Мария Степанова. Памяти памяти.
Романс. – Новое издательство,
2017. – 408 с.
Надо признать, в ряду прочих номинантов премии «Большая книга» этого года фигура Марии Степановой стоит несколько особняком. Она отличается от других соискателей тем, что в адрес её сочинения уже сказано столько комплиментов, что вопрос о присуждении награды представляется заранее решённым. Если заглянуть в интернет, то легко убедиться, что сетевое пространство буквально кишит ссылками на это имя и название. Разумеется, большинство отзывов совершенно и даже демонстративно комплиментарны. А если порой и звучит критика (например, текст, подписанный Флегматичным циником), то она вялая, беззубая и в итоге тоже выглядит как комплимент.
В этих условиях моя попытка выразить своё мнение представляется бессмысленной затеей. И всё-таки позволю сказать несколько слов. Не в смысле даже предъявления претензий, а в попытке разобраться в причинах внезапно вспыхнувшей популярности.
Мне кажется, Мария Степанова сумела поймать волну ожиданий той части читающей публики, которую можно связать с либеральной идеологией. Основными чертами этой модели мировидения можно назвать приглушённую неприязнь к советскому прошлому, сконцентрированность на узко семейном или, скажем так, местечковом существовании, безразличие к судьбам тех людей, которые не входят в близкий круг общения. В этом плане можно обнаружить здесь генетическую связь с романом Людмилы Улицкой «Лестница Якова». Правда, там угол зрения ещё более узок.
Читательское впечатление начинает складываться с самых внешних элементов книги. Говорю о своём сугубо личном восприятии и знаю, что многие со мной не согласятся.
Взять название. На мой вкус оно звучит несколько претенциозно и даже вызывающе. Память – слишком важная и ответственная материя, чтобы подходить к ней с инструментарием каламбура. Это всё равно, что шутить на тему холокоста.
Далее – оформление. Бескрылый фарфоровый ангелочек производит скорее отталкивающее, нежели притягательное впечатление. Лично у меня он вызывает ассоциацию с куклой, которую сажают на капот свадебного лимузина. Да, этот образ возникает на страницах книги и призван раскрыть тему разбитых детских чаяний. Но такое решение визуализировать литературную метафору кажется лобовым и прямолинейным.
Теперь что касается жанра. Выбор автора – романс – звучит довольно манерно, а главное – не соответствует сути дела. Перед нами, собственно, семейный альбом, что, кстати, отмечается во многих отзывах на книгу.
Представьте себе, что вы пришли в гости, а хозяйка не успела закончить сервировку стола, и вот вас усаживают на диван и дают от скуки на время ожидания полистать увесистый фолиант, заполненный старыми фотографиями, открытками, надписями и прочими артефактами. Вы с интересом знакомитесь с этой субъективной эпопеей – частной историей семьи, предполагая, что минут через двадцать вас позовут за стол. Но вместо этого хозяева вдруг одеваются и уходят из дому, на неопределённое время (может, и на несколько суток) оставляя вас наедине с родовой памятью. Вероятнее всего, вы почувствуете себя неуютно.
Марсель Пруст развернул личное памятование на пространстве семи томов. Но, положа руку на сердце, скажу, что не встречал человека, прочитавшего «В поисках утраченного времени» от корки до корки. А вот «Войну и мiръ» (именно так автор призывал понимать свою эпопею) прочитали миллионы. Во-первых, Толстому удалось сердечно связать читателя с судьбами Николая Ростова, князя Андрея, графа Пьера, фельдмаршала Кутузова, Платона Каратаева, и те стали для нас родными людьми, так как не закрыты в скорлупе семейного мирка. Даже Васька Денисов, Анна Павловна Шерер, масон Баздеев или бретёр Долохов воспринимаются нашими близкими знакомыми. А главное – русскому гению удалось поместить своих героев в контекст общегосударственной судьбы. Вот почему, как сказал один покойный поэт, человек, прочитавший этот роман, становится другим.
Вот и всё, что хотелось бы сказать, а так-то что ж. Книга написана плотно, фактурно, детализировано. Жизнь, представленная в ней, узнаваема и реалистична. С точки зрения психологии комар носа не подточит. С русским языком тоже полный порядок, но только трудно отделаться от впечатления, что перед нами не русская, а русскоязычная проза. Что, кстати, отмечают авторы многих отзывов на произведение Марии Степановой «Памяти памяти».
Сергей Казначеев