Руководитель народного театра из фильма «Берегись автомобиля» предполагал, что сценическое будущее – за народными театрами. Насколько лучше сыграют Гамлета рабочие, простоявшие смену у станка, мы так и не знаем – судьба тех гамлетов неизвестна, на большие сцены они не пробрались. Да и теннисист, выходящий на дворовый корт после рабочей смены, имеющий в качестве спарринг-партнёра стенку или такого же рабочего, занимающегося спортом урывками в свободное время, едва ли попадёт на Уимблдон. Конечно, известны люди, ставшие знаменитыми именно благодаря своему хобби. Но число этих людей ничтожно по сравнению с теми, кто делал своё дело именно профессионально.
Есть профессии, в которых требуется кропотливая последовательная работа, при этом некоторая свобода от необходимости зарабатывать на жизнь. Пожалуй, все виды искусства относятся к таким профессиям. Музыкант, не работающий по нескольку часов в день с инструментом, не слушающий других, не может поддерживать даже уровень достигнутого мастерства.
Писателя, не оттачивающего фразу, стиль, не читающего других писателей, вряд ли можно считать профессионалом. А есть ли нынче у литераторов возможность работать над своими текстами? У каких писателей она есть? По крайней мере у писателей среднего поколения такой возможности нет. Пришла к убеждению, что среднее поколение писателей специально «выбили». Потому что они – участники и свидетели не самых доблестных действий властей. А правда в освещении этого периода не нужна. Старшее поколение легче перенесло всё, что случилось в эпоху «перемен», потому что было защищено званиями, наградами, пенсиями, дачами и квартирами. И можно было, сдавая в трудные времена квартиру на Тверской, жить на даче в Переделкине. И слава богу, что у людей такая возможность была!
Молодые не вкусили прелестей переходного периода, потому что были защищены в силу возраста родителями. Да и сама молодость сглаживает трагедии. Они могли видеть, могут помнить, но, скорее, в качестве наблюдателей.
Среднее поколение писателей вынуждено все эти годы ходить ежедневно на службу и превращаться в тех самых актёров народных театров, которые днём стоят у станка и только вечером могут заняться тем, к чему лежит душа.
Не потому такое положение ныне у писателей среднего поколения, что так карта легла, а потому, что так её положили. Чтобы именно не писали. Но как запретишь? А вот отлучить от этого дела финансовым способом можно.
Прожили, пережили, попали на излом времён нынешние 35–45-летние. Творческий человек реализует в своём произведении накопленное переживание. Радости ли, горести ли. Но таких свидетелей убирают. У настоящих творцов, пусть и скромного таланта, не ремесленников, для которых литература – способ заработка (без всякого осуждения это говорю), есть внутреннее чувство ответственности за фиксирование эмоций, чувств, которые испытывает человек в тех обстоятельствах, из которых складывалась его жизнь. Когда мы изучали древние рукописи, преподаватель обращала внимание на то, что летописи очень точно фиксируют события. На наш вопрос, можно ли верить писцу, он ведь мог и исказить событие, неправильно зафиксировать его, проявить фантазию и допустить домысел, преподаватель ответил, что писцы чувствовали свою ответственность перед Богом за правдивость фиксируемых событий, перед будущими поколениями. И не каждому писцу доверялось летописание.
Большинство писателей среднего поколения именно эту ответственность перед тем Богом, которого каждый имеет в душе, даже не будучи человеком воцерковлённым, чувствуют, когда садятся за письменный стол.
Есть ли в мире страны, где лётчики, врачи, учителя, рабочие, дворники пишут стихи, рассказы, как это происходит в массовом порядке у нас?
Выбивая из ремесла писателей среднего возраста, власти сознательно разрывают живую связь времён.
Но разрыв живой связи не просто опасен. Он смертелен. Условно говоря, если ваши дети не родили внуков, то ваша история, личная, на этом закончилась.
Так и здесь. Поколение, не связанное с русской литературой пульсирующей связью, будет лихо писать, как они съели собаку. Но традиций русской литературы вживую они не восприняли, по наследству им это не передалось. И они что угодно могут передать потом по наследству следующему поколению. Но не живые традиции русской литературы. Можно стать подражателем. Но не продолжателем.
Одним из признаков дилетанта является его убеждение, что до него никто этим не занимался.
Читая произведения некоторых молодых авторов, задумываешься: а читали ли они что-нибудь, кроме самих себя? Читая Проханова, Галактионову, Полякова, писателей со своим, выработанным почерком, стилем, чувствуешь их знание предшествующей литературы. Это удивительное и редкое умение: изучив, скопив опыт, пропитавшись литературой, опытом твоих предшественников, выработать свой стиль, не повторять, не заимствовать, не рефлексировать, не грузить читателя этими знаниями, не давить на него, демонстрируя свою осведомлённость и явное превосходство в знаниях и умениях.
Книги о том, как заарканить миллиардера с Рублёвки, выходящие стотысячными тиражами, раскупающиеся жаждущими взять в руки соответствующий, правильный аркан. Притом что миллиардеров в стране около сотни человек, практически все они женаты. И у этих заинтересованных читательниц шансы, расписываемые как архилёгкие, нулевые. Это чтиво даже физически вытесняет осмысленное чтение. Если человек может выделить в день час на чтение, то читая гламур, он на него потратит этот час, не оставив времени на что-то другое.
Писательство ныне – тягчайшая форма эксплуатации. Издательства, собственно, собирают урожаи на полях, которые не засевали. На книгах зарабатывают издатели, а не писатели.
Писателям некогда жить. Они то работают, то пишут, а созерцать, осмысливать, «расслабиться», вырвавшись из потогонной системы, у них нет возможности.
Спрашиваю товарища, мол, куда в отпуск. Отвечает, что в отпуске будет писать. То есть освобождаясь от одной работы, он берётся за другую.
Не знаю никакой другой профессии, где творческие люди в массовом порядке совершенно профессионально занимались своим делом бесплатно. Чтобы профессиональный певец ходил выступать бесплатно, – я даже не представляю. А зарабатывал бы на это, беря дополнительные частные уроки (работая учителем), дежурства в больнице (будучи врачом), сочиняя статьи в издания, где хорошо платят. Можно представить, что обладающий голосом человек где-то трудится (зазывалой, например), на заработанные деньги шьёт концертный костюм, арендует зал, зазывает зрителей и бесплатно поёт. А потом ещё и диски свои дарит? Поступают ли так художники?
А ведь писатели среднего поколения именно так вынуждены выходить к своему читателю, будучи самыми преданными своей музе людьми. Сейчас едва ли не половина публикуемых книг – самиздат.
Старшее поколение творческих людей государство якобы вынуждало творить «на тему». А разве рабочий у станка мог отказаться делать деталь для ракеты, будучи пацифистом? А учитель не тот урок или отсебятину? Где свобода? В какой области деятельности, за которую хочешь получать деньги, она есть? Писатель мог писать в стол. А рабочий в свой стол не мог работать на станке. В свободное время – пожалуйста.
В интервью один из организаторов премии «Большая книга» объяснил необходимость учреждения этой премии как раз желанием поддержать молодых писателей. Мол, они вынуждены отходить от творчества, чтобы зарабатывать, даже привёл в пример какого-то талантливого несчастного, который бросил писать, занявшись рекламой.
Но кто лауреаты «Большой книги»? Дмитрий Быков, Александр Кабаков, Наум Коржавин. Людмила Улицкая, Алексей Варламов, Дина Рубина свернут с писательской стези на дорожку чистогана и таким образом лишат нас возможности читать их шедевры? Или кто из них терпит беспросветную нужду?
Очевидно, что «Большая книга» не выполнила той функции, для которой и задумывалась. По каким причинам?
То есть задумывалась эта премия для категории авторов, о которой мы говорили, но выясняется, что и тут это поколение было обнесено. Оно оказалось в литературе в абсолютном материальном вакууме: ни премий, ни заработков, ни литфондовского подспорья в виде квартиры и дачи. Тем для творчества, живого актуального материала, насыщенной судьбы столько, что за жизнь не переписать, а писать-то времени и сил и нету.
Позвонила в издательство по просьбе приятельницы, живущей за границей, начавшей писать рассказы. На мой вопрос: «Можно ли принести вам рассказы и как удобнее это сделать?» – дама на другом конце почти закричала: «Мы не рассматриваем рассказы никакие вообще. Только полноценные романы». Мне этими словами она задачу бегать по редакциям упростила. Мы разговорились. Милейшая женщина. Посоветовала мне никуда ничего не носить – откажут везде. «Условно говоря, принеси сейчас Толстой свои «Севастопольские рассказы», Пушкин «Повести Белкина», а Лермонтов «Герой нашего времени» (все не романы), то их бы отфутболили?»
– Да, – подтверждает редактор. Даже не стали бы рассматривать.
А какой выход? Начинать с журналов, например. Рассказик по рассказику.
Однако в журналах мало того что беспросветная компанейщина, но сейчас и сидят те ещё знатоки литературы. Многие – сами не очень удачливые писатели со всеми вытекающими. Они футболят так, что пробка от шампанского позавидует скорости, треску, с которым вы вылетите из редакции, ободрённые устной рецензией неудачников, получивших доступ к редакторскому столу.
Настоящий писатель – это антенна, индикатор, он должен улавливать тончайшие чувства, переживания, флюиды. Потому он – человек чувствительный и ранимый. Писатель не может быть толстокожим. Толстокожесть для творца – это профнепригодность. Можно быть репортёром, но не писателем. Или писать по воспоминаниям о тех чувствах, которые ты описываешь. А это – копия с размытого снимка.
Сижу в кабинете известного писателя, редактора. К нему просится депутация. Он принимает. Депутация человек из 10 каких-то активистов излагает цель своего визита: «Уважаемый Иван Иваныч! У нас к вам вот какое деловое предложение: подарите каждому из нас все ваши книги». Писатель несколько смутился, не знает, что сказать, отвечает, что он не держит в кабинете свои книги, да ещё в таком количестве. Но они продаются в магазинах, в частности в находящемся в этом же здании. «Да нет, зачем мы будем покупать? Вы нам подарите и поставьте автографы. А то, что сейчас нету, ничего, вы нам скажите, когда прийти забрать, мы придём и заберём».
По уходе любителей литературы я высказала радость, что Иван Иваныч не является архитектором. А то бы ходоки просили подарить им квартиры в спроектированном им доме, соответственно конструктор автомобилей получал бы такие «деловые предложения» о подарке желающим и ценящим его талант автомобили его конструкции. Калашникова, интересно, не обходят вниманием желающие получить автомат?
Даже у вполне адекватных людей нет разумения, что писатель точно так же покупает книгу, выпущенную издательством, в магазине, а если выпустил за свой счёт, то был бы не прочь вернуть хотя бы часть потраченного на издание. У режиссёра же не просят сторонние люди кассеты с его фильмами... Но у окружающих такое впечатление, что писатель рад раздаривать свои книги всем. В том числе незнакомым людям. То есть людьми эта тяга писателей поделиться своим творчеством с окружающими фиксируется.
