Обычно с такой исторической дистанции сочинения давно ушедших авторов выглядят несколько архаичными. Но в случае с Островским этого не происходит: его пьесы и сегодня актуальны, звучат свежо, а потому и активно востребованы на современной сцене. Он по-прежнему в числе наиболее популярных авторов. Например, в Московском художественном академическом театре имени М. Горького с успехом идёт не самая известная из его пьес – «Дикарка».
При первом взгляде на внешность этого человека, будь то портрет кисти Василия Перова или немногочисленные дагерротипы, мы получаем довольно ясное представление о характере драматурга. Простое открытое лицо с высоким лбом и окладистой бородой, умные проницательные глаза, незамысловатая русская одежда, сильные и совсем не изнеженные руки… Эти зрительные впечатления не обманчивы: таким он и был: откровенным, искренним, близким к народу, привыкшим много и плодотворно трудиться. Таковы и его многочисленные пьесы, понятные и точные в психологическом плане.
Все человеческие симпатии Островского были сосредоточены вокруг образа жизни и быта купечества из Замоскворечья. Он там и родился, рос, становился личностью – на улице Малая Ордынка. Это обстоятельство биографии роднит его с другим замоскворецким гением – Аполлоном Григорьевым. Стоит ли говорить, что будущий гений русского театра впитал в себя нравы, поступки, язык окружавших его людей, чтобы затем претворить этот жизненный опыт в тексты своих произведений.
Обычно наше знакомство с творчеством Островского начинается с драмы «Гроза». Премьера спектакля состоялась в Малом театре в 1859 году. Она долгое время входила и, надеюсь, входит в школьную и университетскую программы, стала поистине хрестоматийным, можно сказать, культовым созданием драматурга. Однако в советские времена эта драма доходила до сознания учащихся под конвоем взглядов яркого, но довольно прямолинейного критика Николая Добролюбова, ученика Белинского, который тоже высоко оценил ранее создание драматурга – «Банкрут» («Свои люди – сочтёмся»). Эта позиция была проведена в учебниках, об этом толковали и учителя. Они видели конфликт, сюжет и концовку этой пьесе преимущественно в социальной сфере. Но насколько верна такая трактовка? Социальность в ней, как, впрочем, и везде, несомненно, присутствует. Но является ли она главным мотивом пьесы? Попробуем разобраться.
Для того чтобы изучить уклад жизни соотечественников с берегов Волги, который существенно отличался от столичных реалий, Островскому потребовалось отправиться в верховья великой русской реки. Этому способствовала командировка, предоставленная молодому драматургу Морским ведомством. Там он наглядно узрел совсем другие характеры и поведение людей, привыкших к раздолью, шири и вольнице.
Образ Катерины, истолкованный критиком как «луч света в тёмном царстве», вызывает гораздо больше вопросов, чем может показаться. Молодая женщина, живущая в купеческой семье в городе Калинове на Волге, не любит своего мужа Тихона и, как только он по делам отправляется в Москву, с подачи своей золовки Варвары заводит интимную связь с племянником купца Дикого Борисом, нарушая тем самым супружескую верность и таинство православного брака, а затем, запутавшись в муках совести, накладывает на себя руки. Самоубийство по христианским понятиям – непростительный грех. Таких людей хоронили за пределами кладбища. Ничего себе луч света!
Кто-то усомнится: а возможна ли была такая свобода нравов в среде русского купечества, сердцевину которого составляли суровые старообрядцы? Однако, как кажется, драматург произвёл в этой пьесе вольную контаминацию купеческой и театральной, закулисной жизни, которая всегда отличалась большой свободой поведения. Как поётся в одной фривольной песенке, «в театре все артисты за роль дерутся, а после репетиций они… играют».
Тем не менее образ Катерины обладает огромной притягательностью. Вообще говоря, Островского можно назвать тонким знатоком женского характера. В его пьесах, пожалуй, больше запоминающихся героинь, нежели героев. Это и понятно: у России, как не раз говорилось, женская душа. В разные годы и в разных постановках эту роль исполняли такие выдающиеся актрисы, как Любовь Никулина-Косицкая, к которой драматург испытывал самые нежные чувства, Мария Савина, Пелагея Стрепетова, Мария Ермолова и другие.
Интересны и другие персонажи этой драмы. Чего стоят только рассказы богомольной странницы Феклуши или диалоги Дикого с механиком-самоучкой Кулигиным: «– Да гроза-то что такое по-твоему, а?.. – Электричество. – Какое ещё там елестричество!.. Гроза-то нам в наказание посылается... а ты хочешь шестами да рожнами какими-то, прости Господи, обороняться». Тем самым Островский устами не самого симпатичного героя проговаривает смысл названия пьесы. Богобоязненная Катерина совершает грех и по законам драмы должна быть наказана. Некоторые критики усматривают в слове «Гроза» недвусмысленную отсылку к монументальной фигуре царя Иоанна IV (Грозного), ибо в годы его правления в судьбе России происходили суровые и судьбоносные события.
Постановок «Грозы» не перечесть. Более всего страшно от того, что вдруг какой-нибудь режиссёр-новатор решит осовременить творение Островского и выставит Катерину и Варвару сексуально озабоченными нимфоманками или отвязанными феминистками, Бориса – панком с ирокезом на макушке, а изобретателя Кулигина – продвинутым программистом-айтишником.
Аналогичная проблематика просматривается и в другой драме – «Бесприданница», более известной современному зрителю по фильму Эльдара Рязанова «Жестокий романс». Здесь тоже – измена и ещё ярче выявлена социальная проблематика. Почему замечательной и талантливой девушкой Ларисой Огудаловой все вертят, как куклой, и распоряжаются, как вещью, доводя до смерти? Да потому что приданого за ней нет, а потому и жениха порядочного найти нелегко. А будь за ней золотые прииски, то она сама бы тасовала женихов как карточную колоду и выбирала, кто ей милее.
Отношение критики к картине было неоднозначным. Она вменяла в вину режиссёру то, что он отошёл от текста Островского. Но Рязанов предусмотрительно отказался от знакового названия «Бесприданница» и в титрах указал: «По мотивам произведений А.Н. Островского». А вот зрители фильм приняли, оценили, некоторые взялись за книгу, чтобы перечесть текст драмы.
Впрочем, между «Грозой» и «Бесприданницей» было множество других легендарных пьес. Тут и поэтическая сказка «Снегурочка», где ярко воссоздан пантеон славянских языческих богов и героев. Тут и комедия «Лес» с любвеобильной и страдающей помещицей Гурмыжской, а также образами актёров – Счастливцева и Несчастливцева, олицетворяющих два взгляда на театральное искусство. В сущности, вслед за Шекспиром Островский создаёт свой театр в театре – подход, который в будущем станет популярным, аукнется в творчестве Чехова, Булгакова, Вампилова...
Отдельно хочется сделать комплимент драматургу, с каким вкусом и изобретательностью он придумывал имена и фамилии для своих действующих лиц: Лазарь Елизарыч Подхалюзин, Сысой Псоич Рисположенский, Уар Кирилыч Бодаев, Харита Игнатьевна Огудалова, Мокий Пармёныч Кнуров, Юлий Капитоныч Карандышев, Сергей Сергеич Паратов, Ираклий Стратоныч Дулебов, Иван Семёныч Великатов, Пётр Егорыч Мелузов, Мартын Прокофьич Нароков и т.д. Многих фамилий такого рода не найти в словаре Б. Унбегауна, но они звучат естественно, согласно логике языка.
Не следует думать, что путь драматурга к признанию был устлан розами. Ему приходилось и самому выходить на сцену в качестве актёра, и обивать пороги театрально-правительственных инстанций. В одном из писем он горько сетовал, сколько времени и сил приходится тратить на продвижение сочинений в печать и на сцену, тогда как в Европе режиссёры буквально охотятся за мало-мальски талантливой пьесой. К сожалению, эта проблема остаётся актуальной и в наши дни. Как автор двух с половиной пьес могу свидетельствовать: режиссёры в интервью любят жаловаться на отсутствие современной драматургии, а дашь им своё сочинение – так они даже и читать не хотят.
Многолетние мытарства, безденежье, непрерывный изматывающий труд, хронические болезни (ревматизм и проч.) привели к тому, что Островский ушёл из жизни на пике расцвета своего таланта: очевидно, многие творческие планы остались нереализованными. Однако зрители и читатели следующих поколений по достоинству оценили его заслуги. О личности и творениях драматурга писали такие разные по взглядам и позициям биографы, как Владимир Лакшин и Михаил Лобанов.
В книге Лакшина, в частности, даётся такая оценка особенностей его дарования: «Островский – драматург, а значит, как художник обручён с самой объективной и безличной формой литературы: его герои – это вовсе не он сам, хотя бы и в пересозданном искусством виде. Чужие волнения, страдания, страсти. Ни слова о себе, о своих близких, о личном. Такова вообще участь драматического писателя. Что можно сказать о судьбе Шекспира или Лопе де Вега на основании их пьес? Островский приоткрывается нам в своих комедиях и драмах ничуть не больше, чем Шекспир в своих «Отелло» или «Макбете»…»
Несмотря на это утверждение, можно сказать, что обстоятельства жизни русского гения известны гораздо больше. Это делает его ближе и понятнее людям нынешних и будущих поколений.