Аркадий Арканов
– Завтра пойдёте на десять километров! – сказал мне начальник отдела.
– Куда? – поинтересовался я.
– Не «куда», а «как», – сказал начальник отдела. – Десять километров на лыжах. Кросс.
– Да… Но мне пятьдесят три года.
– А это не имеет значения. Мы должны обеспечить массовость. Приказ есть приказ.
– А когда я получу суточные? – спросил я.
Начальник отдела покрутил около виска пальцем:
– Вы что, серьёзно?
– Разумеется. Всё-таки десять километров…
– Пойдёте за свой счёт, – сказал начальник отдела. – Потом оплатим.
И он указал мне на дверь.
Всю ночь мы с моей старухой не сомкнули глаз, готовя меня в дорогу, и к утру наконец чемодан был уложен.
– Не занашивай рубашки, – говорила мне моя старуха. – Меняй их чаще.
В хозяйственную сумку она уложила еду.
– Здесь курица, – сказала она, – десяток яиц, котлеты, как ты любишь, термос с бульоном, пирог с яблоками… Остальное будешь прикупать в дороге…
И старуха моя разрыдалась окончательно.
– Прости, если что не так было, – сказал я дрогнувшим голосом. – Всё-таки прожили мы с тобой хорошо.
– Береги себя, – сказала она, – обо мне не беспокойся и, главное, возвращайся с победой.
В десять часов утра на станции Реутово мне нацепили на грудь номер 184, и я стартовал…
Придя в себя после первого потрясения, я увидел, что справа от меня, слева, спереди и сзади шли ещё мои сослуживцы и много других сотрудников, с которыми я раньше не был знаком. Каждый из них имел свой номер на груди.
– Вы не устали? – спросил я у номера 12, когда мы прошли восемь метров.
– Пока держусь.
– А я буквально валюсь с ног…
– А вы крепитесь, старина, – подбодрил меня номер 12. – Говорят, что скоро наступит второе дыхание…
– Да, – ответил я. – И, кажется, последнее…
Около трёх часов дня, когда мы вошли в лес, упал на снег номер 200. Упал как подкошенный и умолял нас бросить его, а самим продолжать движение…
– Жене моей скажите прощальное слово, – хрипел он, – и передайте кольцо…
Мы подняли его, сделали ему искусственное дыхание, привязали к номеру 95 и тронулись дальше…
Однажды на рассвете неожиданный рывок совершил номер 70.
– Куда вы? Куда вы? – закричали мы.
– Мне необходимо быть дома в пятницу! – бросил он. – У жены день рождения!
Бедняга, видимо, потерял счёт времени, потому что уже было воскресенье. Недели три ещё его сутулая спина с номером 70 маячила перед нами, служа своеобразным ориентиром, но потом и она скрылась за деревьями. Мы продолжали идти вперёд, невзирая ни на какие трудности…
– Когда вы получили последнее письмо из дома? – спросил меня номер 50, ожесточённо работая палками.
– Очень давно, – ответил я грустно, отталкиваясь что было силы. – Жена пишет, что дома всё хорошо. Она уже на пенсии. Внук пошёл в школу. В городе провели метро…
– Да-а! – мечтательно произнёс номер 121. – А у нас уже, наверное, лето… Жара небось стоит… Птички поют… – И он смахнул слезу.
Номер 92 до кросса был профессором математики и убеждённым холостяком, но, впрочем, большим любителем женского пола.
– Здесь, кажется, неподалёку проходит женский кросс, – шепнул он. – Может, порезвимся, если ветра не будет… Потом нагоним, а?
– Это не спортивно по отношению к другим, – сказал я.
– Ну, как знаете, – буркнул он и начал бриться…
Больше я его не видел. Правда, номер 13 уверяет, что слышал ночью чьи-то крики о помощи. Всё может быть. Не исключено, что профессора задрали волки…
Пронеслись годы. Когда я после кросса вернулся домой, старуху свою я не застал, а на столе меня ждала её записка: «Милый! Меня забрали на соревнование по бобслею. Никто не знает, что такое бобслей, но подозреваю, что это что-то женское. Прощай навсегда!»
1970, № 14