публикации знаменитой статьи, ситуация в мире выглядит не столь однозначно. Национализм как будто обрёл второе дыхание: идёт медленная, цивилизованная, однако, по-видимому, необратимая фрагментация Англии и Испании, на очереди – Бельгия и Канада, возможно – Индия. Что же касается религиозного фундаментализма, то против него оказалась бессильной даже такая сверхдержава, как США. Военные успехи «Аль-Каиды» продемонстрировали, насколько эффективным является синтез мистических догм и новейших сетевых технологий. Над миром начинает витать идея религиозного возрождения, которая для многих выглядит привлекательнее, чем либерализм в атлантической упаковке. И если источником исламского фундаментализма служит исламский мир, то источником христианского фундаментализма вполне может оказаться Россия.
ЗА ПРЕДЕЛАМИ КРИТИКИ
Письмо десяти академиков, протестующих против преподавания в школах «Основ православной культуры», опоздало, по-моему, лет на десять. Положение в данной сфере гораздо хуже, чем это представляется с олимпийских высот. Достаточно просто включить радио, чтобы услышать то о перенесении каких-то мощей, являющемся, по-видимому, событием национального масштаба, то о прибытии некой святой иконы, к которой устремляются толпы верующих. Телевидение, в свою очередь, показывает в новостях то молебен, то крестный ход, то открытие храма, то торжественное освящение корабля или подводной лодки.
Меняется вся мировоззренческая атмосфера. Недавно, готовя передачу на радио, посвящённую выходу человека в космос, я обмолвился, что придерживаюсь атеистических убеждений. Редактор воскликнула: «И вы не боитесь так просто говорить об этом?..» Как будто атеизм у нас запрещён. Более того, я вижу, как из моих статей, которые печатаются в московской прессе, исчезают даже слабые критические высказывания по поводу РПЦ. Цензуру, разумеется, никто не вводил, однако сама собой возникает редакционная самоцензура. А когда пару лет назад я опубликовал в одном московском журнале статью об антропогенезе, то некая дама, между прочим филолог, доктор наук, дала мне настоящую отповедь. Дескать, наши православные святые ходили по воде, аки посуху, летали по воздуху, исцеляли наложением рук – и без всяких ваших антропогенезов бесовских.
Если же кому-то покажется мало, то могу напомнить, что недавно в Санкт-Петербурге прошёл настоящий «обезьяний процесс». Старшеклассница одной из школ потребовала через суд, чтобы на уроках биологии преподавали не теорию эволюции, то есть происхождение жизни и человека естественным, природным путём, а сотворение их божественной силой. Пока теорию эволюции отстоять удалось.
СИЛА ТРАДИЦИИ
Впервые с начала эпохи демократических перемен у нас начинает складываться господствующая идеология – нечто такое, к чему нельзя относиться критически. В современной России можно сколько угодно критиковать крупных чиновников. Можно критиковать правительство и министров, даже президента страны. Однако наша православная вера, наша Православная церковь – это неприкосновенно.
Согласно данным социологических наблюдений, около 70% русских считают себя православными. Вместе с тем, согласно этим же социологическим данным, исполняют обрядовые предписания – молитвы, посты, посещение церкви – только 6–7%.
Мой личный опыт показывает, что почти никто из верующих не может объяснить суть христианства. Обычно его сводят к принципу «не убий», иногда добавляя «не лги» и «не укради». Представления о христианстве у россиян просто чудовищные. Дочь моих приятелей как-то, вернувшись из церкви, поведала, что христианство основал Понтий Филарет, который явился из Пакистана. После чего перекрестилась левой рукой. А уж объяснить специфику православия: чем оно отличается, например, от католического вероучения, – не способен, по-моему, ни один российский христианин.
Давайте проведём мысленный эксперимент. Что произойдёт, если по всей России заменить православный обряд служения на католический? Думаю, большинство верующих этого просто не заметят.
Следует признать очевидный факт: православные составляют в России ничтожное меньшинство. Подавляющая часть верующих россиян объявляют себя таковыми вовсе не потому, что верят в христианского бога, а исключительно в силу традиции. Не стоит обольщаться цифрами. В советские времена для карьерного продвижения требовалось быть членом КПСС. Человек беспартийный вызывал подозрения. Сейчас для служебного роста требуется носить крестик.
Видимо, определённую роль играет и принцип, сформулированный ещё Паскалем. Рассуждая о том, почему всё-таки следует верить, Паскаль писал: если бога нет, а я в него верю, то я ничего не теряю, если же бог есть, а я не верю в него, то я теряю спасение души. Правда, тут, на мой взгляд, Паскаль несколько заблуждался. Если человек верит в то, чего нет, он теряет способность критически мыслить.
ПОДПИТКА КСЕНОФОБИИ
Самое непонятное в православии – это Русская православная церковь. Никто, по-моему, не делает столько для дискредитации христианства, как эта организация. Вопрос, порождённый многими публикациями в прессе: правда, что РПЦ ещё в перестройку получила льготы на ввоз в Россию алкоголя и табака, извлекая из этого колоссальные прибыли? Если это действительно так, то она, как мне кажется, утратила право на христианское наименование.
Впрочем, забудем пока про льготы. Обратимся к тому, что бросается в глаза каждый день. Я, например, абсолютно не понимаю, почему служители Церкви, идеалом которой считается бедность, облачаются в дорогие рясы, носят золотые кресты, ездят на иномарках. Мне опять-таки трудно представить себе, чтобы Христос, который для РПЦ является образцом, выходил бы к верующим в шёлковых одеяниях. Не могут роскошествовать священнослужители, если простым верующим не хватает на жизнь. Не могут сиять храмы, когда вокруг нищие и голодные.
Поневоле задумаешься: а наше российское православие имеет какое-либо отношение к христианству? Оно хоть как-нибудь соотносит себя с теми принципами, которые были провозглашены две тысячи лет назад? Или это уже чисто коммерческое предприятие, использующее образ Христа только как раскрученный бренд?
Кризис современного христианства вполне очевиден. Если одно государство, называющее себя христианским, в данном случае – Соединённые Штаты Америки, бомбит и обстреливает другое христианское государство, в данном случае – Югославию, как это было в 1999 году, то, разумеется, ни о каком соблюдении христианских принципов говорить не приходится. И если одна из христианских церквей, в данном случае Русская православная церковь, благословляет военную технику, предназначенную для убийства, в том числе и оружие массового поражения, значит, она представляет не Бога, а государство.
Видимо, это естественно. После распада СССР Русская православная церковь стала заложником чужой победы. Массовое обращение россиян к вере, напоминающее «триумфальное шествие советской власти», застало Церковь врасплох. Нового христианского языка она предложить не смогла, и потому сборка православного самосознания происходила на уровне элементарного национализма. В православии начали усиливаться этнические черты: русский – значит православный, а если не православный, то как бы уже и не русский. Понятно, что такая идеология подпитывает ксенофобию. Православие не открывает Россию миру, а изолирует от него, не способствует единению российских народов, а акцентирует избранность русской нации. Заметим, что это опять-таки противоречит главным принципам христианства, которое провозглашает не этничность, а вселенскость, где «нет ни еллина, ни иудея».
И конечно, ни о каком сотрудничестве с наукой РПЦ даже не помышляет. Попытка ввести в школах курс «Основы православной культуры» – это как раз попытка вытеснить из образования собственно научное знание, заменить его мистическими представлениями одной из христианских конфессий. Лично мне непонятно, как можно наряду с законами Ньютона преподавать библейские мифы?
Это только кажется, что одно не исключает другого. В действительности религия и наука вырастают из разных источников. Религия основывается на вере, наука – на сомнении. Религия начинается там, где безапелляционно утверждается, что это так, наука – где осторожно спрашивается: а так ли это? Индоктринация школьников православием переключает их на другой тип мышления.
Вырисовывается тревожный вектор. В России происходит тотальное оцерковление государства. Возникает не симфония веры и знания, о которой грезили русские религиозные мыслители начала ХХ века, а постепенное поглощение светского государства конфессиональным реликтом. Сначала Русская православная церковь монополизировала высшие моральные ценности (неправославный – значит безнравственный), затем – национальную идентичность (неправославный – значит не русский), а теперь пытается установить мировоззренческую диктатуру, мало чем отличающуюся от идеологической диктатуры КПСС.
При советской власти такую диктатуру поддерживали секретари райкомов, горкомов и обкомов КПСС, а теперь – священники РПЦ и воцерковлённые ими государственные чиновники. Фактически идёт православный крестовый поход: последовательная клерикализация всех сфер российского бытия. Причём в нынешней атмосфере оппонировать этому практически невозможно: оппонирование РПЦ воспринимается как оппонирование всему христианству, как оппонирование Российскому государству, как оппонирование самой русской нации.
ДОРОГА В БУДУЩЕЕ
Конечно, не только Россия находится в такой ситуации. Религиозное возрождение, приобретающее порой экстремальные формы, стало знамением нового тысячелетия. На слуху – террористическая активность сетевых исламистских организаций, ведущих настоящую войну против Запада. В свою очередь, возрастает пассионарность протестантизма, о чём свидетельствует, например, недавно изданная в нашей стране книга Патрика Дж. Бьюкенена «Смерть Запада». Автор, кстати, советник президентов Никсона и Рейгана, кандидат в президенты США от Республиканской партии на выборах 1992 и 1996 гг., полагает, что только возрождение истинно протестантских ценностей спасёт западную цивилизацию. Наблюдается также консолидация ортодоксального иудаизма.
Однако Россия выделяется даже на этом фоне. Нигде, кроме некоторых исламских стран, религиозная власть так явно не претендует на светскую. Нигде реконструкция мировоззренческого единства умов не происходит так быстро. Ничего хорошего это, разумеется, не предвещает. Создав бюрократический союз с государством, РПЦ, конечно, может поднять в стране православно-националистическую температуру – консолидировать русских на основе этнического патриотизма, превратить Россию в твердыню христианской архаики.
Однако, по-моему, это тупиковый сценарий.
Вообще зададим крамольный
вопрос: зачем нам
христианство? Зачем нам иллюзии, скрывающие подлинную реальность? Понятно, что в детстве и отрочестве человечества ему требовалась некая грозная сила, диктующая законы и поощряющая (наказывающая) за их исполнение (неисполнение). Это, видимо, был неизбежный этап. Но неужели мы, люди третьего тысячелетия, обладающие опытом всей предшествующей истории, опытом двух мировых войн, опытом коммунизма, фашизма, либерализма, не можем сами решать, что хорошо и что плохо, – сами устанавливать для себя правила социального бытия, сами их соблюдать, не опасаясь божьего гнева?
Мне кажется, время для этого наступило.
И ещё более крамольный вопрос: зачем нам Церковь?
Я прошу понять меня правильно. Я не призываю к запрету или гонениям на православие. Пусть оно остаётся фактом российской культуры. Пусть оно остаётся методом мистической терапии для тех, кому требуется утешение.
Я всего лишь хотел бы, чтобы Церковь перестала брать на себя функции государства, функции Бога, функции последней непогрешимой инстанции.
Я хотел бы, чтобы она не загораживала России дорогу в будущее.
И ещё я хотел бы напомнить, что без Бога Вселенная не пуста – в ней есть человек.
, писатель, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ